Девушка по имени Судьба - Гуиллермо Гланк

Доминга же не дошла до доктора Падина: по дороге на нее напали бандиты и, ударив тяжелым предметом по голове, оттащили старую няньку в глухое место.

А тем временем в доме Оласаблей появилась повитуха Рамона и, передав Гонсало завернутую в одеяльце дочь Маргариты, занялась роженицей.

Гонсало с нежностью глядел на девочку, говоря ей:

— Клянусь, ты будешь богата и счастлива. Я, твой отец, не пожалею для этого сил. Никого не пощажу, только бы ты, моя доченька, была здорова и жила в роскоши. Потерпи немножко, скоро я представлю тебе твою маму.

Он старался не слушать, как за стеной стонала и кричала Мария, как мучилась она, рожая другого ребенка, отцом которого тоже был Гонсало. Того, другого, ребенка он считал чужим и недостойным жить на белом свете. Головорезы Бенито затаились наготове, ожидая только сигнала от дона Линча.

Марии же, по плану Гонсало, отводилась другая роль: он великодушно даровал ей жизнь — в обмен на то, что она, именно она, вырастит его дочь. Единственную, как он полагал, его дочь.

А между тем в соседней комнате Рамона уже приняла на руки младенца, рожденного Марией. Это была тоже девочка — хорошенькая, похожая на мать, беззащитная.

Но при виде этого, ни в чем не повинного ребеночка, Гонсало остался холоден и жесток. Сердце его не дрогнуло, не подсказало ему, что он отправляет на смерть свою собственную дочь.

Быстро передав Рамоне девочку Маргариты, он сунул ребенка Марии в руки Бенито, дожидавшегося на лестнице.

— Отнеси ее пока в дом к Рамоне.

— А может, сразу… того… — предложил Бенито.

— Ну не здесь же! — вскипел Гонсало. — И вообще, подожди с этим. Дай довести дело до конца.

Почему он сказал так? Почему велел повременить с убийством своей второй дочери?

Если бы Гонсало задал себе этот вопрос тогда, то, наверное, ответил бы, что поступил так из суеверия. Боялся взять на душу еще больший грех, пока Мария не увидела девочку Маргариты и не признала ее своей дочерью. Боялся, что материнское сердце отторгнет чужое дитя, и тогда… Он даже представить боялся эту страшную картину.

Но Мария, когда ей поднесли чужого ребенка, не почувствовала подмены — улыбнулась, прижала девочку к себе и прошептала:

— Доченька моя! Слава Богу…

В этот момент как раз вернулся взволнованный Мануэль, и Гонсало со счастливой улыбкой предъявил ему новорожденную внучку.

Растроганный Мануэль едва устоял на ногах от счастья.

— Я хочу назвать ее Лусией, — слабым голосом вымолвила Мария.

— Что ж, по-моему, прекрасное имя! — согласился Гонсало.

Мануэль был того же мнения. Когда волнения немного улеглись, Мария вспомнила о Доминге:

— Где она? Я хочу ее порадовать.

Встревоженный отсутствием Доминги, Мануэль пошел искать ее по дому и внезапно увидел Консепсьон, которая буквально тащила на себе старую негритянку.

— Боже мой! Что случилось? — испуганно воскликнул Мануэль.

— Я нашла ее тут неподалеку, — пояснила Консепсьон. — Она ползком пыталась добраться до дома.

Гонсало тоже вышел в гостиную и замер, увидев Домингу.

— Что с тобой? — подхватив ее на руки, спросил он.

— На меня напали какие-то бандиты, — с трудом выговаривая слова, ответила она.

— Ты запомнила их лица?

— Нет. Они подкрались сзади.

— Сейчас я помогу тебе, ты ляжешь в постель, — облегченно вздохнув, сказал Гонсало, — а Консепсьон сбегает за врачом. Мы выходим тебя, и ты еще будешь нянчить маленькую Лусию.

— Уже родилась? Девочка? — просияла улыбкой Доминга.

— Да, все в порядке, Мария тоже здорова! — радостно сообщил Мануэль.

— Ну, теперь я уж точно не помру, — весело заявила Доминга.

Гонсало очень нервничал, оттого что никак не мог уйти из дома — то надо было дожидаться приезда врача, потом ждать, пока тот осмотрит Домингу, потом пришлось из вежливости попить с ним чаю. А тут еще и Мануэль долго не мог угомониться — все обсуждал с зятем будущее своей внучки.

Гонсало же при этом не находил себе места: ему вдруг пришло в голову, что Маргарита, очнувшись и не увидев рядом с собой ребенка, может натворить немало бед.

Поэтому он, как только представилась возможность, тайком улизнул из дома и помчался не к Бенито и Рамоне, а прежде всего к Маргарите.

Она действительно уже обнаружила пропажу и, несмотря на то, что была очень слаба, порывалась идти к Гонсало, искать своего ребенка. Сиделке, присматривающей за Маргаритой, с трудом удавалось ее удерживать.

— Слава Богу, вы пришли, — сказала Гонсало сиделка. — Еще чуть- чуть, и я бы с нею не справилась. Откуда в ней только силы взялись!

— Где моя девочка? — истерично закричала Маргарита, увидев Гонсало. — Куда ты ее унес? Что ты с нею сделал?

— Я отвечу, но прежде ты должна успокоиться, — строго произнес Гонсало.

Успокоиться Маргарита не могла: тревога за дочь не покидала ее. И тогда Гонсало, больше не щадя ее, прямо сказал, что девочка умерла.

— Нет, ты врешь! Я не верю тебе! Она жива! — неистово заголосила Маргарита.

— Я только что похоронил нашу дочь, — твердо молвил Гонсало.

— Не верю! Покажи мне могилку. Придем туда сейчас же!

— Этого я тебе не скажу, — безжалостно заявил он. — Мне не нужна женщина, которая каждый день будет ходить на кладбище и рыдать там над могилой.

— Ты и в этом мне отказываешь? — возмутилась Маргарита.

Долго еще Гонсало пришлось уговаривать Маргариту смириться с несчастьем и попытаться жить как прежде.

А тем временем терпение Бенито лопнуло. Не в силах выносить детского плача, он решил больше не ждать Гонсало и задушить девочку.

Когда его тяжелые ручищи обхватили ее горлышко, Рамона тоже не выдержала и, схватив подвернувшийся под руку утюг, оглушила им Бенито.

Затем взяла девочку на руки и понесла ее по темным ночным улицам, надеясь до рассвета уйти подальше от города, в который для нее уже навсегда была заказана дорога.

Но выбравшись за город и оказавшись в чистом поле, она опомнилась: что же ей делать с ребенком, который плакал и мог умереть от голода? Искать для него кормилицу? Но Гонсало Линч наверняка уже дал задание своим бандитам, и те перевернут всю округу, расспрашивая о женщине с грудным ребенком.

Нет, надо срочно избавиться от девочки, решила Рамона. Подбросить бы ее кому-нибудь, да откуда людям взяться ночью посреди степи!

И тут она увидела цирковые повозки, расположившиеся здесь для ночевки.

— Ну, малышка, Бог тебя бережет! — сказала Рамона. — Авось убережет и меня, за то, что не дала тебе умереть. Прости старуху. Теперь твоя судьба — жить с этими циркачами.