Алмазы французского графа - Иванова Татьяна Антоновна

— Правда! — тихо сказал Лукин.

Так, понимаешь ли, бывает! — принялся пояснять Колька. — Человек совершает что-то совсем не подумав, а потом понимает, что сделал это зря. Но это уж потом. А нам- то теперь что делать?

— Что? — спросил испуганно Саша.

— Друга выручать надо. Я не могу, потому, что сам старше его, а ты смог бы, а Сашок? Смог бы ведь?

Саша, представив себя в роли преступника — убийцы, передернулся. И ему в голову, прежде всего, пришла мысль не о своей собственной участи, — клейме, с которым после взятия на себя такой вины ему придется жить. Он, прежде всего, подумал о Дмитрии Сергеевиче. Даже не о маме, не о бабушке, а именно о нем! Кем он, Саша, предстанет в его глазах, когда признается в убийстве сторожа?

Нет! Это просто невозможно! Дмитрий Сергеевич не должен услышать от него такого признания.

Колька и Лука молча ожидали от него ответа. А вдалеке, между тем, менты уже кого-то схватили. Оттуда слышались чьи-то протестующие возгласы. — Отвали! Я вооще не при чем! Мимо шел, понял?

— Похоже, Коржа взяли. — Констатировал Подгорный, узнав подельника по голосу. — Теперь, глядишь, потихоньку до всех доберутся.

— Может смотаться пока? — предложил Лука.

— Ага, смотаешься! — возразил Колька. — На улице вон, светать начинает. Только поднимись из сугроба, они сразу засекут.

— Сашок, ну, что ж ты молчишь, а? — принялся он вновь пытать своего малолетнего компаньона.

— Не могу я. — Буквально выдавил из себя Саша.

— Почему?

— Потому! — вздохнул Саша. — Мамка не переживет, — схитрил он, и бабка сразу же закочурится от таких вестей.

— Да, брось ты, Санек. Во- первых, ты скажешь, что сделал это нечаянно. Взял ружье, чтобы сторожа попугать и машинально нажал на курок, вовсе не думая, что оно заряжено. Скажешь, что когда выстрелил, то и сам испугался, вовсе этого не ожидая. Оттого сразу и ружье на пол бросил.

Саша молчал. Про себя же решил, что ни за что на это не согласится. Даже если Подгорный сейчас всякими ухищрениями, а может даже силой и угрозами выбьет из него это согласие.

— Давай, давай, Сашок, соглашайся. Ты малолетка несмышленая, да еще, если скажешь, что сделал это нечаянно!!! Тебе ведь ничего не светит, пацан! И мамка тебя поймет и простит, и бабушка. Ну, Сашок, ты чего, не согласен что-ли?

— Нет! — твердо ответил Саша.

— Ну ты и падла! Как нос тебе утирать столько лет, так Колька и Саня, а как друзей выручать, ты сразу в сторону!

Милиционеры, между тем, обнаружили еще несколько человек, спрятавшихся в ближайших сугробах, и двое из них, отделившись от группы захвата, направились в их сторону.

Уговаривать Сашу уже было некогда, и Подгорный строго сказал.

— В общем так, сделаешь, как я решил. Признаешься, что выстрелил, но выстрелил нечаянно. Тебе все равно не отвертеться. На ружье отпечатки твоих пальцев, дружок! Разве ты не догадался, для чего я тебе его дал?

Саша почувствовал, как его затошнило от этого сообщения. Осознав неизбежность предстоящего признания, ему стало плохо. Но это длилось всего лишь минуту, а потом мощный протест, прущий напролом, так свойственный его характеру, обдал его мощной волной.

— А как же отпечатки Луки? Они ведь тоже там есть! — воскликнул он.

— Нет! — с победным видом взглянув на мальчугана, сказал Подгорный. — Я их стер его шапкой, а потом специально отдал ружье тебе. В общем, деваться тебе малява, теперь некуда! Признаешься и баста! А если не сделаешь этого, я тебя самого прибью, понял?

Саша ничего ему на это не ответил.

Всю банду Подгорного повязали в этот же день. Все, кроме Подгорного с Лукиным сказали, что впопыхах не увидели, кто стрелял в сторожа. Руководители же группировки указали на Сашу. После этого к ним домой приехали два милиционера, один из которых представился следователем тульской прокуратуры, а второй лейтенантом детской комнаты милиции. Сашу допрашивали при маме, которая плакала навзрыд. Удрученный Дмитрий Сергеевич сидел в соседней комнате.

Саша рассказал все, как было, вплоть до того, что Подгорный приказал никому не сознаваться в том, что убийство совершил Лукин. Одним словом, опросив вслед за Сашей других малолетних грабителей, — шавок, и пригрозив им ответственностью за дачу ложных показаний, милиционеры добились от них настоящего признания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В результате за групповое нападение на склад с убийством, Саня Лукин получил десять лет, Коля Подгорный, как руководитель и организатор, семь, остальные взрослые ограничились кто двумя, кто тремя годами лишения свободы.

На прощание Коля пообещал Саше, что прибьет его после возвращения из тюрьмы, и велел, чтобы тот это хорошо запомнил.

ГЛАВА 33

— От чего это вы такие игривые? — спросил Камушев, прикрывая за собой дверь кабинета.

— Игривые? — Рокотов покачал головой. — Да, смеялись только что, Андрей Константинович. Хором.

— Я тоже хочу. Просветите.

— Да, тут наш горе — любовник позвонил.

— Это кто ж такой?

— Полищук Валентин Романович, собственной персоной. И сообщил, кто его любовница, у которой он, якобы, находился в момент убийства Ларионова.

— Ну?

— Ну, мы и послали туда Игорька Забелина. Он поехал, взял у его дамы сердца свидетельские показания, а вернувшись, так прямо сходу и спросил.

И ребята снова зашлись смехом.

Камушев, улыбаясь, вопросительно переводил взгляд с одного на другого.

— Мне, что тоже ржать вместе с Вами за компанию, или как?

— Он, Андрей Константинович, поинтересовался, сколько раз Полищук у нее зубы считал, чтобы приступить к тому, зачем пришел. Ну, как в том анекдоте про бабку и солдата.

— Выходит, она старше его?

— Угу! Лет на пятнадцать! — сообщили хором оперативники, сквозь смех.

— Поди и согласилась-то на подлог за одну лишь интимную плату с его стороны!

— Да, ладно вам, кончайте смеяться. Может, у него болезнь такая, как же ее? Ну, когда мужики увлекаются дамами гораздо старше себя. Муж — то ревнивец у нее хотя бы есть?

— Есть. На стройке прорабом работает. — Сказал Рокотов.

— Ну, что ж! Тянет она по нашему мнению на его любовницу или нет, свидетельские показания принимать придется.

— Не придется, Андрей Константинович. — И ребята, которых уже было не остановить, снова дружно засмеялись.

— Это было вчера! — сказал Рокотов. — А сегодня все изменилось. Полищук позвонил с утра и сообщил имя своей истиной любовницы. Это бывшая его однокурсница Елена Станиславовна Кононенко, а ныне Забродская, — жена декана факультета МГУ.

— Ну надо же! — присвистнул Камушев. — И как Полищук решился это обнародовать, если у нас его версия со свидетельницей в общем-то прокатила? Его старушка что ли отказалась подтвердить показания?

— Нет! Все гораздо смешней!

— Да, куда уж смешней, у вас и так рты не закрываются.

— Сегодня ночью муженек, уехавший вроде бы на дачу, внезапно вернулся и застал голубков аккурат в своей профессорской пастели.

— Выходит горе — преподаватель больше преподавателем не будет? — покачал головой Камушев.

— Похоже на то! — сказал Забелин. — По крайней мере, на кафедре философии МГУ его точно теперь никто не увидит, чего и желал покойный профессор Ларионов.

— Так, так! Значит, Полищука из круга подозреваемых выводим! — подытожил Камушев. — А ну — ка, братцы, давайте успокоимся уже и оставим горе-любовника в покое. Полковник меня теребит, а дела, между тем, почти не продвигаются.

Рассаживайтесь-ка и будем думать.

Оперативники загремели стульями, и вскоре в кабинете установилась обычная рабочая обстановка.

— Итак! — начал Камушев. — Что мы имеем на сегодняшний день?

— Не густо, как и раньше. — Констатировал капитан Забелин.

Камушев бросил на него строгий взгляд, дабы не перебивал.

— Круг подозреваемых в лице Белова Леонида Викторовича и Полищука Валентина Романовича, сузился. Значит, по убийству Беловой и Ларионова у нас, практически, ничего нет! Конечно, мы еще подождем соседей, криминалистов, может кто-то и раскачается, но увы, это, как вы сами понимаете, все равно, что ничего! И теперь, в цепи убийств, Ларионов, Белова, Самохин, якобы связанных между собой, хотя, может и не связанных, нам придется идти с обратной стороны. Одним словом, начать с Самохина. Там, похоже, есть, что нарыть. У нас на крючке, по крайней мере, его основной компаньон Бережной, который напрямую связан с бандитами. Вот и возьмемся за эту версию в полную силу, а там, как знать, Софья Максимовна родственница Самохина, может и до нее каким-то образом волна докатится с этой стороны, а потом, может, и до Ларионова, раз он ее ближайший друг, да такой, что почти, как родственник.