Двери паранойи - Андрей Дашков

Это я сейчас такой умный. А тогда ничего подобного, разумеется, не могло прийти мне в голову. В опустошенном черепе завывал черный ветер отчаяния; сильнейший приступ клаустрофобии раздавил меня в подземной ловушке; змея, обвившая шею, позволяла вдыхать ровно столько воздуха, чтобы я не сдох от остановки сердца.

Я бездумно пялился на бегущие строчки, которые навевали морок и приговаривали меня к окончательному уничтожению. Через несколько мгновений действительно стали слышны кое-какие звуки: шорохи джунглей, шум тропического ливня, стук барабанов в затерянных селениях и голос колдуна, бормотавшего заклятия…

Вдруг по экрану прошла рябь. Цепочки символов распались, рассыпались на фрагменты; потом вся эта мозаика превратилась в радужную паутину, напоминающую бензиновую пленку на воде.

Зоя произнесла несколько нехороших слов сквозь зубы. На потревоженной глади возникло лицо Фариа – точнее, ТРИ ЧЕТВЕРТИ лица. Поначалу я принял его за ущербную луну. Возможно, недостающую четверть раньше составляли парившие рядом обломки – теперь они напоминали раздробленную яичную скорлупу.

Одна глазница была пустой, левый краешек рта отсутствовал, так же как и значительная часть челюсти. Ветвящиеся трещины доходили до ноздрей, а вверху исчезали под волосами несимметричного скальпа. И это лицо продолжало разрушаться, будто старая церковь. Я видел, что от него отслаиваются мелкие частицы размером чуть больше экранного зерна и уносятся хаотическими течениями, которые перемешивали их, словно те были песчинками на дне прозрачного ручья. Фариа тщетно пытался удержать свой раскалывающийся на части, размытый и тающий виртуальный образ такими же объеденными изуродованными пальцами…

Вскоре у меня не осталось сомнений в том, что старик неведомым образом сражался с кремниевым монстром и постепенно проигрывал – его изображение распадалось на глазах, пожираемое вирусом. Но он отвоевал для меня несколько секунд относительной свободы.

36

Наваждение отступило. Постороннее влияние сделалось вполне контролируемым и осознанным – как газетная ложь. В ту же секунду я вмазал «браслетами» по экрану. «Ноутбук» скончался с тихим потрескиванием и, свалившись с Зоиных бедер, плюхнулся в дерьмо.

Зайка резко выдохнула. Я не успел закрыться – она нанесла удар двумя сложенными пальцами.

Эта сука быстро соображала и мгновенно поняла, что игры закончились. Поэтому напала не для того, чтобы меня вырубить. Ей нужен был мой труп, и она почти получила его.

Она двигалась с механической точностью. Ее твердые, будто сучья, пальцы пробили мое левое глазное яблоко; им не хватило совсем немного, чтобы достать до мозга. Меня спасло то, что я отклонился назад.

Боль вспыхнула в голове, как атомный взрыв. Я потерял контроль над мышцами и упал на спину. Тут же наступило удушье. Вместо крика я издал хриплое рычание. В такт с пульсацией крови по черепу стучал паровой молот.

Какое-то время я ничего не слышал, не видел и не осязал. В агонии мои ноги задергались, словно лапки обезглавленной лягушки под током. Кажется, я попал в живот этой чертовой бабенке, наклонившейся, чтобы прикончить меня. Она отлетела на пару метров и скорчилась, уткнувшись мордой в трубу, но я, к сожалению, этого уже не видел. Фонарь погас – утонул или разбился…

И тут произошло внезапное изменение – необъяснимое, почти пугающее.

Я стал совершенно нечувствителен к боли. В полной темноте нетрудно было поверить в то, что я похоронен заживо. Ничто не имело цены. В эту минуту я даже не сожалел об утраченном глазе.

Вскоре я сумел подняться и утвердился на ногах. В кого же меня превратили? Точного ответа нет до сих пор.

Грязной ладонью я вытер с левой щеки потеки теплого липкого вещества. Наступил на корпус «ноутбука» и раздавил его – будто сломал хребет электромеханической крысе. И только теперь осознал, что не дышу. Поднес руку к шее – галстук так глубоко врезался в кожу вместе с воротником сорочки, что его трудно было поддеть ногтями. Но я все же поддел – совершенно безболезненно разодрав себе горло…

Зоя начала шевелиться – я слышал ее прерывистое дыхание где-то поблизости. То, что мне наконец удалось схватить пальцами, вовсе не было сложенной вдвое и простроченной нитками полоской ткани. Я выдавливал кровь и внутренности из скользкого змеиного тела. Тварь громко зашипела, затем шипение перешло в пронзительный свист. В руку впились зубки, острые, как иглы. Я дернул посильнее, и зубки разжались…

Превращение галстука в существо отнюдь не казалось мне иррациональным – моя вера в рассудок пошатнулась гораздо раньше. Я держал в руках разорванную на две части змею. Оба куска судорожно извивались, орошая меня ледяным дождем. Я отбросил их в темноту. В ту же секунду в мои легкие ворвался воздух. Я несколько раз жадно вдохнул. Но сердце билось ровно, как метроном.

Возле моего левого уха раздался тихий голос. Тот самый безликий голос, который я слышал когда-то в комнате с черным алтарем. Звуковой двойник молчаливого латиноса. Мне показалось даже, что я снова почуял его запах, пробившийся сквозь вонь экскрементов.

– Мы еще встретимся, амиго! – пообещал зловещий голос.

И пропал.

* * *

…Рычание во тьме. Зоина голова врезалась мне в живот. Я ошибся, дав ей время прийти в себя. Впрочем, у меня не оставалось выбора.

Снова падая на спину, я успел ударить ее ладонями по ушам. Но ее барабанные перепонки, наверное, были сделаны из жести. По-моему, она хотела попасть мне коленом между ног и промахнулась. Я выпрямил руки, пытаясь вцепиться ей в горло, однако в зоне досягаемости находились не столь уязвимые части тела. Наконец мне удалось повалить ее, и через секунду я оказался сверху.

Я по-прежнему не испытывал боли. Кроме того, я больше не чувствовал ненависти. Я просто делал неприятную работу, которую не мог сделать никто другой. Мой ум был совершенно ясным, а удары – профессионально точными и очень эффективными. Тем, что Фариа называл направленным взрывом.

Спустя несколько секунд Зоя затихла.

Я наклонился к ее губам. Она не дышала. Во всяком случае, так мне показалось.

Лежа на ней, я понял, что не способен идти и даже ползти. Мной овладели смертельная слабость и опустошенность. Расплата за концентрацию, мать ее так! Созерцательное сознание и дыхание – вот все, чем я отличался от трупа.

Поскольку созерцать было практически нечего, кроме собственных угасающих ощущений в связи с хлюпающими звуками, которые издавало чужое дерьмо, я начал размышлять о том, как бы протянуть еще немного. И внезапно вспомнил о крестах, восстанавливающих искалеченные организмы. Черт возьми, мое положение было настолько хреновым, что я нисколько не опасался побочных эффектов и вредных последствий любого лечения, будь оно хоть трижды некромантией!…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});