Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma"

— Она убила их друзей.

— Да. И многие хотят отомстить, — кивнул атериадец.

В это время охранники притащили шипящую и ругающуюся Итриаду и грубо швырнули ее в телегу. Девушка забилась в свой угол и продолжила зыркать по сторонам, а Трегоран же стал разрабатывать план побега. Он не собирался становиться рабом после того, как обрел свободу и получил власть над стихиями.

Всего в караване было почти полсотни рабов, около двух десятков охранников, и дюжина возниц. В среднем на одну зарешеченную телегу приходилось до пяти-шести человек, а потому можно было считать, что едут они с комфортом. Помимо фургонов для перевозки рабов, в караване нашлось место пяти тяжело груженым телегам, заполненным всяческими товарами. В основном — шкурами животных.

Трегоран устроился поудобнее и принялся разглядывать бескрайнюю степь, точнее — Степь, как с придыханием ее называли Димарох, — по которой медленно перемелись телеги господина Найвиха. Определенно, атериадцы относились к рабам лучше, нежели фарийцы. Интересно, почему?

Он задал вопрос Димароху, и лицо служителя муз расплылось в улыбке.

— Друг мой, тут нет загадки. Империя постоянно несет свой пламенный клинок в далекие земли. — Он поймал недоуменный взгляд Трегорана и уточнил. — Воюет много и со вкусом. А на войне легко заполучить сколь угодно живого товара, потому ценить рабов нет смысла, ведь всегда можно по бросовой цене купить новых. Моя же любимая родина переживает тяжкие годы, находясь в тени колосса с тысячью пастей. Для нас рабы — слишком ценный товар, их надлежит беречь и по возможности не портить.

«Интересно, что было бы, окажись я в городах?» — подумал Трегоран и поморщился. Он прекрасно знал ответ и слышал про любовь, которую питали развращенные жители Атериады к мальчикам. Да что слышал — буквально утром лицезрел ее! А потому для него вряд ли что-нибудь сильно изменилось бы … Для него?

И снова в голове возник туманный образ, отдавшийся приступом боли.

«Проклятье, да что ж такое-то?» — подумал Трегоран, сдерживая стон.

Он поморщился и постарался не думать ни о чем. Стало легче.

«Нет, с этим нужно разобраться. Я должен вспомнить что-то очень важное, но не могу. Значит, это относится к прошлому, к тому, что было до сделки».

В висках вновь закололо, и Трегоран перестал размышлять на опасную тему, вернувшись к дальнейшей проработке плана побега. Получалось неплохо, и, он с легкостью осуществил бы свой план уже ночью, если бы не одно «но». Трегоран решительнейшим образом не представлял, где находится и куда нужно идти. А без этого бежать не имело ни малейшего смысла. Следовало для начала заручиться поддержкой кого-нибудь, понимающего, что к чему.

— Димарох, — обратился южанин к атериадцу. — А ты знаешь, как отсюда добраться до империи, или твоей родины?

— Конечно. Неделя на запад — и ты в Фарийской империи. Неделя на восток, а потом еще столько же на юг — и ты у нас.

— А смог бы ты найти нужный путь, если бы получилось обрести свободу?

Атериадец прищурился и внимательно заглянул юноше в глаза.

— Друг мой, аккуратнее. Смочь-то я бы смог, вот только беглецов наш хозяин не любит. Ты же понимаешь, что попытка покинуть столь любезный моему сердцу караван может перечеркнуть все твои надежды на комфортное путешествие и спокойную жизнь в стране вольных городов?

Трегоран предпочел не отвечать на этот вопрос, а чтобы преодолеть неловкость, перевел разговор в другое русло.

— Димарох, расскажи лучше, как ты оказался в этом фургоне.

Его собеседник некоторое время внимательно смотрел на юношу, затем улыбнулся.

— Ладно, друг мой, думаю, можно и рассказать. Все равно у нас много свободного времени.

Он задумчиво прикрыл глаза.

— Итак, с чего бы мне начать? Пожалуй, с путешествий. Некоторые люди просто не могут сидеть на одном месте. Таков и я. Жизнь актера хороша, но я всегда мечтал открывать новые горизонты, как Оиссий, как великие герои прошлого, отдавшиеся зову, разжигающему пламень в их крови, и желавшие ощутить соленый привкус моря и приключений на губах! Сперва я исследовал окрестности родной Батерии, затем принялся выбираться в отдаленные полисы, ну и, наконец, решился изучать большой мир. Я побывал на востоке, где вкусил горячего селианского гостеприимства и не менее горячих ласок восточных женщин, посетил юг, оценив блеск великой Таверионской республики. Конечно же, провел какое-то время в вечном Фаре — даже посмотрел на императора. Но этого мне показалось мало, и я на свою беду решил взглянуть на житье варваров. Сперва я направил свои стопы в Ганнорию, и все было хорошо — эта фарийская провинция хоть и была приведена к порядку недавно, достаточно спокойна. Не открыв ничего нового, я размышлял, куда отправиться дальше — в северную Ганнорию, к диким и свирепым племенам, не склонившимся пред мощью Богоравного, или на восток — к простым, но гордым детям лесов. В результате я отважился пересечь границу с Ирризией, совершив тем самым роковую ошибку. Ни каравана, ни оружия, ни охраны у меня не было. А потому я стал жертвой первых же попавшихся на пути разбойников. Меня ограбили и обратили в рабство, продав одному из местных племенных вождей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Атериадец печально вздохнул, ненадолго умолк, после чего продолжил повествование.

— Почти четыре года я прислуживал неотесанному дикарю, развлекая его, но, как и положено варвару, вождь не сумел оценить всех талантов твоего покорного слуги и, в конце концов, избавился от меня, продав заезжему торговцу — господину Найвиху. Сей достойный муж определено надеется получить хороший выкуп на родине, и я не спешу разубеждать его. Страшно представить, как он будет разочарован, когда выяснит, что я одинок, точно древний дуб, выросший посреди поля.

Атериадец улыбнулся.

— Такова печальная история одного глупого любителя приключений, друг мой, — он задрал голову вверх и воззвал к небесам. — О боги, доколе человеческое любопытство будет служить источником неисчислимых бед?

Продекламировано это было с таким пафосом и настолько искусственно, что Трегоран не смог удержаться от улыбки.

— Так ты был актером? — поинтересовался он.

— О да, меня питало величайшее из искусств — лицедейство. Я был актером и, смею заметить, не последним! Видел бы ты, как я играл в трагедиях Аристимаха. Это было незабываемо! Зрители плакали и лишались чувств от горя! А теперь, — он вяло звякнул цепями. — Теперь все в прошлом и винить мне некого, кроме себя.

— Может быть, кто-то из зрителей захочет тебя выкупить? — предположил юноша.

— Тщу себя надеждой, хотя и знаю, сколь она несбыточна. Век актера — миг. Он взносится на небосклон, точно Улиан в огненной колеснице, и сгорает, ныряя в пучины забвения. Я сомневаюсь, что хоть кто-то помнит меня.

Трегорана так и подмывало спросить, что же это за великий актер, если через пару жалких лет о нем забывают все и вся, но врожденная деликатность не позволила задать столь бестактный вопрос. Они продолжили говорить. Вернее, болтал в основном Димарох, нашедший благодарного слушателя, а Трегоран во все глаза вглядывался вдаль. Что-то странное мерещилось ему на горизонте. Наконец он не выдержал и спросил:

— Димарох, что это такое виднеется вдалеке?

Атериадец бросил один короткий взгляд, затем пожал плечами и коротко ответил:

— Мертвые земли.

— Они так близко? — Трегоран поежился, вспоминая рассказы Маркация о проклятом месте.

— Да. Весь север Атериады отделен от них Степью, однако она далеко не так широка, как хотелось бы.

— Там правда обитают призраки?

— Так говорят люди, сам же я не забредал в те места.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Но ехать так близко к ним безопасно?

— Мертвыми землями у нас пугают детей, однако я ни разу не слышал, чтобы какая-нибудь напасть вырвалась из них, — ответил ему актер. — Если зло и поселилось в тех местах, то оно очень уж лениво и не желает открывать для себя новые горизонты. Довольствуется лишь глупцами, которые сами идут к нему.

— А такие есть?