Лунный удар - Дино Динаев

— Но ты, выбирай выражения, — набычился кто-то из саловских.

Валерик осадил его пыл, манерно подняв ладошку с отстраненным мизинцем.

— Пускай поболтает раз он больной на голову, — и говорил Валерик в нос, видно считая это очень красивым. — А мы потом выведем его на свежий воздух и подлечим.

Скользящий желоб внутри Флорова превратился в отвесный обрыв, и он понял, что с этими глупцами нечего и пытаться договориться, они настолько упертые, что все уже покойники. Им венки пора покупать.

— Дайте мне сказать, — устало произнес он. — Грядет большая разборка. Я знаю про вашу операцию с двумя поездами, и Коновал знает. Дело в том, что ему тоже обещали этот проклятый поезд. Так получается, что вам обоим пообещали один и тот же поезд. Пройдет пару дней, и вы все схлестнетесь не на жизнь, а на смерть.

Тогда во всем городе не хватит черного мрамора вам на обелиски.

Валерик небрежно достал сигарету и, вытянув губы трубочкой, затянулся. Флоров ждал ответа. Эх, если бы на месте сынка был сам Сало! Сможет ли этот пижон принять какое-либо решение? Он мог бы, например, свести его с отцом или, на худой конец, хотя бы предупредить родителя, чтобы тот мог назначить встречу с Коновалом и обговорить проблему с двумя поездами. Имеется ли у него этот самый орган для принятия решений? Вот в чем вопрос.

— Это все? — невзначай спросил Валерик, сделав изрядную паузу. — А то мне кушать пора.

По этим словам Флоров понял, что искомого органа у сынка нет, не предусмотрено природой.

— Я бы на вашем месте позаботился о памятниках заблаговременно, — посоветовал он.

— Освободи помещение, от тебя плохо пахнет, — отмахнулся от него Валерик.

— Я пойду, — сказал Флоров. — Я бы сказал "до свидания", но я совсем не спешу в то место, где вы все скоро окажетесь.

— Это какое такое место? — Валерик бросил грозный взгляд, у него получилось плохо, видно, он слишком мало смотрел боевиков или недостаточно тренировался.

Флоров поднялся и зашел в туалет, чтобы омыть горящее лицо.

Следом распахнулась дверь, и появился Китаец.

Несмотря на кличку, внешне он совсем не напоминал азиата. Скорее всего, прозвище он получил благодаря необычной для этих мест манере держаться. Он никогда не кричал, не суетился, ходил всегда размеренно и медленно, руки его при ходьбе висели неподвижно, словно плети. Но боялись его посильнее тех, кто орал и махал руками.

— Я узнал тебя, — сказал Китаец. — Ты работаешь в Управлении порта.

— Но ты то умный человек, ты должен понимать, какая каша заваривается? Устрой мне встречу с Иваном.

На лице Китайца не отразилось никаких чувств, оно было словно неживое, и он продолжил свою речь безо всяких интонаций, да и без знаков препинания, пожалуй.

Нельзя было понять, где кончается одно предложение и начинается другое, где вопрос, а где утверждение.

— Я думаю, тебе не стоит с ним встречаться. Сынок, конечно, придурок, но тебе повезло, что ты на него вышел. Если б на его месте оказался папаша, он бы тебя сразу пришил.

— Что же делать?

— Надо делать деньги, а поезд забесплатно — это большие деньги. Ты когда-нибудь видел большие деньги? Например, морской контейнер, забитый пятисотками и тысячами?

Китаец посмотрел на него как на убогого, не врубающегося в элементарные вещи.

Продолжать дискуссию не было смысла. Возможно, когда-то Китаец и был умным, но потом деньги схарчили ему мозги. И любовь к бабкам можно вышибить лишь единственным способом: влепив пулю в лоб. При этом как — то забывается, что в гроб положат в одном костюме, а не в десяти. А самое главное: хоть в шикарных гробах из красного дерева, в которых закапывают этакую крутизну, и есть дверца, никому еще, даже самому крутому, не удалось открыть ее и выйти.

Катастрофа разразилась на уикенд.

Коновал, приезжал на дачу весь в себе и, ни с кем не здороваясь, сразу шел на мансарду, и уже оттуда говорил по мобильному. В таких случаях по всему саду разносился его рык. Если в начале недели его тон был радостно-возбужденным, то к выходным радость выветрилась без следа.

А потом он стал попросту орать. Он матерился, он обещал своему собеседнику башку снести. Флоров только качал головой. Он-то знал, что будущая развязка неотвратима, более того, все уже, по-существу, произошло.

— Поезд не могут найти, — подтвердила его догадки Келло. — А чего его искать: Иван его давно по автовозам рассовал.

После разговора Коновал собрал своих ребят и отъехал на трех машинах. В течение дня он заехал пару раз: удрученный, с лоснящимся от пота лицом, потом пропал, и уже до самого вечера никто больше не приезжал.

Именно когда наступило спокойствие, Флоров почувствовал себя так, как будто ему гвоздь в задницу вогнали: десятидюймовый.

— Иди-ка, в разведку сходи, — велел он Келло, и та мгновенно растворилась в телефонных проводах, скользнув в сторону города, словно невидимая подземная акула.

Флоров зашел к Яне. Ее комната находилась на втором этаже, рядом с комнатой Сергея, и там был неплохой обзор: Флоров решил осмотреться.

Когда он вошел, Яна лежала на постели и читала книгу Карнеги, название которой Флоров сразу переиначил, как "Каким должен быть человек, и каким он никогда не будет".

Он подошел к окну и выглянул. Никогда еще не было такого жаркого лета, девочки из метео-тв сказали, самого жаркого за прошедшее столетие, небо казалось режуще белым от беспощадно палящего солнца, даже вид моря не вызывал ощущения прохлады.

Водная гладь казалась большой раскаленной сковородой.

Флоров видел всю улицу с понаставленными по обочине автомобилями. Мимо прошла группа сумитов — строителей. Не заметив ничего необычного, он уже совсем собрался уходить, но Яна подошла к нему и жарко обняла.

Какое-то время они целовались долгими поцелуями, попеременно всовывая друг другу языки в рот. Поцелуи становились все более чувственными, а сам центр чувств спускался к низу живота. Флоров уже нес Яну к кровати. Вместо оргазма перед глазами у него взорвалась световая граната, и в мозг бурей ворвалась Келло.

— Надо немедленно бежать! — разгорячено вопила она. — Поезд украли. Коновал поехал и убил там кого-то, а сам сбежал. Они едут сюда!

Флоров потратил драгоценное время, чтобы оторвать от себя Яну. Женщина уже вся была в нем, а глаза ее казались пьянее обычного. Потеряв терпение, он вмазал ей пощечину.

— Ты что, озверел? — обиделась она.

— Быстро одевайся, — поторопил Флоров. — Мы уезжаем отсюда. Здесь оставаться опасно.

— Никуда я не поеду, — заупрямилась она и даже легла на кровать. — Я к нему со всей душой, а он драться, видишь ли, изволил.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});