Его (с)нежная девочка - Алекс Коваль

встреч, но твою мать! Пять минут! Не могла она позвонить на каких-то жалких пять минут позже?

– Абашев? Ты что, не с той ноги сегодня встал? Или так сказывается отсутствие регулярного секса в твоей жизни?

Наоборот, присутствие. Присутствие одной хрупкой сероглазой снежинки, которая своей елкой, Рождеством и ангельской непосредственностью очаровала и зачаровала. Такое ощущение, что последние несколько часов я был вовсе не я. Какой-то другой: адекватный и приземленный Абашев, наряжающий елку и без остановки улыбающийся.

– Может, я приеду? – продолжает Вероника на том конце провода. – Ты только скажи, куда, и я мигом. Расслабимся, отдохнем, да и на лыжах я уже ого-го сколько не каталась, м, Дамирчик?

Режет, отвратительно режет слух это “Дамирчик”. Дамир я для всех и никак иначе. Для всех, кроме одной. Ее милое “Дам”до сих пор в ушах стоит, а ее хрупкое дрожащее тело в моих руках и ладошки на моей груди, которые своим жаром чуть не прожгли футболку… млять! Нижняя “голова” работает исправно, ширинка сейчас лопнет к херам.

– Ну, так что скажешь? – снова напоминает о себе любовница. Если так дальше пойдет, то бывшая.

– Вот тебя тут только не хватает, – запускаю пятерню в волосы и просто не могу понять, что со мной вообще происходит последние дни.

– Правда? – тут же встрепенулась подруга.

– Нет.

– Ты как всегда, в своем репертуаре.

– Что ты звонишь, Ника? Что-то случилось? Земля остановилось, солнце украли или банковский счет измельчал? Давай быстро и по делу.

В трубке слышится недовольное фырканье.

– Горбатого могила исправит, Абашев. Два дня мне не звонил и даже не соскучился. У тебя вообще есть сердце или оно атрофировалось за ненадобностью?

– Ника, твою мать!

– Поняла-поняла! Хотела попросить перевести мне на карту денег. Я тут такое платье нашла, Дамир, закачаешься. Думаю, как раз на праздник…

В общем, опять по кругу, все то же самое.

– Я тебя понял. Будут тебе деньги. Это все?

– Ну, на самом деле я еще хотела спросить, поедешь ли ты в этом году к родителям на новогодних праздниках?

Я меряю нервными шагами комнату, понимая, что каждая минута моей задержки – возможность для Евы убежать. А я категорически этого не хочу! Раз уж она заставила меня вспомнить про Рождество, ей со мной его и проводить.

Но и насильно я тоже остановить девчонку не могу, проклятье! Разрываясь во внутренних противоречиях, припадаю рукой к холодному стеклу, и оно приятно обжигает. Холодит.

Остыть. Надо остыть, пока дров не наломал. Девчонка молодая, нежная, чистая и невинная, и тут я со своим взбунтовавшимся членом и всеми остальными частями тела кидаюсь на нее, чуть ли не как животное.

– Не знаю, Вероника. Будет видно по возвращении в город, – голос ровным удается сдерживать с трудом.

– Просто я подумала, может, я с тобой поеду?

– Что?

– В конце концов,  на всех приемах мы появляемся вместе, почему мы не можем у твоих родителей тоже появиться вдвоем?

– Ты сама прекрасно знаешь “почему”, Ника. Эта тема закрыта, – пресекаю дальнейшие поползновения девушки в сторону свадьбы и официального статуса отношений. – А теперь извини, но мне нужно идти.

– И что это там такое важное, что ты аж подгоняешь меня, Абашев? Или, может быть, “кто”?

– Хорошего отпуска, Вероника, – пропускаю укол мимо ушей и сбрасываю вызов, оставляя мобильный здесь же в спальне, чтобы больше не мешал и не напоминал о себе в самые неожиданные моменты.

Из комнаты выхожу в полной уверенности, что правильная Ева еще не успела убежать и наверняка перед своей капитуляцией сначала уберет раскиданные по всей гостиной праздничные атрибуты, но… похоже, я слишком самоуверен.

Гостиная встречает меня все тем же оставленным Рождественским хаосом, Евы нет, входная дверь слегка приоткрыта, будто девушка убегала в спешке.

Выхожу на крыльцо, оглядываясь, но в сгустившихся сумерках снежинки, естественно, уже не видно, похоже, смоталась трусиха, стоило мне только уйти.

– Твою ж, Вероника! – стою и, как истукан, еще какое-то время пялюсь на тропинку, ведущую к деревне, как будто в надежде, что Ева вот-вот покажется из-за поворота, передумав уходить. Жду и понимаю, что ни черта не понимаю в своей голове! Честно говоря, теперь даже не знаю, обматерил бы Нику или поблагодарил за звонок? Рядом с другими людьми я чувствую над собой полный контроль, но рядом с Евой со мной начинают происходить поразительные вещи. Чтобы я повелся на какие-то украшения? Чтобы я таскался в поисках елки, да покруче, только из одного единственного желания кому-то угодить? Чтобы я таскал кому-то завтраки? В какой параллельной вселенной я вообще последний раз чувствовал себя так, как почувствовал сегодня днем рядом с этой хрупкой девчонкой, у которой, кажется, появляется полный и безграничный контроль надо мной? Эта власть. Мое пугающее до чертиков безволие.

Вконец промерзнув на вернаде, возвращаюсь в дом. Желание одно – сбежать от самого себя. Кто-нибудь скажет, как это сделать?

Естественно, никакое Рождество я не встречал. Настроение было паршивое. И состояние не лучше. Почти всю ночь просидел, пялясь на эту дурацкую яркую елку, и  крутил-крутил-крутил в своей черепушке весь сегодняшний день. Помогли эти размышления едва ли. Ночь казалась адски длинной.

В тревожный сон я провалился всего на пару часов, а с рассветом подскочил.

Я попросту ждал. Кого и чего, догадаться не сложно.

Принял душ, выпил кофе, посчитал шагами походу все двухэтажное жилище, то и дело поглядывая на часы, и к десяти часам утра я уже готов был рвать и метать, когда понял, что Ева убираться все-таки не пришла. Сгреб мобильный и набрал Диккерсу. Тот в свою очередь “обрадовал” меня новостью, что у Фадеевой сегодня официальный выходной, и вчера она должна была сама мне об этом сообщить.

Да сейчас, сообщила она. Она бежала отсюда, только пятки сверкали.

Вырубаю мобильный и с каким-то яростным остервенением отбрасываю на диван, заваленный теми самыми гирляндами, носками и прочей рождественской лабудой, которую развесить по местам Ева вчера не успела. Мы не успели. Потому что случилось то, что случилось.

И что мне теперь делать? Броситься на ее поиски? Допустим, узнать, в какой комнате и каком общежитии она живет, труда не составит никакого, но  дальше-то что? Заявиться и выдвинуть претензии по поводу оставленного с вечера бардака? Позвать куда-нибудь?

Твою мать, она в дочери тебе годится, старый пень!

Вылетаю на веранду,