Один маленький грех - Лиз Карлайл

— Но почему? Я не могу так поступать, — запротестовала Эсме. — Он отец Сорчи.

Леди Таттон снова поджала губы.

— Но он, моя дорогая девочка, не тот джентльмен, с которым может водить знакомство незамужняя женщина.

Эсме сопротивлялась.

— Я не могу лишиться возможности видеть Сорчу, — настаивала она. — Ни за что. Тетя, это слишком жестоко.

Леди Таттон задумалась, но только на мгновение.

— Очень хорошо, — сказала она. — У ребенка есть няня, ведь так? Скорее всего она сможет приводить ребенка по утрам. Сэр Аласдэр, насколько я могу судить, не встает — возможно, еще и не возвращается домой — до полудня, так что не заметит ее отсутствия. Позволь мне, Эсме, позаботиться о некоторых вещах. Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты или Сорча чувствовали себя несчастными.

И радостный, и горький разговор закончился тем, что леди Таттон захотела увидеть Сорчу, которую она назвала очаровательным ребенком. Поворковав и поохав над раной на голове девочки, уверив, что она была бы рада принять ребенка как своего собственного, леди Таттон наконец поднялась и поцеловала своих племянниц в щечки. Ей не хотелось уходить без Эсме, но в конце концов она согласилась с доводами Эсме и обещала вернуться за ней в конце дня.

Лидия проводила ее до дверей. Эсме села и заплакала.

Не подозревая, что его утренние привычки были осуждены не кем иным, как одним из столпов высшего света, леди Таттон, сэр Аласдэр Маклахлан проворно поднялся по ступенькам через какие-то три часа после того, как спустился по ним, ощущая в себе гораздо больше любви к окружающему миру, чем обычно. Его хорошее настроение было вызвано двумя совершенно несходными обстоятельствами. Он только что узнал от Хоза, своего второго лакея, что Сорча потребовала завтрак.

Что касается второго, то в кармане сюртука у него лежали две маленькие коробочки от ювелира, на приобретение которых он потратил утро, и если эти покупки облегчили его кошелек на несколько тысяч фунтов, так тому и быть. Этим утром цена не казалась ему слишком высокой.

У дверей его встретил Уэллингз.

— Я слышал, у нас наверху хорошие новости, — бодро сказал Аласдэр, передавая тому шляпу и трость.

Но у Уэллингза был такой вид, как будто в доме кто-то умер.

— Что такое? — встревожился Аласдэр. — Боже мой, что-нибудь с ребенком? Что случилось?

— Похоже, нас ждут неприятности, сэр, — мрачно отвечал дворецкий. — К нам явилась леди…

— Вы! — воскликнул пронзительный голос снизу лестницы. — Сэр Аласдэр Маклахлан?

Аласдэр быстро обернулся и увидел Лидию, сопровождающую хорошо одетую леди.

— Боже мой! — снова повторил он. — Леди Таттон? Мадам, вы ли это?

Ее светлость надвинулась на него, как семидесяти четырех пушечный корабль.

— Вы еще спрашиваете' — воскликнула леди. — А теперь, раз вы спросили меня, я хочу, чтобы вы уделили мне несколько минут.

Уже зная, что женщины, нарушающие неприкосновенность его жилища с просьбой уделить им немного времени, редко приносят добрые вести, Аласдэр насторожился.

— Вы в лучшем положении, чем я, мадам, — сказал он. — Особенно если учесть, что вы уже в моем доме.

Леди Таттон, высоко вскинув голову, прошествовала в гостиную, как если бы это была ее собственная гостиная. Аласдэр взглянул на Уэллингза — у того был вид, словно он проглотил лимон. Что, черт возьми, здесь происходит? Аласдэр передал свои покупки дворецкому, приказав запереть их в письменном столе.

— Так чем я могу быть полезен вам, мадам? — спросил он леди Таттон, входя в гостиную и снимая перчатки. — Я так полагаю, что вас привела сюда крайняя необходимость, поскольку мы едва знаем друг друга.

— Я не знаю вас, сэр, — неприязненно заявила она. — Но по вашей милости мы оказались в весьма затруднительном положении, и я здесь, чтобы все уладить.

Аласдэр застыл на месте.

— Прошу прощения?

— Мои племянницы! — выпалила она. — Те самые, которых вы держите здесь в заложницах!

Пол заходил под его ногами. Племянницы леди Таттон? Боже правый! Однако он сохранил присутствие духа настолько, чтобы презрительно бросить перчатки на пол.

— Я не знал, мадам, что держу кого бы то ни было в заложниках.

— Вы, сэр, нанесли невосполнимый ущерб репутации Эсме, — сказала леди Таттон. — Не смейте так высокомерно держаться со мной.

Теперь он испугался, и ему понадобилось все искусство игрока, чтобы скрыть это.

— Так вы тетя, я правильно понял? — спросил он небрежно. — Возвратились из дальних стран?

Она посмотрела на него так, как будто он сошел с ума.

— Конечно, я тетя! И не говорите, что вы этого не знали!

Он кисло улыбнулся.

— Я не знал. Но это мало что меняет. Сорча моя дочь.

— Что очень печально! — заметила ее светлость. — Плохо уже то, что она считается дочерью этого ужасного Ачанолта, а о вас, сэр, вообще говорить не приходится.

Аласдэр быстро терял терпение. Это было совсем не похоже на предвкушаемое им радостное возвращение домой, и ему не понравилось приведенное леди Таттон сравнение.

— Надеюсь, мадам, я не пал так низко, как человек, который может выбросить детей на улицу умирать с голоду! — резко сказал он. — Вы здесь с какой-то целью? Если так, изложите ее и оставьте меня. Я соболезную вашему горю в связи со смертью сестры, но отец ребенка — не ваша забота.

— Однако благополучие Эсме меня заботит, — возразила она. — А вы, сэр, едва не погубили ее репутацию.

— Боже мой, чего вы хотите от меня? — проскрежетал он. — Я не просил ее являться сюда!

— Да, но вы убедили ее остаться! — отвечала леди Таттон. — Вы знали, что она наивная, вы знали, что она в отчаянном положении, и вы воспользовались этим, ни на йоту не задумавшись о том, какой ущерб это нанесет ее доброму имени.

Теперь ее обвинения падали все ближе к цели.

— А Эсме… — Его голос дрогнул. — Что сказала вам Эсме? Леди Таттон посмотрела на него с подозрением.

— Она сказала, что сама во всем виновата. Что вашей вины здесь нет. Но я ни на секунду не поверила ей. Она очень неопытна, совершенно не знает жизни, и вам это известно.

Аласдэр отвел глаза и уставился в глубину комнаты. Время, казалось, остановилось, только тиканье напольных часов опровергало это.

— Тогда я женюсь на ней, — наконец проговорил он. — И больше не придется говорить о погубленной репутации.

Леди Таттон задохнулась от негодования.

— Ради всего святого! Нет, нет и нет!

Он снова посмотрел на нее и заставил себя говорить спокойно и твердо.

— Это сделало бы меня самым счастливым человеком на земле, — произнес он. Он не хотел такой судьбы для Эсме, но раз уж так вышло, перечисление леди Таттон всех его грехов облегчило ему задачу — он сделал то, что, как уже знал в глубине души, он должен был сделать. Но леди Таттон оставалась непреклонной.