Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я медленно вытащил из ящика стола большой револьвер и положил его перед собой.
- У меня в обойме восемь патронов. Так что восемью штурмовиками станет меньше.
Гитлер остолбенел.
- Я знаю, ты достаточно ненормальный, чтобы стрелять, - прорычал он. - Я знаю, что ты без колебаний будешь защищать себя. Но все равно ты не сможешь стрелять в моих штурмовиков.
- Ваших или гауляйтера Геббельса? Если они ваши, то я бы советовал вам не посылать их сюда. А если это люди Геббельса, то в вашей власти остановить их. Что касается меня, то я буду стрелять в любого, кто нападет на меня. И мне плевать на их униформу. Коричневые рубашки меня не пугают.
- Отто, - сказал Гитлер печальным голосом, первый и последний раз назвав меня моим христианским именем, - будь благоразумен. Обдумай все, хотя бы ради брата.
Он взял меня за руки. Я остался равнодушным к его глазам, наполненным слезами, к дрожащему от волнения голосу. Это заранее обдуманное представление не могло иметь у меня успеха.
- Подумайте и вы, господин Гитлер. Я буду продолжать свое дело.
К тому моменту, когда он ушел, я уже решил открыто бороться с его лицемерием; короче говоря, либо я одержу над ним победу, либо порву с ним.
Этот процесс оказался долгим и трудным. Я был так искренне привязан к Грегору, что перспектива разрыва с ним связывала меня по рукам и ногам.
Во-первых, я последовал совету брата и, как и многие мои друзья, перевел свою резиденцию в берлинский пригород Лениц, относящийся к округу Бранденбург. Там же я наладил выпуск газеты. «Арбайтсблатт» оставалась официальным органом национал-социалистов Севера. Мои корреспонденты - с моего согласия - открыто критиковали поведение некоторых региональных лидеров Юга. Одним из наших самых горячих сторонников был Эрнст Граф цу Ревентлов.
Директор конкурирующего издательства Аманн систематически подстрекал фюрера к действиям против нас. Но я никак не выражал своего недовольства. Но рано или поздно ситуация все равно должна была взорваться.
В 1929 году меня вызвали в Мюнхен. Гитлер, предварительно сообщив мне, что «он не может ошибаться, так как все, что он делает, имеет историческое значение», предложил продать ему «Кампфферлаг». Я ни минуты не размышляя, отказался. Я был намерен оставаться в НСДАП до того момента, пока я могу честно бороться за то, что считаю правильным. Лишившись возможности управлять прессой, я стал бы, как и все прочие, безголосым наемником человека, которого лизоблюды с Юга уже начади называть «фюрером».
В 1930 году напряженность между нами достигла критической точки. В апреле саксонские профсоюзы заявили о забастовке на промышленных предприятиях. Я решил поддержать их всеми силами национал-социалистической партии Севера, и все мои издания стали на сторону рабочих. Одну из моих газет - «Саксишер беобахтер» забастовщики зачитывали буквально до дыр. Легко представить ярость индустриальных магнатов, с которыми последнее время Гитлер нашел общий язык. В тот момент СА финансировались исключительно Тиссеном и его друзьями. Рейхсвер же решительно отвернулся от СА и нашел себе нового фаворита в лице ультраправой организации «Стальной шлем».
Поэтому потерять своих новых друзей для Гитлера означало потерять абсолютно все. Саксонская федерация промышленников послала Гитлеру ультиматум, составленный в чрезвычайно резкой форме:
«До тех пор, пока забастовка не будет осуждена, пока; национал-социалистическая партия и ее газеты, особенно «Сахсишер беобахтер», не начнут борьбу с ней, Всегерманская федерация промышленников в полном составе отказывается вносить деньги в кассу партии».
Такой удар по партии не мог остаться тайной. Мы знали содержание этого ультиматума и вскоре поняли, что Гитлер продался капиталистам и что нельзя более возлагать на него надежды, так как он принял условия ультиматума.
Резолюция центрального исполнительного комитета партии, подписанная лично Гитлером, запрещала любому члену национал-социалистической партии принимать участие в забастовке.
Трус Мартин Мучман, гауляйтер Саксонии, добился одобрения этого решения абсолютным большинством голосов в партийной организации, и Саксония поддержала Гитлера. Я и несколько моих друзей, потрясенные трусостью одних и предательством других, отказались подчиниться. В наших газетах мы продолжали поддерживать забастовщиков и критиковали поведение Гитлера и его приспешников с удвоенной силой.
Среди методов, которыми любил пользоваться Гитлер, важную роль играл элемент неожиданности.
21 мая 1930 года, в четверть первого, когда я уже собирался отправиться в свой офис в Ораниенбурге, внезапно зазвонил телефон.
- Алло! Говорит Рудольф Гесс. Господин Гитлер просит вас немедленно прибыть для срочной беседы в отель «Сан-Суси».
Визит Адольфа в Берлин проходил в обстановке строжайшей секретности. На этот раз он решил, что не будет неожиданно врываться в мой офис. Он пригласил меня на встречу, которая, как я понял, должна была стать решающей.
«Чем быстрее, тем лучше», - подумал я и без промедления откликнулся на приглашение.
Адольф встретил меня в вестибюле гостиницы. Мы остались вдвоем. Он предложил мне сесть, а сам сел напротив.
- Ты обдумал то предложение, которое я сделал тебе год назад? - поинтересовался он. - Аманн подготовил восторженный доклад о твоем издательстве. Я готов его купить. Каждый из вас - Грегор, Хинкель и ты - получите по 60 000 марок, а вы с Хинкелем станете депутатами рейхстага.
- Вряд ли этот вопрос стоит обсуждать, господин Гитлер. Мой мюнхенский отказ все еще остается в силе.
Гитлер немедленно набросился на меня с ругательствами.
- Тон ваших газет позорит партию. Твои статьи - это нарушение всех возможных понятий о дисциплине. Они наносят удар по программе партии. Мое терпение иссякло. Деятельность «Кампфферлаг» вынуждает меня прибегнуть к принудительной ликвидации издательства. Если вы не согласитесь со мной, то я буду бороться с вами всеми доступными мне средствами.
Я встал.
- Я думал, господин Гитлер, что вы послали за мной, чтобы окончательно прояснить ситуацию. И я готов обсуждать любые проблемы, но отказываюсь принять ультиматум.
- Конечно, я хотел бы прийти к какому-то соглашению, - сказал Гитлер немного более спокойно. - Я не хочу, чтобы партия потеряла такого замечательного человека, как ты. Потому-то я и попросил тебя прийти. Ты молод, участвовал в войне, ты один из нас - ветеранов национал-социалистического движения, и мне кажется, ты все еще в состоянии учиться понимать новое. Я не могу сказать то же самое об Эрнсте Графе цу Ревентлове. Он пожилой человек, да к тому же еще журналист и ретроград. Он - безнадежен, но ты...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Жизнь летчика - Эрнст Удет - Биографии и Мемуары
- Вне закона - Эрнст Саломон - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Девушка с девятью париками - Софи ван дер Стап - Биографии и Мемуары
- Краснов-Власов.Воспоминания - Иван Поляков - Биографии и Мемуары
- Бисмарк Отто фон. Мир на грани войны. Что ждет Россию и Европу - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары / Военное / Публицистика
- Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов - Биографии и Мемуары
- Воспоминания о службе в Финляндии во время Первой мировой войны. 1914–1917 - Дмитрий Леонидович Казанцев - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Эдуард Лимонов - М. Загребельный - Биографии и Мемуары