Княжий пир - Юрий Никитин

Он с неудовольствием косился на бледную полоску рассвета. Не так уж и коротки. Можно бы и побыстрее. А то раньше только ляжешь, как проклятый петух орет во всю луженую глотку…

Он вздохнул, глаза в который раз помимо воли повернулись в ту сторону, где под плащом скорчились дочь кагана и мальчишка. «И не боится, – мелькнула мысль. – Я же вор! А на ней злата больше, чем на попе Иване».

Она зевнула, сладко потянулась, как котенок, выгибая спину, отчего ее крупная грудь едва не прорвала тонкую ткань, искоса взглянула на Залешанина. Вид у нее был невыспавшийся, чуточку разочарованный, будто всю ночь дежурила на казачьей заставе, ожидая нападения, а враг… ну, пусть не враг, а супротивник, не явился. Залешанин поспешно отвел взгляд. Она слегка улыбнулась, в глазах было странное выражение.

– Какой ты… благородный!

– Я? – удивился Залешанин.

– Ну да. Даже не попытался… ну, с этими вашими мужскими штучками…

– Штучками? – не понял он.

– Штучкой, – поправилась она. – Я, конечно же, отбивалась бы, пригрозила бы, может быть, даже царапалась бы… хотя нет, это слишком, но потом все же… Однако ты явил благородство, о котором поют меджнуны, но так редко встречается в жизни!

– Ага, – согласился Залешанин. Он звучно высморкался, попеременно зажимая большим пальцем то правую ноздрю, то левую, вытер рукавом нос. Чего-чего, а благородства в нем как на шелудивом вшей. – Зяблик, что у тебя есть перекусить?

Мальчишка встрепенулся сонно:

– Да все то же. Хлеба малость, мяса остатки…

– Живем, – обрадовался Залешанин. – Давай, дочь кагана, уплетай за обе щеки! Дома, наверное, лопаешь только сало с медом?

– Мы сало не едим, – огрызнулась она.

– Бедные, значит, – понял он. – Да, это не гунны… Даже не печенеги! У тех сало есть почти всегда. Такие кабаны ходят… Морды – во!

Она к мясу и остаткам хлеба не притронулась, Залешанин и Зяблик проглотили с такой скоростью, что рядом оплошал бы и окунь, хватающий хитрого червяка, Зяблик собрал крошки на листок и ссыпал в рот:

– Хлеб беречь надо.

– Надо, – согласился Залешанин. Он поднялся. – Пора в дорогу.

– Я оседлаю, – подхватился Зяблик.

– Собирай мешок, – распорядился Залешанин.

Дочь кагана надменно наблюдала, как он споро взнуздал и оседлал коня, потом на ее лице проступило слабое удивление, а когда он вспрыгнул в седло, вовсе сменилось беспокойством.

– Ты… что?

– Еду, – ответил Залешанин бодро. – Делы, делы…

Она оглянулась в сторону своего коня, тот мирно пасся на краю поляны. Никто его и не подумал седлать, готовить в дорогу.

– Делы? – переспросила она. – Ты что, не понимаешь, что я… просто должна поехать с тобой!

Он удивился тоже:

– С какой стати?

Она в затруднении развела руками:

– Не знаю… Но так всегда делается. Да и как же ты один?

Он кивнул на мальчишку:

– Я не один.

Она оглянулась, в ее глазах наряду с легким отвращением промелькнуло понимание.

– А… ты, наверное, грек?.. Хотя это не обязательно, эллинов перебили, но их гадкие привычки выжили…

– Не до нашего же села, – возразил он. – Тоже мне культура! Хотя слыхивал, как-то ехал грек через нашу реку… Сейчас его раки едят. Нет, я не настолько грамотный. Бывай, прынцесса! Что-то пыль клубится… Э, да тебя уже ищут! Надеюсь, твой батя, а не жених…

Он хлестнул коня, спеша убраться. Хоть княжьи, хоть каганьи гридни сперва накостыляют, потом начнут спрашивать: чего здесь оказался и что с княжной, то бишь дочерью кагана, сотворил, что замызганная, будто таскал ее через печную трубу взад-вперед. И замучают на всякий случай, чтоб уж сомнений не было…

Верст пять неслись, будто у коня полыхал хвост. Когда начал хрипеть и шататься, Залешанин чуть придержал, опасливо оглянулся. Мальчишка сказал настороженно:

– Вроде бы никого.

– Кто там был? Рассмотрел?

– К ней подъехало с десяток… Сперва хотели гнаться за нами, потом вернулись.

– Она вернула, – предположил Залешанин.

Мальчишка хихикнул ему в спину, спросил:

– А чего ты так… несся?.. Она добрая, хотя и старается быть злой.

Залешанин покачал головой:

– Ты еще мал, тебе надо учиться жизни. Правило первое: встретив настоящую женщину… а это как раз такая, должен вскочить на коня и улепетывать во все лопатки.

– Правда?

– Мы ж еще целы?

Мальчишка впал в глубокую задумчивость.

Дорогу Залешанин выбирал вдоль реки, а люди, как известно, селятся всегда на берегах рек. Дважды проезжали крохотные веси, но так и не присмотрел семьи, где бы оставил мальчонку. Честно говоря, начал было уже тяготиться, все-таки ребенок есть ребенок, это не Петька, что почти все время спит в мешке, но в третьей веси, где тоже оставить было некому, указали в сторону леса:

– Вон там колдун живет… Приходил давеча, подыскивал мальчонку в помощь.

Залешанин опустил ладонь на головку мальчишки. Тот вздрогнул:

– К колдуну? Я боюсь.

– Не трусь, – сказал Залешанин. – Если что не так, разве я тебя ему оставлю?.. Я лучше сам сожру.

Он страшно пощелкал зубами, но мальчишка даже не улыбнулся. Не по-детски серьезными глазами смотрел на приближающуюся хатку, нижние венцы вдавились в землю, зато на крыше настоящая труба. Единственное окошко слепо смотрит в их сторону мутной пленкой бычьего пузыря. Вокруг стен трава вытоптана, но дальше растет вольно, пышно, коню до брюха, земли не видать за широкими мясистыми листьями.

– Есть кто-нибудь? – крикнул Залешанин издали.

– Не услышит, – сказал мальчишка угрюмо.

– Знаю, но на всякий случай. А то зашибет с перепугу. Скажет, подкрадываемся.

– Какой же он колдун, если не поймет…

На крыльцо вышел старик. Белая борода до колен, согнутый, в руке длинная клюка. Приложив ладонь козырьком к глазам, подслеповато всматривался в медленно приближающегося всадника. Залешанин ехал против солнца, пусть старик рассмотрит как следует, но сердце тревожно трепыхалось, как овечий хвост при виде волка. Как все люди, колдунов боялся и не любил. Каждый больше любит тех, кто дурнее тебя, а всякий, кто больше знает и умеет, как бы обретает власть над тобой или может обрести… Если такого человека нельзя удавить сразу, то от таких стараются держаться подальше. Недаром колдуны и ведьмы живут вдали от людей. По крайней мере, здесь не досаждают попреками за скисшее молоко, внезапно захворавшую корову, бесплодную жену…

Залешанин заорал, стараясь держать голос веселым и беспечным:

– Дедушка!.. Доброго тебе здравия!

Старик молчал, но Залешанину почудилось слабое приглашение. Он послал коня к избушке, мальчишка ерзал, выглядывал то справа, то слева. Старик не отнимал руку ото лба, Залешанин рассмотрел коричневое сморщенное лицо, глубокие морщины. Глаза выцвели от старости настолько, что стали почти белыми.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});