Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов

Васягин уже принялся соображать, что ему следует сказать, чтобы не быть потравленным собаками. Едва ли он успел найти приемлемый вариант. Впрочем, раб-привратник повел себя достаточно странно. Он пробормотал что-то невнятное, посторонился, пропуская Васягина, и склонился перед ним чуть ли не до земли. «Обычаи тут, что ли, такие, — подумал Вася Васягин недоуменно, — вот бы и у нас в России к сержанту милиции относились с таким этим… как его… пиететом!»

Раб проводил его из передней в атрий. Атрий Васягин рассматривал с интересом закрытый внутренний двор, роскошно убранный, обязательный в каждом почтенном римском доме. Сюда сходились все остальные помещения дома. Сержант Васягин поглазел на бассейн в центре атрия, задрал голову и уставился в комплувий — отверстие в потолочном перекрытии для стока дождевой воды, расположенное точно над бассейном.

Раб-привратник торчал сбоку и лопотал что-то на совершенно непонятном сержанту языке. Судя по всему, раб иногородний, решил Васягин. Он махнул на привратника рукой и забыл о его существовании.

Тот мгновенно испарился. Только тут Васягин понял, что хотел спросить у него, где он может найти хозяина дома. Пришлось искать самому.

Чтобы найти триклиний — пиршественную залу, сержанту Васягину потребовалось около четверти часа. Трудности усугублялись тем, что в доме Брута имелось два триклиния. Первый был пуст, во втором Васягин обнаружил безобразную сцену. Где-то здесь должен был находиться и Брут.

У дверей триклиния скромно, ничком, лежали два пьяных мима, а поверх них танцовщица, не обремененная избытком одежды. При приближении бравого сержанта она подняла голову и пролепетала что-то зазывное, что вогнало Васягина в краску.

Он тихо выругался и, перешагнув через мимов и красотку, ввалился в триклиний. Только сейчас он осознал, что, собственно, не знает, с чего его сюда принесло и что он будет тут делать. Ух и крепкие напитки реализуются оптом и в розницу в таверне «Сисястая волчица»!

— Всем оставаться на своих местах! — забывшись и несколько растерявшись, заорал сержант Васягин. Впрочем, вовремя осознав, что американских боевиков никто их присутствующих в триклинии видеть не мог, добавил: — Это самое… а ну-ка… это самое… стоять!

Надо заметить, что только последнее слово было сказано на родном для Брута и Кассия латинском языке. Но едва ли можно отметить, что сенаторы стали понимать Васягина лучше. Они окинули его равнодушными мутными взглядами и неспешно продолжили свою беседу. Сержант стал за колонну и принялся слушать разговор Брута и Кассия. Собственно, хозяина дома Васятин определить сразу не сумел. Однако же сенаторы называли друг друга по имени, так что уже через пару минут удалось разобраться, кто есть кто.

— И ты, Брут, — говорил Кассий, медленно выползая из-под стола, — и ты, Брут, полагаешь, что после всего этого толпы народа не хлынут к нашим домам и не растащат их по кирпичу, а нас с тобой не порвут в клочки?

— Цезарь не так любим народом, как это хотят представить, — возражал Брут. — Уж я-то знаю. Уж более приближенного к Цезарю человека, чем я, еще не бывало в Риме.

Сержант Васягин не выдержал. Он вышел из-за колонны и, решительно шагнув к Бруту, проговорил:

— И какая же ты после этого сволочь! Собрался убить своего… этого… главу государства! Это же заговор!

— Да, — мудро подтвердил Брут, — это… заговор. Позволь, а ты… а ты кто такой, а? Что ты меня учи…шь… в моем же собственном доме? Так, и почему… и почему ты трезв? В ночь наступления мартовских ид тррр…трезвым быть воспрещается!!

— Я при исполнении! — сурово рявкнул сержант Васягин и полез отвязывать карлика от светильника. — Что это за пьяные выходки?! — осуждающе сказал он, ставя бедолагу на пол. — Кто из вас будет гражданин Брут? Вы… или вот вы? — ткнул он пальцем в Кассия. — Значит, Брут — это вы?

На этот раз выбор был сделан правильно: палец сержанта Васягина указывал точнехонько на хозяина дома.

— Ну, я Брут, — снисходительно заметил сенатор, пытаясь принять вертикальное положение, — и что из того? Кассий, а ты… ты чего?!

Поведение почтенного Гая Кассия Лонгина в самом деле было странным. Вместо того чтобы продолжить мирно возлежать под столом, куда закатила его прихотливая судьба, он медленно выполз на свет и даже принял вертикальное положение. Пошатываясь, смотрел Кассий на Васягина, попеременно щуря то левый, то правый глаз. Потом он захохотал и сел на пол со словами, которые по историческому сценарию следовало произносить другому человеку и при иных обстоятельствах:

— И ты — Брут?!

И Кассий снова залился вздорным и беспочвенным смехом.

По крайней мере, таким счел этот смех сержант Васягин. Марк Юний Брут тоже встал со своего пиршественного ложа и принялся глядеть на Васягина. Еще одно странное ощущение пронзило сержанта. После того как он понял, что больше не может пить, он понял и еще одну вещь: Брута он уже где-то ВИДЕЛ. Где? Васягин рылся в растрепанных своих мыслях, тщетно пытаясь ухватить за хвост это легкокрылое, как птица, ощущение. И вдруг понял.

— Как же тебе не стыдно, Брут? — проговорил Васягин, но теперь скорее по инерции, потому что догадка захватила все его мысли. — И как же тебе не… ведь Цезарь…

И тут Брут выхватил из складок тоги кинжал и полез на Васягина. Сверкнула сталь, Вася еле успел уклониться и с хрипом: «Да что же ты делаешь, скотина?» отпрыгнул в сторону. Брут, вне всякого сомнения, был неадекватен и потому способен на самую дикую и бессмысленную поножовщину. При этом он орал так, что, безусловно, через несколько минут в триклиний должны были сбежаться все рабы, находившиеся в этой части дома.

Положение сержанта Васягина было не из легких. Впрочем, он не уронил честь российской милиции и сильным ударом вышиб кинжал из руки пьяного сенатора. Брут коротко взвыл, и тогда Васягин бросился на него всем телом и повалил на пол. Римский патриций и российский мент катались по полу, выложенному драгоценной мозаикой, и из-под борющихся тел выскальзывали — один за другим — сатиры, нимфы и фавны, изображенные мастером с великим искусством.

— Говори, кто заказчик! — крикнул Васягин, раз и другой ударяя Брута лбом о пол. — Говори, кто… заказчик!!!

— Тебе… тебе конец, подлый плебей, — бормотал Марк Юний, пытаясь укусить Васягина за руку. — Ты слышал наш разговор с Кассием… ты умрешь!!

При последнем восклицании Брут получил такой удар в бок, что на несколько секунд утратил способность говорить и только пучил глаза от дикой боли. Впрочем, хваленая римская стойкость тут же получила свое подтверждение. Брут оттолкнул Васягина, от ворота до пупа разорвав на нем форменную милицейскую рубаху, и пополз за кинжалом, отлетевшим в сторону. Однако Вася Васягин с клекотом горного орла, нашедшего свою добычу, пал на спину Марка Юния и ухватил его за горло. Схватка разгорячила обоих до такой степени, что никто не обратил внимания, как сбоку подбирается заметно протрезвевший Кассий… Эй, Васягин, Васягин!!!

Глава двенадцатая

НЕ ТЫ, БРУТ?!

1

Наутро Астарот Вельзевулович Добродеев хватился Васягина первым. Он тотчас же развернул обширные поиски пропавшего, в результате чего на свет божий были явлены галлы Факс и Сифакс, у которых были найдены часы пропавшего сержанта марки «Полет». Тщетно Сифакс пытался доказать Добродееву, что этот «амулет» якобы привезен из Галлии и вот уже несколько поколений переходит от деда к отцу, от отца к сыну.

Добродеев выпустил фразу, которая не была понята встрепанными галлами. Инфернал сказал:

— Только не пытайся мне доказать, что твоим папашей является галл по имени Картье, тоже выпускающий вот такие амулеты! Качество у них повыше, конечно, прямо скажем…

Наконец удалось выяснить, что галлы отвозили Васягина в центр Рима. Удалось даже припомнить, что куда-то к Палатинскому холму. Более точно Факс и Сифакс сказать не могли, потому что пили до утра и память отшибло начисто.

— Та-ак, — мрачно протянула Галлена, — если мы не найдем его сегодня до вечера, то у него все шансы остаться тут навсегда. Предлагаю привлечь к делу твоих сородичей, Добродеев.

— Они и вам не чужие, — буркнул инфернал, — не по происхождению, так по той причине, что ими правит ваш батюшка. Кстати, он уже и здесь, в это время, возглавляет нашу расу. Вот только обратиться к нему мы не можем. Выбились из формата своего времени.

— Проще надо быть, Добродеев, — сказала Галлена, — тогда люди к тебе потянутся.

— Люди? — отозвался тот. — От людей, как я посмотрю, вообще один вред. Вот теперь изволь искать этого Васягина во всем Риме! А городок, между прочим, немалый! Полмиллиона граждан и еще два миллиона рабов в Риме и окрестностях проживает. И как среди всего этого скопища найти одного типа, к тому же редкого болвана!

— Резки слова твои, — проговорил вдруг Вотан, уже отделавшийся от своей вчерашней сонливости. — Но несправедливы они. Ничто не делается в мире просто так. И если судьбе угодно было свести нас, дионов, с этими людьми, именно с этими, и никакими более, —значит, в этом есть своя высшая предопределенность. Когда соревновался я в мудрости с мудрейшим из великанов, многоумным и многошумным Вафтрудниром…