Чем женщина отличается от человека - Александр Никонов

На тренинг чуткости посылают и преподавателей, и первокурсников – в общем, всех, кто не соответствует стандартам политкорректности. Например, в университете Цинциннати на тренинг чуткости попала белая женщина. Группа хунвейбинов, собравшаяся вокруг нее, заставила женщину встать и начала ее «критиковать». Несчастную стали высмеивать как представителя «привилегированной белой элиты». Ее обвиняли в том, что она белая, голубоглазая и блондинка. Руководитель тренинга заявил, что все три диплома, полученные казнимой в трех престижных вузах, ни черта не стоят, потому что достались ей даром: «по наследству, генетически». В конце экзекуции несчастная уже не могла стоять, она сидела и рыдала.

…Ой, я совсем забыл, мою книгу могут читать совсем молодые люди, не знающие, кто такие хунвейбины. Даю справку. Во времена китайской Великой культурной революции под руководством мудрого вождя Мао Цзе-дуна было воспитано целое поколение молодых фанатиков, которые смело критиковали всех недопонимающих идеи Великого кормчего. Китайский журналист Лю Сумэй так описывает это замечательное время:

«В 1966 году мне было 14 лет, и я был «красным маленьким солдатом» – хунсяобином. Я жил тогда на юге Китая, в народной коммуне Дапин, недалеко от города Наньпин в провинции Фуцзянь. Лозунги Мао о разгроме «всякой нечисти» и «буржуазных элементов» докатились и до нашей деревни. Во исполнение решений Великого кормчего партийный секретарь нашей коммуны и ее административный состав подверглись «публичной критике»: хунвейбины водили их по деревне в больших колпаках и с табличками на шеях… В деревне жили тогда всего несколько сот человек, но появилась собственная организация хунвейбинов – «боевой отряд» со своим командиром. От их террора погибли как минимум двое. Бывшего помещика хунвейбины забили ремнями, а бывший гоминьдановский староста повесился, не выдержав травли. Я и мои сверстники очень завидовали хунвейбинам…»

Журналист Василий Головин в одной из своих заметок приводит рассказ одного бывшего хунвейбина, который в 1970 году собственную мать… нет, не зарубил мачете, как мать-хуту своего ребенка-тутси, а просто написал на нее донос. Толпа хунвейбинов схватила его мать, ее начали избивать, мазали нечистотами, заставляли часами стоять на коленях, снова избивали, а потом расстреляли. При этом характерно отношение тогдашнего сына-хунвейбина к матери. Он написал на нее донос потому, что мать, как ему показалось, не очень уважительно отозвалась о товарище Мао: «Я почувствовал, что передо мной стоит не мать и даже не человек. Это было чудовище, классовый враг».

Возвращаемся к нашим баранам. Точнее, бараншам. Или баранкам? В общем, к феминисткам, а также к социальным практикам современной Америки.

Вот другой пример тренинга чуткости – чуткости к сексменьшинствам. В Корнеллском университете всех преподавателей загнали на пидорскую политинформацию и заставили смотреть порнофильм, как голубые трахаются. При этом тех, кто морщился, фотографировали – чтобы выявить неблагонадежных и впоследствии с ними плотно поработать или вовсе уволить, если в результате дальнейших тренингов на их лицах при просмотре гей-порно так и не будет появляться улыбка.

В университете Пенсильвании в аудитории разгорелась дискуссия о проблеме рабства. Черные студенты неистовствовали. Чтобы утихомирить публику, профессор сказал, что не только черные являются бывшими рабами – белые тоже (см., например, восстание Спартака). Это была оплошность! Через несколько дней негры толпой завалились к профессору и потребовали извинений. Он извинился. Показалось мало. Через три месяца Лига черных студентов потребовала уволить расиста из университета. Университетское начальство на два месяца отстранило профессора от занятий и отправило его на промывку мозгов – посещать тренинг чуткости. На сей раз расовой.

На каждого преподавателя, который в аудитории не проявляет «необходимой чуткости», пишется донос, и бедолага отправляется на промывку мозгов. Стоит профессору при чтении лекции быть уличенным в использовании «нечуткого языка», как администрация по сигналам студенток вызывает «бесчувственного» на ковер и требует от него посещения тренинга. Отказ от издевательств равносилен увольнению. Причем увольнению с волчьим билетом, поскольку больше нигде в Штатах устроиться человеку не дадут: «нечутких» на работу не берут – не позволят феминистические организации, которые отслеживают судьбу изгоев почище полиции.

Аналогичные тренинги существуют, естественно, и для выхолащивания мужчин. Там мужчинам в течение нескольких часов в доступной форме объясняют, кто они есть на самом деле – ленивые похотливые самцы, подсознательно стремящиеся к насилию над женщинами и собственными детьми. С многочисленными примерами. Потом задают контрольные вопросы для проверки усвоенного. Ты понял, что ты скотина, животное? Нет, ты понял?.. Повтори!..

Ботиночки

– Старик, ты чем сейчас занимаешься? Ты, я слышал, ушел из «Огонька», – спросил меня мужчина, самец, угнетатель, эксплуататор Юрий Нефедкин, мой студенческий друг.

Мы встретились возле выхода из сетевого продмага капиталистического образца, где я покупал винца сухого красного и мяса парного свиного – специально, чтобы покормить друга своего старинного, времен советских, непростых. Мы договорились встретиться аккурат у выхода из магазина. Цель: я посажу друга своего старинного в автоматический мобиль корейского производства и свезу к себе домой. Где произведу с ним распитие вышекупленных напитков, после чего передам ему ботиночки.

Новые совсем ботиночки 35-го размера. Мой сын так и не успел их ни разу поносить – вырос. А у Бена (студенческая кличка Юры) сын младше, ему должны аккурат впору прийтись. А если не в пору, Бен знает, куда ботиночки пристроить:

– У меня соседка – мать троих детей. Мал-мала… Я ей всегда отдаю одежду – целые вороха, из которых мои дети выросли. Она радуется страшно, потому что купить не может. Одинокая баба без мужика. В церковном хоре поет.

– Это она зря. Боженька ботиночки с неба не сбросит.

…Он же не «угнетатель». Хотя и Патриарх…

– Короче, не пропадут твои ботиночки, – сказал Бен. – А чем все-таки ты сейчас занимаешься? Ты же ушел из «Огонька».

– Ушел. Журнал изменился – повернулся лицом к потребителю, а мне неохота писать про то, как правильно выбрать ботинки. Я их лучше тебе отдам… Поэтому сейчас сижу и книгу пишу. Угадай, про что.

– Ну?

– Про феминизм.

– О-о. Страшное дело. Мой… не знаю уж, кем он там мне приходится, – в общем, муж сестры моей жены… Это кто?

– Да пес его знает, я тоже никогда не понимал всех этих деревенских кличек – «шурин-деверь-сват-кум»… Ну, и чего он?

– Фамилия его Г-ров, только ты не пиши фамилию, я тебя умоляю. Он известный в Америке ученый-биолог, работает по проблеме рака.

– Это у которого были судебные проблемы с соседями из-за того, что он забыл газон возле дома постричь?

– Да. Но это давно было. А вот недавно он опять в историю влип. По своей европейской привычке сделал комплимент одной коллеге – назвал ее красивой. А эта тварь оказалась феминисткой и подала на Г-рова в суд. Типа, обиделась.

– Вот сука!

– Не то слово! Бедный Г-ров как ни извинялся, как ни говорил, что вовсе не то имел ввиду, что вовсе она не красивая, а напротив, страшная… Ничего не помогло – присудили ему штраф и еще на адвокатов потратился.

…Потом мы сидели на кухне, жрали мясо, как все дикие самцы, запивали его вином агрессивного красного цвета и продолжали сексистские разговоры.

– Как ты думаешь, – спросил меня Бен. – Отчего эти феминистки такие осатанелые?

– У них проблемы гормонального и интеллектуального плана. Но к гормональным проблемам я перейду в четвертой части книги, а мы сейчас пока что находимся в третьей. Не гони лошадей, наливай…

Два озверевших от женской крови насильника-угнетателя сидели, попивая винцо, а в небе над ними летали туполевы и илюшины; с потолка светил нитью накаливания эдисон; на электрической плите грел пищу фарадей; рядом на стенке, ожидая вызова, висел белл; под окном ждал своего хозяина форд с дизелем; где-то за стенкой чуть слышно играл моцарта трехпрограммный маркони; в шкафу среди прочих висело старое платье жены а ля версаче, отстроченное зингером; в морозильнике линде ждала своего часа запотевшая бутылка менделеева; на табуретке рядом лежал первопечатник федоров; за окошком радовался потеплению цельсий… Весь мир, куда ни глянь, был наполнен насилием и угнетением. И всё, всё, что напридумывали насильники, было направлено исключительно на одно – угнетение женщин. Даже стиральные и посудомоечные машины. Даже профеминистические законы, принятые патриархальными угнетателями в последние десятилетия, и те были направлены целиком на скрытое угнетение женщин.