Увидеть Париж – и жить - Дарья Кузнецова

– Меня зовут Лариса. Как ты получила травму? – спросила я. У меня была кровать с автоматическим управлением, я приподняла головной конец, чтобы лучше ее видеть.

– Это долгая история.

Слезы затуманили ее глаза.

– Мне так плохо, я не хочу жить, расскажи мне, что произошло, надеюсь, мы сможем как-то помочь друг другу, – неуверенно попросила я.

– «Сможем помочь друг другу?» – грустно переспросила она. – Мне уже никто не поможет. Ты знаешь, Лариса, я хочу жить, я всегда хотела жить, даже в самые страшные минуты. Это инстинкт, энергия бытия, может, у меня ее просто больше, чем у других людей. Я родилась в маленьком городке на юге Франции, я была третьим ребенком в семье, в детстве было скучно, хотя мы и не были особенно бедны и мне всего хватало. Я всегда мечтала о какой-то другой жизни, не однообразной, яркой и интересной. И когда мне было восемнадцать лет, мы с подругой уехали в Париж учиться. Там мы встретили мадам Жюстин, которая предложила нам работу жриц любви. Это была необыкновенная женщина, она почти все время улыбалась и говорила, что мы существуем благодаря желанию и наслаждениям. Жюстин рассказала нам обо всех премудростях секса и выделила нам красивые комнаты недалеко от центра Парижа. Я слушала ее наставления, и у меня было чувство, что мы дарим людям радость и занимаемся самым полезным и нужным делом на земле. Она учила нас наслаждаться жизнью, получать удовольствие от каждого момента.

Но постепенно моя эйфория прошла. Сначала мне нравилось узнавать разных мужчин, я действительно не видела в этом ничего плохого. Молодые были более горячими и быстрыми, с ними я чувствовала себя как одно целое, мы находились на одной волне. А с пожилыми людьми я сначала ощущала сильную неловкость, они были из какого-то другого мира, наша любовь казалась мне странной и нелепой. Но потом это чувство прошло. Я старалась проявлять нежность к каждому партнеру, играла в чувства, в покорность, в веселость, бьющую через край, мне нравилось отдаваться страсти снова и снова, секс стал моей жизнью. Некоторые мужчины были грубы и жестоки, за это платили больше, они назывались особыми клиентами. Мне можно было отказаться от таких клиентов, но мне хотелось заработать. Я сказала себе, что это игра, часть моей профессии. Но было ли это на самом деле игрой? Ведь вся наша жизнь – смена масок и ролей, возможно, они действительно считали меня жалким и ничтожным человеком, с которым можно реализовывать свои извращенные потребности. Другие наоборот хотели грубости от меня.

Но всем им, и нормальным, и не очень, мы были нужны, мы были цветущим оазисом, островком яркого света в мире скуки и повседневности. С одной стороны, можно назвать все это похотью и грязью, но все-таки в любой близости есть что-то прекрасное, запретный плод, желание, благодаря которому мы появились на свет, свобода от условностей и предрассудков, слияние мужчины и женщины в едином порыве переполняющей душу и тело энергии жизни.

Так я работала до двадцати пяти лет. И неожиданно я поняла, что слишком много пью и все дни слились в сплошной калейдоскоп улыбок, объятий, обнаженных тел, но радость куда-то исчезла. А что дальше?

Но вскоре произошло чудо. В меня влюбился один мальчик. Я называю его мальчиком, потому что он моложе меня на пять лет, тогда ему было двадцать. Это был необыкновенный парень, красивый, высокий блондин, он мог заниматься любовью ночи напролет и делал все, чтобы я почувствовала себя королевой, настоящей женщиной. Себастьян, так его звали, говорил, что хочет жениться на мне, спасти меня, он видел во мне светлое начало. И я согласилась, потому что не могла больше жить одним днем и стала бояться будущего. Не знаю, любила ли я его, – наверно, нет. Иногда мне казалось, что мне нужен какой-то другой человек, может быть, состоявшийся, взрослый, богатый. Или я просто потеряла способность любить, потому что слишком долго отдавалась страсти с огромным количеством мужчин. У Себастьяна не было денег, он был студентом-медиком из бедной семьи. Но он очень усердно учился, подрабатывал фельдшером, дежурил по ночам в больницах и каждую свободную минуту уделял мне. Мы поженились и переехали в небольшую съемную квартиру на юге Парижа. Я сидела дома, ходила в магазины за продуктами, наводила уют, даже научилась готовить. Но скоро я стала скучать. Мне до боли не хватало отдыха в клубах, друзей, застолий, вечеринок, наших песен о любви. Меня мучила острая потребность одеваться так же, как прежде, привлекать, соблазнять, очаровывать. Вседозволенность и полная свобода обладают страшной силой, они держат человека и не отпускают, начать после этого жить по каким-то правилам – это все равно, что научить ребенка-маугли говорить.

Но через полгода я забеременела. Я была счастлива, мне очень хотелось стать матерью. Меня даже не расстраивал мой вес и круги под глазами. Я поняла, что оно того стоило. Наконец, я родила прекрасную девочку, мою малышку, Доминику, мой свет, мое солнышко. Когда мне дали приложить к груди доченьку, это был самый счастливый миг в моей жизни. Я даже позвонила маме, с которой не общалась много лет, чтобы сказать, что родила ребенка, но сестра ответила ледяным голосом, что мать несколько лет назад умерла от рака.

Себастьян был безумно счастлив, когда мы вернулись в нашу квартирку с сокровищем, завернутым в одеяльце. Но потом начались суровые будни. Муж работал, мне было некому помочь с малышкой, я стала ужасно уставать. У меня начались нервные срывы. И я не выдержала. Одной ночью я ушла, оставив записку, что я люблю Себастьяна и нашу дочь, но не могу больше так, прошу прощения и ухожу.

Я вернулась к мадам Жюстин, но она не взяла меня, сказав, что фигура испорчена после родов и на мое место уже взяли молодую девочку. Она посоветовала мне возвращаться к дочери, со своей всегдашней мудрой, загадочной улыбкой. Но моя подруга Мари посоветовала мне салон Вероники «для леди, кому за…». Они обслуживали эксклюзивных клиентов.

Вероника, худая, очень красивая женщина лет сорока, сразу предложила мне остаться. Она сказала, что видит во мне огромный потенциал. У меня началась в каком-то смысле другая жизнь, это был один из самых дорогих салонов в Париже. Я поселилась в прекрасной отдельной квартире в центре города. Появились эксклюзивные клиенты, в том числе женщины. Я забывала обо всем в омуте удовольствий. Мне хотелось перестать чувствовать горечь и тягость повседневной жизни, которые могли убить меня. Вот способ забыть о проблемах, о грусти, о тоске, – думала я, наливая себе шампанское и отдаваясь страсти снова и снова. Я с детства боялась серости, скандалов, которые были у моих родителей, чего-то такого, что происходит с человеком, когда он остается дома один, и ему некуда спешить, и уже ничего не должно произойти. И у него появляется смутное и страшное ощущение, что годы прошли совсем не так, как хотелось бы, и ничего не сбылось. Мои родители считали, что их жизнь не удалась, и это меня когда-то в детстве очень расстраивало. Я так хотела, чтобы у меня все было по-другому. Красивая жизнь, наслаждения – все подсознательно стремятся к этому, но не все имеют смелость позволить себе играть по своим правилам.

Конечно, были и неприятности с полицией и грязные истории. Я иногда вспоминала о дочери, хотела вернуться к ней, но потом думала, что бывший муж ни за что ее не бросит. Я плакала и боялась, что он не простит меня никогда. Мой образ жизни затягивал. Но в какой-то момент я поняла, что моя душа скоро разорвется на части, если я не изменю что-то. Моей дочери должно было исполниться пять лет. И я пошла туда, где мы раньше жили с мужем, в день ее рожденья. Я позвонила в дверь, представилась подругой Себастьяна, мне открыла дверь незнакомая пожилая женщина. И я увидела, как они сидят за праздничным столом, моя доченька так выросла, стала красавицей, – на глаза Женевьевы навернулись слезы. – Я услышала, как она назвала мамой незнакомую молодую женщину. Я остановилась в дверях как вкопанная, Себастьян вышел ко мне и потребовал, чтобы я уходила. Это было ужасно, я шла по улице, как одинокая, потерянная кошка. Задыхаясь от рыданий, я чувствовала страшное одиночество, тоску и боль. Ты когда-нибудь чувствовала, что ты одна, и весь мир – это лишь сборище жестоких и черствых людей? Ветер, небо и море враждебны тебе. Вся природа к тебе равнодушна. Есть ли такие ошибки, которые нельзя простить? Мои грехи просто ужасны. Себастьян не простил меня, он сейчас разводится со своей нынешней женой, я назначала ему несколько встреч. У меня были настоящие истерики, я плакала, вставала перед ним на колени, но он был непреклонен. Я стала тайно следить за дочерью, бросила работу, у меня осталось несколько друзей, которые мне помогали. Но потом я стала много пить, опустилась, впала в депрессию, люди отвернулись от меня. И как-то меня избили и выбросили из окна второго этажа во время пьяной драки на вечеринке. Так я получила травму позвоночника. Лариса, понимаешь, целых два года, два ужасных года, я пыталась встретиться с дочерью. Я проклинала тот день, когда ушла из дома. Но, с другой стороны, я не могу стать домохозяйкой, запереть себя в четырех стенах – это смерть. Что же мне делать? Мужчины стали говорить мне, что я стала холодной. Да, наверно, от депрессии, я перестала получать удовольствие, экстаз, ради которого прежде жила. Другие девушки симулировали оргазм, а я действительно испытывала его почти каждый раз. Я думала, что в этом экстазе, когда весь мир сосредоточен внутри тебя, когда небо рассыпается тысячами огней и становится неважно, какое страшное зло творится вокруг на земле, это и есть жизнь. С Себастьяном у меня такое было только в первые несколько раз, а потом все пропало, я стала холодна к нему, я не могла заставить себя любить его, хотя раньше у меня всегда удавалось с сотнями незнакомых людей. Отчасти из-за этого я оставила его. Мне казалось, что я не смогу жить без экстаза, без полета, без страсти. А теперь мне иногда кажется, что это не главное. Ведь люди находят смысл в чем-то другом, но в чем?