Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт

Я имел возможность основательно рассмотреть трещину. Она поуже к востоку и слегка расширяется к западу. В этом направлении я заметил любопытные изогнутые расщепления. Под мостом, на котором я стоял, скважина продолжалась, так что, я думаю, нельзя бы опуститься много ниже, не подвергаясь опасности быть защемленным. Дважды меня спас снежный мост, и мне кажется, что имеется много вероятия найти какую-нибудь спасительную преграду, но я отнюдь не считаю, чтобы можно было на это рассчитывать; провалиться глубже, нежели может достать горная спасательная веревка, было бы ужасно.

Мы отправились дальше тотчас после завтрака и скоро попали в рыхлый снег и нормальные условия, так что встретить еще трещины было мало вероятия. Мы плелись с трудом, потому что собаки уж очень измучены. Да и мы тоже порядочно умаялись; к счастью, погода нам благоприятствует; палатка, в которой я пишу, залита солнечным светом. Такого тихого, теплого дня еще не было с тех пор, как мы выступили с санями. Мы всего в каких-нибудь 12 милях от Безопасного лагеря, и, надеюсь добраться туда завтра, без дальнейших приключений, но меня беспокоят некоторые собаки. Счастье будет, если все уцелеют.

Я начинаю думать, что нам никак не избежать ряда трещин, протянутыхот лагеря № 11 до мыса Крозье; но надежду свою я возлагаю на то, что опасность простирается не далее как на милю или две и что самые трещины становятся более узкими по пути к Угловому лагерю. Если восьми лошадям удастся перебраться без несчастных случайностей, не думаю, чтобы грозила большая опасность. Во всех будущих походах нам, конечно, следует придерживаться этого курса.

Я начинаю беспокоиться о возвращающихся лошадях.

Мне сдается, что мы мало кормим собак. За последние дни они сил потеряли больше, чем следовало бы при такой работе. Они и теперь голодны до исступления.

У Мирза кожа на ногах совершенно сухая. Мы обильно потеем, и наша кожа остается розовой и мягкой, а у него – шершавой и, роговеет как бы. Сегодня он нас развеселил, когда начал чесать св;ои ноги. Звук при этом был такой, будто обстругивают твердое дерево, а его движения выглядели так, словно он пытался подстругать ноги, чтобы на них налезли меховые сапоги!

Среда, 22 февраля. Безопасный лагерь.

Вышли в 10 часов. С собаками плохо. Страшно голодны, исхудали как щепки и очень устали. Я уверен, что этого не должно быть и что мы их мало кормим. В будущем году необходимо увеличить их паек и придумать для них какой-нибудь разумный режим. Одних сухарей мало. Мирз прекрасно знает свое дело, но недостаточно знаком со здешними условиями. Одно верно: никогда собакам не свезти тяжелых грузов, если на санях будут сидеть люди. Мы все должны научиться бежать у саней; русский обычай надо бросить. Мирз, кажется, собирался прокатиться к полюсу на собаках. Настоящая экспедиция на многое открыла ему глаза.

Мы прибыли в Безопасный лагерь в 4 часа 30 минут утра. Эдгара Эванса и бывших с ним нашли в наилучшем здоровье, но, увы, с одной только лошадью. Насколько я могу понять, лошадь Форда прошла всего четыре мили на обратном пути от лагеря № 11; тут налетела метель, и бедная лошадка, несмотря на самый нежный уход, ее не вынесла. Эванс говорит, что Форд по часам возился с нею – прикармливал ее, водил, но, наконец, вернулся в палатку и донес, что она упала. Все пробовали поднять ее на ноги, но усилия оказались тщетными; она не могла стоять и вскоре издохла.

Тогда они прошли еще миль 10, но метель дурно повлияла и на вторую лошадь, Блоссом. Она вся как-то съежилась и страшно исхудала. После этого перехода она уже еле двигалась. Эванс рассказывает, что трогательно было глядеть на ее усилия: прошла саженей 15 и стала, упершись передними ногами, носом ко льду. Дали отдохнуть, кормили, кутали в одеяла – ничто не помогло; пришлось и ее оставить на «Южном тракте».

Зато Джемс Пигг удивительно поправился. За ним, конечно, очень ухаживали, и ему теперь дается корма вволю при легкой работе – так почему бы ему и не поправиться? Потеря чувствительная; но погибшие лошади были старше всех, и Оутс больших надежд никогда не возлагал на них.

Аткинсон и Крин ушли, не оставив следа, хотя бы записку. Крином притащено порядочное количество корма, и мы нашли зарытым запас тюленьего мяса.

Ночные переходы имеют много хорошего: одни только чудные световые эффекты при наступлении ночи чего стоят!

Среда, 22 февраля.

10 час. веч. Безопасный лагерь.

Поднялись в 11 часов утра, проспав четыре часа.

Уилсон, Мирз, Эванс, Черри-Гаррард и я отправились к мысу Хижины. Нашли там загадку. Дом был вычищен и удобообитаем, но никого в нем не было. На стене карандашом было написано, что в доме есть мешок с почтой, – но мы мешка никакого не находили. Мы недоумевали, но, наконец, напали на разрешение загадки, а именно что Аткинсон с Крином отправились в Безопасный лагерь нам навстречу, как раз когда мы шли мысу Хижины; мы потом видели след их саней. Тогда мы опять направились к Безопасному лагерю и встревожились, увидев обе палатки, но не заметив третьей. Мы вздохнули с облегчением, лишь найдя палатку благополучно установленной, так как лед вокруг мыса Армитедж, очевидно, очень слаб; около него такие огромные полыньи, каких я на этом месте никогда не видал.

Но все, что случилось в этот день, бледнеет перед удивительным содержанием врученной мне Аткинсоном почты – письмом от Кэмпбелла, в котором он сообщал обо всем, что он делал, и о том, как он нашел Амундсена, поселившегося в Китовой бухте. В моем уме это сообщение утвердило только одну мысль: всего разумнее и правильнее будет далее поступать так, как будто этого сообщения не было вовсе, – идти своим путем и трудиться по мере сил для чести родины, не выказывая ни страха, ни смущения.

Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серьезной угрозой нашему. Он находится на 60 миль ближе к полюсу; я и подумать не мог, что он сможет благополучно доставить на Барьер столько собак. Он, по-видимому, правильно обращается с ними. А главное – он может выступить в начале года, а с лошадьми это невозможно.

У Ледникового языка еще стоит лед – так поздно! Можно подумать, что он в этом году не вскроется вовсе. У мыса же Армитедж он так тонок, что я сильно сомневаюсь, безопасен ли он для лошадей.

Четверг, 23 февраля.

День провели в приготовлениях: приводили в порядок сани и пр. для встречи Боуэрса в Угловом лагере. Сильно дуло и носило снег, было вообще скверно. Уилсон и Мирз убили трех тюленей, на корм собакам.

Пятница, 24 февраля.

Поднялись в 6 часов. Выступили в 9 часов. Я, Крин и Черри-Гаррард с одной палаткой и санями; Э. Эванс, Аткинсон и Форд с другими санями и палаткой; Кэохэйн вел свою лошадь. Мы до полудня шли на лыжах; но вторые сани не поспевали за нами. После полудня мы уже шли без лыж, что гораздо утомительнее. Будучи физически сильными, несомненно, можно бы на лыжах делать очень большие переходы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});