Эклиптика - Бенджамин Вуд

мальчика. У него был довольный, даже умиротворенный вид.

– Они точно стимулируют воображение, что вообще-то неплохо, но я боюсь, как бы они не затуманили его восприятие действительности.

– Я не совсем понимаю.

– Я к тому, что, если застрять в мире супергероев, реальность всегда будет разочаровывать. В конце концов это может привести к серьезным поведенческим расстройствам. Я наблюдаю это у многих своих пациентов. В их случае это не комиксы, а научная фантастика, телевизор. Судя по данным исследований, нам есть чего опасаться.

– Вы врач?

– Да, психиатр. Я разве не говорил?

– Нет.

– Ну да, я стараюсь не заходить с этой карты. Настраивает собеседника против меня, и это еще до лоботомии. – Виктор неловко кашлянул. – Это шутка. Бородатая. Ну неважно. – Он шмыгнул носом и снова устремил взгляд на корт. – Вы так и не сказали, чем занимаетесь. Откуда вы знакомы с этой тираншей Дулси?

– Ее галерея представляет мои интересы. Я художник.

– Ого. Извините. Это и правда интересно. – Он поправил очки. – Значит, это она на вас работает?

– Я бы так не сказала. Но она одна из лучших.

– Упорства ей не занимать, – согласился Виктор. – А что за картины вы пишете? Портреты?

– И их тоже. Но не с натуры. Обычно я пишу по памяти или беру образы из головы. Но вряд ли у меня есть будущее.

– Почему?

Я пожала плечами:

– Судя по данным исследований, мне есть чего опасаться.

– Браво, – закивал он. – Но и в исследованиях бывают ошибки. Жулики и шарлатаны встречаются на любом поприще.

– Наверное, пора перестать сомневаться в себе и просто взять в руки кисть. Но у меня в голове столько голосов. Я надеялась, хоть здесь у меня получится от них сбежать.

– Что ж… – Он оглядел тесный балкон. – Если вы думаете, что на борту этой груды металла вам станет легче, удачи. А если не получится, у меня в Нью-Йорке есть замечательный знакомый, с кем вы могли бы поговорить. У меня где-то был его номер.

– Вы имеете в виду, специалист?

– Да, и притом первоклассный. – Он прищурился и постучал пальцем по подбородку. – Что там у нас? Пять с половиной футов, двадцать с лишним лет? Думаю, он не возьмет с вас больше тридцати долларов за час. – Очередная его шуточка. – Послушайте, – сказал он уже серьезнее. – Не хотите, никто вас не заставляет. Но этот малый – мой друг, и он многим творческим людям помог вернуть музу. В Виллидже нынче шагу не ступишь, не наткнувшись на художника в кризисе. – Он пошарил в кармане, но вместо визитной карточки вытащил клочок бумаги. – Если вдруг захотите повидаться с ним, пока будете в городе…

У Виктора был такой спокойный характер, и он так ненавязчиво меня разговорил, что я невольно стала оправдываться.

– Ну не знаю. Я никогда особо не верила в психотерапию. При всем уважении. Единственное, что мне всегда помогало, это живопись. А теперь… Видимо, придется переключиться на сквош.

– Видимо, да. – Он открутил колпачок от ручки стюарда и, положив бумажку на перила, начал писать. Закончив, он сложил листок и сказал: – Но на всякий случай вот его номер. Он живет в одном квартале от Юнион-сквер.

– Спасибо. – Я убрала листок в книжку, не разворачивая.

– Странно. Никогда еще Джонатан так долго не сидел тихо, – сказал Виктор. – Как вам это удалось?

– Криптонит.

– А, ну да. Знаете, как часто я слышу это слово?

Почти одновременно мы посмотрели на мальчика. Он уснул, свернувшись в кресле с открытым комиксом на груди.

– Так, похоже, он выбыл из строя, – сказал Виктор. – Стойте. Ничего не говорите, не то сглазите.

Он подошел к сыну и аккуратно вынул комикс у того из рук. Затем накрыл мальчика своим пиджаком, сел в соседнее кресло и озабоченно зашелестел страницами.

Матч все тянулся. До балкона доносилось бычье мычание Дулси, ее топот и беспомощные крики Аманды. Судно снова закачало, и у меня задрожали колени, к горлу подступила рвота. Я схватилась за перила. Заметив, что я некрепко стою на ногах, Виктор вполголоса спросил:

– Вам нехорошо?

– Укачало немного.

– Знаете, от этого есть лекарства.

– Да, я принимаю чай из болотной мяты с медом. Дулси клянется, что он помогает.

– Мать моя. Это никуда не годится. С таким же успехом вы можете принимать соль и перец. – Виктор встал и взял мальчика на руки вместе с пиджаком. – Все, что вам нужно, – это таблетка драмамина. Подайте, пожалуйста, портфель. Надо отнести этого товарища вниз, пока он не обмочил обивку. – Ноги мальчика покачивались, точно музыкальные подвески на ветру. – Спит он мало, но вместе с ним засыпает и мочевой пузырь. – Виктор протянул руку, и я повесила портфель ему на пальцы. – Благодарю.

– Я увижу вас за ужином?

Виктор сделал глубокий вдох, обдумывая ответ; слова вылетели на выдохе.

– Может быть.

– От чего это зависит?

– От результата, – сказал он, кивая на корт. – Мэнди ненавидит проигрывать.

* * *

Вернувшись в каюту, я заметила, что мне заменили телефон. Нефритовая трубка на золотой подставке напоминала изделие Фаберже. Управляющий персоналом явно меня не понял и, вместо того чтобы убрать телефон, – я попросила об этом, когда соблазн позвонить в Лондон стал слишком велик, – распорядился, чтобы мне принесли модель пороскошнее, решив, что меня не устраивает декор.

– Соединяю, – сказала оператор. В трубке раздались короткие гудки, затем я снова услышала ее голос: – Прошу прощения. Линия опять занята. Попробовать еще раз?

– Если вас не затруднит.

– Вовсе нет. Соединяю.

Гудки продолжались бесконечно долго, и вдруг:

– Отель “Коннахт”. Здравствуйте.

Голос в трубке звучал удивительно четко.

– О, наконец-то. До вас не дозвонишься. Вы закрыты?

– Приношу извинения, мадам. Сейчас я один за стойкой, а звонки не прекращаются.

У меня совсем вылетело из головы, что между Лондоном и серединой Атлантики есть разница во времени – должно быть, я звонила в самый загруженный период. А еще я не продумала, что буду говорить.

– Вы знаете, по-моему, я потеряла в вашем отеле шарф. Где-то пять недель назад.

– А вы не помните, где именно?

– В коридоре. Возможно, вам вернул его один постоялец.

– Не подскажете его фамилию?

– Сёрл. Уилфред Сёрл.

– Ах да, конечно. Мистер Сёрл. Боюсь, он уже съехал, но если вы опишете, как выглядел шарф, я попробую…

– А он не оставил адрес? Просто, понимаете, я хотела поблагодарить его лично.

– Сейчас проверю, мадам. Не вешайте трубку. – Секунду-другую я слышала лишь свое дыхание. Затем: – Прошу прощения, в этот раз он не сказал, куда уезжает. Но у нас есть адрес, на который мы высылаем его счета. Если вы отправите письмо нам, мы позаботимся, чтобы оно его нашло.

– Спасибо. Так и сделаю.

– Теперь не могли бы вы описать…

В дверь каюты трижды легонько постучали.

– Извините, я на секунду, – сказала я. – Ко мне пришли.

– Конечно, мадам.

Я положила трубку на стол и направилась к двери, ожидая, что это стюардесса привезла мне на серебряной тележке блюдечко английского меда для чая. Но в коридоре, слегка согнувшись, стояла Дулси. Она кренилась вправо, будто опираясь на невидимый костыль, спортивная куртка застегнута на все пуговицы.

– Я совершенно убила плечо, – сказала она, проходя в номер. – У тебя аспирин есть?

– Да. Где-то был.

От нее пахло чем-то смолистым. Мокрые волосы зачесаны на одну сторону и нелепо заколоты за ухом.

– Я не вовремя? – спросила она, заметив уродливую телефонную трубку.

– Ничего