Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин

Конечно, официальные цифры еще не означают, что они всегда и везде выполнялись, однако стремление русской стороны выполнять требования международного права налицо. Не хуже, чем в прифронтовой полосе, австро-германцы питались и в русском тылу. Например, ежемесячный паек пленных противника летом 1915 года в Орловской губернии составлял: 1 пуд 30 фунтов ржи, 20 фунтов крупы, по 30 фунтов сала и масла конопляного, 4 фунта соли, 1 фунт сахара.[206]

При таких цифрах неудивительно, что командированный в 1915 году в Омский военный округ член Комитета о военнопленных Е. Шинкевич доносил, что «внешний вид военнопленных свидетельствует о весьма хорошем питании; болезненного вида пленных не встречается, явно упитанные люди». Он даже сообщает, что питание австро-германских военнопленных, «можно сказать, избыточно».[207] Надо отметить, что в 1915 году большая часть неприятельских военнопленных находилась в азиатской части России. Возможно, поэтому столь неплохим было снабжение пленных в Орловской губернии, так как эти люди находились на работах, а в лагерях кормили хуже. Отечественный исследователь отмечает, что «немцы, работавшие в деревнях, питались в соответствии с нормами, определенными Стокгольмской конвенцией, и даже лучше (работодатели просто не представляли, как можно есть так мало) за счет работодателей… Кстати сказать, русские солдаты в плену обычно страдали от недоедания, вызывая не меньшее удивление европейских обывателей».[208]

Иными словами, рацион питания различался настолько существенно, что вызывал удивление другой стороны. В каждой стране у людей складываются свои пищевые привычки, переходящие из поколения в поколение, и есть непривычную пищу тяжело. Российский профессор делает вывод: «К немецким мучным болтушкам, иногда сильно подслащенным, наш солдат совершенно непривычен. Привыкши съедать большие количества хлеба, а также сравнительно большие количества мяса и каши, он при чрезвычайно скудном хлебном и мясном рационе должен чувствовать себя постоянно отощавшим и голодным… рацион военнопленных в Германии даже при образцовой раскладке, преподанной прусским военным министерством, представляет с физиологической стороны еще и тот крупный недостаток, что он состоит в преобладающей своей части из жидкой и кашицеобразной пищи, не нуждающейся в разжевывании. Начиная с разных мучных болтушек, называемых супами и даваемых к завтраку, а иногда и к ужину, обед представляет собой тоже род кашицы, в которой разварена вместе мясная или рыбная дача с картофелем, а иногда еще и другими овощами… Единственной более плотной едой, вызывающей потребность жевания, является отпускаемый к ужину четыре раза в неделю картофель, в виде картофеля в мундире или картофельного салата… При ничтожном количестве хлеба в суточном рационе процесс жевания пищи становится для питающегося такой жидкой или полужидкой пищей не нужным. А с выпаданием этого процесса выделение пищеварительных соков уменьшается, почему получаемая военнопленными чрезвычайно скудная и невкусная для них пища переваривается и усваивается плохо. А это, в свою очередь, понижает их питание».[209]

Также в отличие от русских, с 1916 года отправлявших массу военнопленных в село, дабы частично возместить нехватку рабочих рук в сельском хозяйстве, откуда были призваны в армию наибольшее количество бойцов, немцы старались сосредоточивать пленных на тяжелых работах оборонного значения (прифронтовая полоса, железные дороги, рудники, шахты). Соответственно, если в России лучше жилось тем неприятельским пленным, что находились на работе, нежели тем, которые оставались в лагерях, то в Германии зачастую дело обстояло ровно наоборот.

Причина — именно в характере производимых работ и, главное, в том, что в России пленных кормили работодатели (чаще всего пища была идентичной, и лишь в помещичьих имениях кормили хуже), то в Германии работодателем и, следовательно, «кормильцем» почти всегда выступало государство, опиравшееся на соответствующие инструкции. Поэтому в Германии «голод в рабочих командах пленных большой, потому что еда того же типа, как и в лагерях, что при усиленной работе является более чем недостаточным».[210]

Однако же военнопленные «убегали главным образом с работ. Попытки побегов из лагеря никогда не венчались успехом».[211] Прежде всего потому, что лагерь располагался в отдалении от линии фронта. Рабочие же команды часто трудились в прифронтовой полосе. «Для военных работ на фронтах германцы и австрийцы образуют из пленных особые рабочие батальоны, которые следуют в тылу каждой из действующих армий и на обязанности которых лежат возведение новых, исправление старых, разрушенных артиллерийским огнем укреплений, проведение железных и шоссейных дорог, служба в обозе в качестве возчиков и нередко обслуживание передовых позиций. Положение этих пленных наиболее тяжкое».[212] Тех, кому все-таки не удалось скрыться, отправляли на самые тяжелые работы после специального барака для пойманных. Приказ австрийского военного министерства от 10 августа 1915 года предлагал следующие виды расправы с «отказниками»: «Военнопленных надлежит использовать также для производства работ военно-оборонного характера. Военнопленные сначала приглашаются исполнять таковые за денежное вознаграждение. В отношении тех, кто не пожелает добровольно откликнуться на предложение, должны быть использованы все меры убеждений, а в случае их недействительности — угрозы с объявлением тяжких последствий отказа. Наиболее упорствующие наказываются соответствующим числом палочных ударов и подвешиваются к столбу до тех пор, пока не согласятся работать. Те пленные, которые своим примером и устным воздействием вызовут среди товарищей открытое возмущение или упорное пассивное сопротивление, могут быть расстреляны».[213] Военно-принудительные работы по видам и характеристике (в %%):

С января 1916 года русских пленных солдат стали наиболее активно бросать на работы на фронтах. Здесь — самый тяжелый труд: один обед с работой по 13–18 часов в сутки. Как вспоминал современник, «эти рабочие батальоны русских пленных занимались исключительно рытьем окопов, ставили проволочные заграждения, строили шоссейные и железные дороги и мосты, обслуживающие передовые линии немецкого фронта. Принуждались они к этим работам нечеловеческими истязаниями и голодом».[214] Находились на положении фактически рабов.

Огромное количество русских пленных наравне с жителями оккупированной Бельгии и немецкими солдатами суровой зимой 1916–1917 гг. были брошены на строительство «линии Зигфрида», более известной как «линия Гинденбурга». На эту линию весной 1917 года отступили германские армии, что позволило немцам с громадным уроном для врага отбить наступление французов — «бойня Нивелля», вызвавшее ряд восстаний во французской армии. Русская разведка констатировала, что русские пленные широко использовались для строительства оборонительных работ и оборудования тыловых позиций на Западном фронте.[215] Те военнопленные, что копали окопы на Французском фронте, находились в особенно тяжелом положении, и их так и называли среди товарищей — «обреченные».

Таким образом, 6-я статья Гаагской конвенции — «Государство может привлекать военнопленных к работам сообразно с их чином и способностями, за исключением офицеров. Работы эти не должны быть слишком обременительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям» — вообще не соблюдалась. В период активных операций каждая сторона тут же заставляла военнопленных рыть для себя окопы и готовить укрепления. То есть немедленно трудиться на фронтовых работах, что было запрещено международными конвенциями.

Как говорилось, побеги из плена часто производились именно из рабочих команд. Следовательно, начальник команды должен был заботиться о том, чтобы побегов не было. Достичь данного результата можно было двумя обычными путями — «кнутом и пряником». В условиях войны эти пути неизбежно принимали гипертрофированные формы. С одной стороны, «пряник»: улучшение быта пленных, чтобы снизить их активность к бегству. Например, применительно к событиям плена периода Великой Отечественной войны бывший советский военнопленный так вспоминает о действиях начальника небольшого рабочего лагеря: «Фельдфебель понимал, что никакая решетка или колючая проволока не остановят настоящих солдат, если они захотят бежать из плена. Единственное средство против этого — хорошо кормить пленных…»[216]

И напротив — «кнут». Когда русские пленные отказывались от работ военного характера, их часто истязали: стояние без отдыха по нескольку суток на плацу, голод и жажда, холодная вода зимой, арест, подвал, избиения, подвешивания, мнимые расстрелы. Многих забивали до смерти или расстреливали. В русской прессе писали: «Если из солдатских лагерей несся крик о помощи, то из шахт и из лагерей за фронтом несся стон, полный отчаяния. На фронт отправлялась команда пленных, доведенных голодом и побоями до неописуемого убожества…»[217] Истощение пленных в рабочих командах часто принимало крайнюю степень дистрофии. Вплоть до того, что в лагерях они «откармливались».