Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - Марк Ферро

«Я видел в Куйбышеве, — не унимался Сикорскии, — эшелон с нашими людьми, он произвел на меня ужасное впечатление… Они должны получить работу в возможно хороших условиях…» «В таких же условиях, как и советские граждане», — отрезал Сталин.

Затем, когда зашла речь о печальном положении освобожденных поляков, которые из-за отсутствия удобной обуви предпочли маршировать босиком, четким строевым шагом следуя за своим вновь обретенным генералом, Сталин сказал, что знает об отваге поляков. Его раздражало, что Сикорскии предпочел сражаться на стороне англичан. «Вижу, у Англии полно работы, и она нуждается в польских солдатах», — недовольно заметил он. Когда же Сикорскии стал хвастаться прекрасными отношениями, которые он завязал в Лондоне с правительством Черчилля, и при этом отметил невозможность восстановления в СССР настоящей армии из 150 тыс. чел., Сталин вспылил: «Это значит, что мы дикари и ничего уже не можем исправить. Выходит, что русский может только душить поляка, но сделать для него ничего не способен. Но обойдемся и без вас… Освободим Польшу и тогда отдадим вам ее».

Во время второй встречи Сталин объяснил, что почувствовал себя оскорбленным, а Сикорскии принес ему извинения. Он, видимо, понял, что Сталин не хочет отпускать польских солдат на формирование в Иран, чтобы затем они сражались на стороне англичан. Компромисс был найден: часть из них отправилась в Казахстан.

Однако проблема возврата Польши к ее границам 1939 г. осталась неразрешенной. Как, впрочем, и вопрос об участи белорусов, украинцев и евреев в польской армии, которую Сталин собирался формировать на территории СССР. До коминтерновского интернационализма тут было далеко.

Не менее далек был СССР и от «первой республики любви к человеку». Андерс и Сикорскии еще не знали, что тысячи польских офицеров уничтожены под Катынью. Когда встал вопрос о формировании польской танковой дивизии, полковник Зыгмонт Берлинг напомнил: «…В лагерях в Козельске и Старобельске находятся прекрасные кадры для этой армии». «Нет, не эти, — ответил Берия. — Мы совершили с ними огромную ошибку»{230}.

Со старым коминтерновцем Тито по кличке Вальтер Сталина связывали достаточно двусмысленные отношения. И в самом деле, СССР сохранил дипломатические отношения с королем Петром, который за год до этого укрылся в Англии, а партизаны генерала Михаиловича, по словам Тито, били патриотов-коммунистов даже больше, чем немцы. «Его четники всаживают нам нож в спину», — писал Тито секретарю Коминтерна Димитрову, поддерживавшему югослава перед Сталиным. В течение лета 1941 г. Сталин велел отвечать, что он приперт к стенке и не располагает средствами. В 1942 г. он напирал на то, что достичь югославских гор — дело практически нереальное. Затем приоткрылась настоящая причина сдержанности и проволочек Сталина: «Все в ваших действиях дает повод предполагать, что вы признаете правоту югославского правительства в изгнании, а именно стремитесь к советизации страны. Зачем создавать пролетарскую бригаду? Цель — это национальная борьба с Гитлером и Муссолини»{231}. Покинутый Сталиным, несмотря на патетические призывы о помощи и свое революционное прошлое, Тито все это припомнит в 1945 г.{232} Позиция Сталина в отношении Югославии в точности повторяла ту, что он занял в отношении Китая (см. выше раздел «Чан Кайши: коммунисты или японцы?»). Вопрос выживания Коминтерна потерял для Сталина всякий интерес, исчезновение интернационала стояло на повестке дня. На самом деле ликвидация Коминтерна предусматривалась уже начиная с 1940 г., но в период заключения советско-германского пакта его роспуск мог бы показаться капитуляцией перед лицом фашизма и признаком слабости самого Советского Союза.

На заседании 13 мая 1943 г., где собрались все лидеры Коммунистического интернационала: Димитров, Мануильский (Россия), Ракоши (Венгрия), Торез (Франция), Пик (Германия), Долорес Ибаррури (Испания) и Паукер (Румыния), Морис Торез отметил: «Теперь, когда Красная армия побеждает, а гитлеровская Германия в Африке разбита, будет довольно трудно назвать роспуск Коминтерна отступлением. Я одобрю такое решение, которое будет способствовать росту национального антигитлеровского движения во Франции…» Андре Марти добавил к этому: «Международный престиж СССР очень высок. Именно победы Красной армии составляют реальную основу интернационализма». Тем не менее старые революционеры безутешно плакали, подписывая протокол о роспуске Коминтерна{233}.

Сталин почел тогда своим долгом объясниться: «Мы переоценили свои силы, когда создавали Коммунистический] И[нтернационал] и думали, что сможем руководить [рабочим] движением во всех странах. Это была наша ошибка. Дальнейшее существование КИ — это будет дискредитация идеи Интернационала, чего мы не хотим. Есть и другой мотив… компартии, входящие в КИ, лживо обвиняются, что они являются якобы агентами иностранного государства, и это мешает их работе среди широких масс. С роспуском КИ выбивается из рук врагов этот козырь»{234}.

Поскольку незадолго до этого Рузвельт поручил своему послу Дэвису потребовать у Сталина распустить Коминтерн (ввиду «неудобной» деятельности многочисленных бывших американских коммунистов), то можно предположить, что Сталин уступил этому требованию в обмен на возросшую американскую экономическую и военную помощь. Кстати, роспуск Коминтерна совпал с прибытием Дэвиса в Москву. Совпадение едва ли случайное…

Сталин, евреи и другие национальные меньшинства

Евреев в СССР, бесспорно, можно назвать «невидимыми жертвами».

Сталин и другие руководители намеренно игнорировали отбор евреев, осуществленный немцами в 1941 г. для их систематического истребления на оккупированных территориях — в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии. В двухтомнике российских документов «Документы обвиняют. 1945» перечисляются эти преступления: комиссия свидетельствует о массовом уничтожении евреев в Дробицком Яру под Харьковом, где погибло 150 тыс. чел. В состав комиссии входили 11 чел., в т. ч. один генерал-майор, один архиерей, четыре профессора. Она назвала имена начальников харьковского отделения гестапо, руководителя спецкоманд и т. д.{235}

На сегодняшний день мы знаем, что в одном только СССР немцы уничтожили от 680 до 800 тыс. евреев{236}.

Однако, согласно Аркадию Ваксбергу, лишь один раз в газете «Правда» от 5 августа 1944 г. было четко сказано о «тотальном уничтожении евреев» в Минске.

В декабре 1943 г., например, в проекте одного газетного коммюнике, упоминавшего о бойне в Бабьем Яре в сентябре 1941 г., сообщалась чистая правда: «Гитлеровские бандиты ринулись массово уничтожать еврейское население… Собрав и отняв у них все ценные вещи… они их расстреляли». Но после обсуждения в ЦК опубликованная в прессе версия гласила: «29 сентября 1941 года гитлеровские бандиты собрали… тысячи советских граждан; они их ограбили и расстреляли». О том, что расстрелянные были евреями, уже не говорилось.

В другой раз, в декабре 1942 г., Совинформбюро намекнуло на «план уничтожения евреев Европы». Эта информация, кажется, не повлекла за собой никаких последствий{237}.

Неизбежно возникает вопрос о причинах такого молчания и о личной роли Сталина. Чтобы ответить на него, необходимо сделать экскурс в историю.

Как и многие в ту эпоху, Сталин пользовался антисемитскими стереотипами. Например, в 1941 г., во время переговоров с Сикорским на предмет создания польской армии на советской территории, он заявил, что евреи в нее не войдут, потому что они «плохие солдаты». В 1943 г., когда поднимался вопрос о создании еврейской республики на территориях, где раньше проживали немцы Поволжья (пока их не депортировали), Молотов сказал Сталину: «Это ведь хлебородные земли. Вы когда-нибудь видели еврея на тракторе?»{238}

Конечно, с тех пор как существует государство Израиль, эти два стереотипа потеряли актуальность. Но сохранились некоторые другие… и даже появились новые, которые начиная с 1946–1948 гг. внушили Сталину антисемитизм, смешанный с антисионизмом.

Между тем до войны дело обстояло по-другому. Однажды порядочно захмелевший Сталин бросил Кагановичу, не смеявшемуся над антисемитскими шутками Берии: «Евреи не умеют пить!» Но когда Каганович, человек сдержанный, объяснил, что вечно гонимые евреи «ранимы, как мимоза», Сталин попросил своих друзей по застолью больше не шутить над евреями в его присутствии.

В любом случае, если вспоминают антисемитов среди высшего советского руководства, то на ум в первую очередь приходят Щербаков из ГПУ, Хрущев, который не давал выжившим в лагерях заключенным («этому воронью») вернуться в родные села, даже Молотов, хоть тот и был женат на еврейке.

По сути, в окружении Сталина долгое время находились люди, которых Саймон Себаг-Монтефиоре, наилучший знаток частной жизни Кремля, окрестил «евреями Сталина». Среди них, например, — Бронислава Металликова, бойкая и веселая супруга секретаря Сталина и члена Политбюро Поскребышева; ее подруга Евгения — жена Ежова, палача из ГПУ, которая приводила в Кремль еврейских актеров, игравших для Сталина «Короля Лира»; Мария Сванидзе, жена брата первой жены Сталина; Юлия, жена старшего сына Сталина Якова. Рядом с диктатором было столько евреек, что нацисты приписывали ему любовную связь с родственницей Кагановича после смерти жены. Его сын Яков, попав в плен, категорически это отрицал{239}.