Победа в битве за Москву. 1941–1942 - Владимир Барановский

Боевые действия на ближних подступах к Москве, продолжавшиеся с 25 ноября по 5 декабря 1941 года, И. В. Сталин встретил в осажденной Москве. Это стало в очередной раз мобилизующей силой для войск Красной Армии, защищавших столицу Советского Союза.

Уинстон Черчилль, получивший возможность встретиться с И. В. Сталиным в процессе создания антигитлеровской коалиции, в своих воспоминаниях представил его как дальновидного политика, умело и жестоко отстаивавшего интересы Советского государства. Характеризуя личные качества Сталина, проявленные им в ходе обсуждения военных проблем, Черчилль писал: «Немногие из ныне здравствующих людей могли бы за несколько минут понять доводы, над которыми мы настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все оценил молниеносно»… [161]

Даже после выяснения лично у Сталина причин коллективизации и уточнения количества граждан Советского Союза, выселенных в Восточную Сибирь в ходе ее проведения, Черчилль, являясь ярым противником коммунизма, не изменил своей оценки деятельности Сталина во время войны.

В своей программной речи в Фултоне, положившей начало «холодной войне», Черчилль все же признал: «…я восхищаюсь доблестным русским народом, глубоко уважаю моего товарища военного времени маршала Сталина»… [162]

Положительные стороны деятельности Сталина не умаляют его личной ответственности, а также ответственности Ставки Верховного Главнокомандования и руководства Красной Армии за поражения на начальном этапе войны, в особенности в битве за Киев и окружении немцами наших войск под Вязьмой и Брянском.

Существует мнение, что при своевременном приведении войск в западных приграничных округах в боевую готовность якобы можно было избежать больших потерь в начале войны и разгромить немецко-фашистские войска гораздо быстрее. Однако здесь нельзя поддаваться рассуждениям о мнимых «утерянных победах», как это делали немецкие генералы после их поражения, а прямо сказать, что Советский Союз к середине июня 1941 года не был готов к отражению нападения извне.

Разного рода заявления о возможностях Красной Армии в тот период времени носили больше пропагандистский, устрашающий характер.

Устаревшие к 1941 году виды авиационной и бронетанковой техники, поставленные в больших количествах на вооружение Красной Армии в тридцатых годах, требовали срочной замены. Общий объем современных танков и самолетов, имевшихся в войсках, был крайне незначительным, и что самое главное, войска еще недостаточно уверенно владели новым оружием. Только в ходе войны удалось по-настоящему сплотить народ и мобилизовать все технические и экономические ресурсы страны, чтобы окончательно разгромить гитлеровскую Германию.

Москва и москвичи

Москва всегда являлась политическим, экономическим и культурным центром Советского Союза, а с самого начала войны стала еще и военным центром, который должен был поднять армию и народ страны на защиту Отечества от немецкого вторжения и укрепить всеобщую уверенность в победе над опытным и коварным врагом.

В Москве располагались все основные органы управления государством: Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного Главнокомандования, Генеральный штаб Красной Армии и Правительство страны. Москва должна была помогать Красной Армии людьми, оружием и боеприпасами, а также оперативно решать проблемы, которые могли возникать у государственных органов в ходе войны. На москвичах лежала задача подъема патриотизма, мобилизации всех жителей страны на борьбу с немецкими захватчиками. Партийные и комсомольские организации Москвы возглавили работу по привлечению трудящихся города в народное ополчение и на героический труд на оборонных предприятиях.

Огромная ответственность по переводу Москвы на военные рельсы была возложена на руководителей Москвы – первого секретаря ЦК и МГК ВКП (б) А. С. Щербакова, председателя Моссовета В. П. Пронина, секретаря МГК ВКП (б) Г. М. Попова и командующего войсками Московского военного округа и Московской зоны обороны П. А. Артемьева.

Высоко оценивая вклад Александра Сергеевича Щербакова в организацию отпора немецко-фашистским захватчикам, Г. К. Жуков писал: «В период героической обороны Москвы в 1941 году А. С. Щербаков был одним из тех, кто умел зажечь в сердцах защитников столицы огонь жгучей ненависти к фашистам, стремившимся любой ценой овладеть Москвой»… [163]

В период всего сражения за столицу руководители города пользовались доверием Верховного Главнокомандующего и всего населения Москвы.

О конкретных делах руководителей страны лучше всего говорит практический вклад Москвы в дело разгрома врага в тяжелый период 1941–1942 годов. При личном участии руководителей Москвы была создана и эффективно функционировала противовоздушная оборона города, были сформированы и переданы Красной Армии дивизии народного ополчения, в сжатые сроки был налажен выпуск вооружения для Красной Армии. Руководители Москвы заботились о трудящихся города, которые, не жалея сил, по 1012 часов в сутки трудились на рабочих местах предприятий и государственных организаций.

Первым и чрезвычайно сложным мероприятием, которое в силу необходимости пришлось осуществить правительству Москвы, была эвакуация на восток страны мирного населения, ценностей, предметов искусства, библиотек. Особую сложность представляли работы по перемещению на Урал и в районы Сибири оборонных предприятий.

Эвакуация мирных жителей Москвы, женщин и детей началась еще в середине июля 1941 года. Через Москву также пролегал поток беженцев, уходивших с оккупированных немцами территорий и спасавшихся от зверств и бесчинств гитлеровских войск и немецких комендатур. В начале войны возникла еще одна проблема, связанная с переселением большого количества людей: по представлению войск пришлось принимать меры по выселению враждебно настроенных к советской власти граждан из зоны боевых действий. В своем донесении от 3 августа 1941 года Военный совет Южного фронта просил принять меры по пресечению обстрела бойцов и командиров частей Красной Армии, отступавших на восток, из домов, в которых проживало местное немецкое население. [164]

Этих людей, включая немцев-москвичей, которых насчитывалось до 30 тысяч человек, пришлось не только переселить в Сибирь и Казахстан, но и трудоустроить по новому месту жительства и построить им жилье за счет государства.

В конце сентября – начале октября 1941 года в связи с приближением немецко-фашистских войск к Москве остро встал вопрос о завершении эвакуации из города оборонных предприятий и населения, которые могли подвергнуться бомбардировке при прорыве немецкой авиации к городу. Решение о перемещении на восток основных военных предприятий было принято еще в начале июля. В середине июля 1941 года было принято решение Государственного Комитета Обороны об эвакуации из Москвы женщин и детей; отдельным постановлением было принято решение об эвакуации из Москвы большинства театров. Постановлением № 801 от 15 октября 1941 года объявлялось об эвакуации из столицы иностранных миссий, правительства и наркоматов. [165]

16 октября 1941 года, после выхода постановления об эвакуации из Москвы союзного правительства, у городского населения возникли опасения, что Москва будет сдана противнику. Это вызвало панику, о которой К. Симонов впоследствии писал: «Десятки и сотни тысяч людей, спасаясь от немцев, поднялись и бросились в этот день вон из Москвы, залили ее улицы и площади сплошным потоком, несшимся к вокзалам и уходившим на восток по шоссе; хотя, по справедливости, не так уж многих из этих десятков тысяч людей была вправе потом осудить за их бегство история»… [166]

Правительству Москвы удалось быстро успокоить москвичей, а с выходом 19 октября 1941 года постановления № 813 о введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения обстановка в столице и вовсе стабилизировалась. [167]

Пауль Карель, чтобы приукрасить свое описание грядущего разгрома немецких войск под Москвой, цитирует выдержку из книги беженца из Польши в приютившую его Россию, с нескрываемым удовольствием описывающего трудности, которые пришлось испытывать сотрудникам НКВД в борьбе с провокаторами на улицах города в конце октября. При этом Карель сильно преувеличивает роль приводимого эпизода в героической обороне Москвы. [168]

Американский журналист Э. Нагорский, описывая день 16 октября 1941 года в Москве, считает, что «возникшая в городе паника, когда жители поспешно бежали из города, разрушила миф о безоговорочной вере в победу»… Более того, основываясь на боязни гражданского населения, что Москва будет сдана, он ставит под сомнение патриотизм москвичей, всего советского народа.

В качестве подтверждения своей точки зрения он приводит высказывания отдельных «патриотов», мнение которых никак не может характеризовать Красную Армию и все население страны в целом. Он пишет: «Услышав, что Гитлер якобы сказал, что хочет выпить чаю в Москве, некоторые соседи (Тамары Былининой. – по тексту. – В. Б. ) выставили на столы самовары»… Такого рода обобщения лишь говорят о далеко идущих целях автора, пытающегося доказать, что «победа под Москвой стала первой победой Красной Армии во Второй мировой войне, но очень незначительной.»…