Тени сгущаются - Глен Кук

– Да что это за ящик такой? – сердито спросил Одноглазый. Я пропустил его вопрос мимо ушей.

– По-моему, у тебя чересчур разыгралось воображение, Костоправ, – сказал Капитан. – Но, с другой стороны, Ворон достаточно хитер, и это было бы вполне в его духе. Как только я смогу тебя отправить, поедешь туда и все выяснишь.

– Если Ворон достаточно хитер, так, может, и Взятые достаточно коварны, чтобы разделаться с нами?

– Не буди лихо, пока тихо. Там видно будет. – Он повернулся к Одноглазому: – А вы с Гоблином чтобы прекратили свои шуточки. Ясно? Начнете резвиться – Взятые враз насторожатся. Ты, Костоправ, не спускай с Азы глаз. Он должен будет показать тебе, где погиб Ворон. Я отправляюсь назад к Отряду. Ильмо, поедем со мной, проводишь меня чуток.

Понятно. Небольшой разговор наедине. Держу пари, он коснется моих подозрений насчет Взятых. К некоторым людям так привыкаешь, что можешь запросто читать их мысли.

Глава 33. Арча. Стычка

После визита Капитана многое переменилось. Ребята стали более собранными. Влияние Ильмо начало расти, мое – наоборот, таять. Исчезла давешняя расхлябанность и апатия, настроение авангарда Отряда сделалось решительным. Все были готовы к действию в любой момент.

Средства сообщения улучшались на глазах, а спать приходилось все меньше. Мы постоянно, каждые пару часов, поддерживали друг с другом связь. А Ильмо придумывал повод за поводом, чтобы отослать всех, за исключением самого себя, подальше от Черепичника – туда, где Взятым было бы труднее их найти. Я со своим подопечным Азой торчал на склоне возле черного замка.

Напряжение росло. Я чувствовал себя цыпленком из выводка, готового броситься врассыпную, как только из засады прыгнет лисица. Я старался отвлечься от мандража, приводя в порядок Анналы. В последнее время я совсем их забросил, делая лишь короткие заметки.

Когда напряжение становилось невыносимым, я шел наверх поглазеть на черный замок.

Я намеренно подвергал себя риску, как ребенок, который ползет по ветке дерева, несмотря на то что может упасть и разбиться насмерть. Чем ближе я подходил к замку, тем больше сосредоточивались на нем мои мысли. На расстоянии двух сотен ярдов все прочие тревоги испарялись. Угроза, исходившая от крепости, пробирала меня до мозга костей. На расстоянии двух сотен ярдов я ощущал, что это значит – когда тень Властелина нависает над миром. Я понимал, что чувствовала Госпожа, когда думала о возможном воскрешении супруга. Все эмоции окрашивались в тона безнадежного отчаяния.

В некотором смысле черный замок был чем-то большим, чем ворота, через которые в мир могло проникнуть величайшее зло. Он был зримым воплощением метафорической концепции, живым символом. Замок действовал на психику подобно большому кафедральному собору. Как и собор, он был отнюдь не только зданием.

Я мог до бесконечности смотреть на его обсидиановые стены и гротескные барельефы, вспоминая Шедовы рассказы и постоянно копаясь в отстойниках своей собственной души в поисках некоей врожденной порядочности, погребенной под хламом моей взрослой жизни. Этот замок был, если хотите, нравственным ориентиром. Если, конечно, вы сохранили способность соображать и хоть какие-то остатки восприимчивости.

Порой меня сопровождали Одноглазый, Гоблин, Ильмо или еще кто-нибудь из ребят. Никто из них не оставался равнодушным к воздействию замка. Они могли стоять там со мной, болтая всякий банальный вздор о его архитектуре или же о влиянии его на судьбу Отряда, но в душе при этом постоянно шла подспудная работа.

Я не верю в абсолютное зло. О своей философии я не раз уже упоминал в разных местах Анналов, и ею проникнуты все наблюдения, записанные за время моего пребывания в должности летописца. Я верю в то, что есть их сторона и наша, а где добро и где зло – об этом судить тем, кто выживет. В мире людей редко бывает так, чтобы под одним знаменем стояли сплошь светлые личности, а под другим – темные. В нашей войне с повстанцами восемь-девять лет назад мы служили стороне, которая, считалась темной. Однако мы видели, что приверженцы Белой Розы творят гораздо больше зла, нежели те, кто служит Госпоже. Явные злодеи по крайней мере не лицемерны.

Мир хорошо знает, чего ждать от Госпожи. Идеалы же и нравственные принципы повстанцев, переменчивые, как погода, и гибкие, как змея, вечно противоречат их поступкам.

Однако я отвлекся. Это все из-за черного замка. Он заставляет вас попетлять по всем тупикам, кривым дорожкам и ложным следам, которые вы протоптали в течение своей жизни. Он заставляет совершить переоценку ценностей. Вызывает у вас желание определиться и встать на чью-либо сторону, хотя бы даже на сторону тьмы. Делает вас нетерпимым к вашей собственной податливой нравственности.

Подозреваю, что именно поэтому жители Арчи предпочитают делать вид, будто черный замок не существует. Это абсолют, требующий абсолютов в мире, предпочитающем относительность.

Стоя под теми черными стеклянно блестящими стенами, я часто думал о Душечке, поскольку она была антиподом замка. Белым полюсом – абсолютом, противоположным тому, что символизировал черный замок. Я не так уж много общался с ней после того как узнал, кто она такая, но, помнится, ее присутствие тоже лишало меня душевного покоя. Интересно, какое воздействие оказала бы она на меня теперь, когда подросла?

Судя по тому, что рассказывал Шед, Душечка не давила на психику так, как черный замок. У самого Шеда она вызывала только одно желание – затащить ее в постель. И Ворон тоже не свернул под ее влиянием на стезю добродетели. Скорее, наоборот, еще глубже погряз в грехах – хотя из самых благородных побуждений.

Возможно, в этом был какой-то глубинный смысл, диалектическое противоречие средств и целей: Ворон, действующий с прагматичной аморальностью Князя Тьмы ради спасения девочки, воплощавшей в себе единственную надежду на избавление мира от Властелина и Госпожи.

О, как это было бы чудесно, если бы мир и его моральные проблемы походили на шахматную доску с черными и белыми фигурами, с твердыми правилами игры – и никаких тебе серых оттенков!

Даже Аза и Шед ощущали ауру замка, когда я приводил их сюда среди бела дня и заставлял постоять, глядя на его беспощадные стены.

Особенно Шед.

Он был сейчас в таком положении, когда мог себе позволить колебания и угрызения совести. Финансовые проблемы уже не мучили его, как прежде, а вырыть себе очередную яму мешало наше неусыпное наблюдение, так что он мог свободно предаться самоанализу и исполниться презрением к самому себе. Я не раз водил его к вершине, наблюдая за тем, как вспыхивала искорка порядочности, таившаяся на самом дне его души, вздергивая беднягу на дыбу внутренних терзаний.

Не знаю, как Ильмо это удалось. Возможно, он не спал неделями. Но когда Отряд спустился с Воландерских гор, план оккупации был уже готов, Вчерне, конечно, но мы и такого не ожидали.

Я был в Котурне, сидел у Шеда в «Железной лилии», когда первые слухи дошли до побережья, вызвав сильнейшее смятение его обитателей. Шедов сосед, торговец дровами, ворвался в «Лилию» с воплем:

– Там целое войско спустилось через перевал! Иноземное! Тысячи солдат! Говорят…

В течение часа в таверне появилась дюжина клиентов со свежими новостями. И с каждым разом войско становилось все больше, а цели его – все загадочнее. Никто понять не мог, чего хочет Отряд. Очевидцы строили догадки, исходя из своих собственных опасений. Все они были далеки от истины.

Солдаты, хотя и измотанные долгим переходом, под руководством людей Ильмо быстро заняли город.

Леденец привел в Котурн усиленную роту. Мы по опыту знали, что самые злачные трущобы обычно оказывают самое яростное сопротивление. Но стычки случались крайне редко. Жители Арчи, захваченные врасплох, понятия не имели, как и за что им сражаться. Большинство просто наблюдали и выжидали.

Я вернулся к своему взводу. Если Взятые что-то замышляли против нас, сейчас для них самое время перейти к действию.

Но все было тихо-мирно. Насколько я мог судить, члены нашего авангарда вели и направляли прибывающие подразделения. Никто не вышел со мной на связь в течение двух следующих дней. К этому времени город был усмирен. Все ключевые позиции оказались в наших руках. Все общественные здания, арсеналы, все укрепленные пункты, даже штаб-квартира Хранителей в Выгородке. А жизнь продолжалась как ни в чем не бывало. Беглые мятежники попытались было поднять народ на восстание, совершенно обоснованно обвинив герцога в том, что это он привел в Арчу Госпожу. Но горожанам было до фени.

И только в Котурне еще вспыхивали схватки. Ильмо хотел навести в трущобах порядок. Однако некоторым здешним обитателям порядок был не по нутру. Силами роты Леденца Ильмо разгромил группировки преступных боссов. Я не видел в этом особой необходимости, но умные головы боялись, что гангстерские банды могут стать очагами будущего сопротивления. А любое сопротивление, мол, нужно подавлять в зародыше. Я думаю, определенную роль здесь сыграло также стремление завоевать народную поддержку.