Отвага Соколов - Холли Лайл

— Я так и думал, что услышу что-нибудь в этом роде. Кто, кроме членов Семьи или близких к ней людей может сделать так, чтобы его чудовищное дитя пережило день Гаэрваны, когда парниссы тыкают палками и колют иголками верещащих младенцев, а потом убивают тех, кто показался им странным.

Ухватившись за слова человека, Криспин поспешил воспользоваться удобным моментом.

— Я могу оказать тебе колоссальную услугу, — сказал он. — Ты вправе воспользоваться моим положением и связями. Я могу обеспечить тебе благоденствие среди Сабиров. Ты спас мою жизнь… а она стоит целого состояния и власти…

С внезапным смехом человек оборвал его:

— Стоит она не дороже дерьма в канаве, парнишка. Сразу видно, что ты давно не был в городе. Сабиры уже не те, какими были в тот день, когда тебя пырнули ножом. Мы покончили с Семьями в Калимекке, разделались и с парниссами. Вся твоя родня уже разбежалась по щелям. Те Сабиры, которые остались в живых, либо прячут свои шкуры, либо ищут помощи в других городах. Если тебе нечего предложить мне, кроме своего имени, я убью тебя прямо сейчас и продам твое мясо пирожнику.

— Ты же сказал, что меня трудно убить.

— Трудно, но можно. Оттяпаю тебе голову, и тогда ты ничего не успеешь сделать мне.

Он был прав, и Криспин умолк. Он попробовал представить себе перемены в городе: низвержение Семейств, падение парниссерии, беженцы, покидающие город… и попытался сообразить, что предложить этому человеку, чтобы выкупить свою жизнь и свободу.

— Я могу дать тебе золото.

— В наши дни золото стоит не дороже простого камня. Его нельзя посадить в землю, нельзя съесть, в него нельзя одеться. Из-за беспорядков в городе поставщики завяли, как трава в засуху. Но если ты знаешь, где я могу наложить свои лапы на большой запас еды, говори…

Криспин не стал медлить с ответом. На случай осады Сабиры держали большие запасы продуктов в своем Доме и в других более или менее доступных местах. Криспин и сам устроил себе несколько подобных складов, о которых знал лишь он один. Этих припасов ему хватило бы на несколько лет.

— У меня есть припасы на случай осады, — сказал он.

— Говори мне, как их найти, и когда я получу свой харч, сразу вернусь и освобожу тебя.

— Нет. — Криспин усмехнулся. — Боюсь, что, получив еду, ты начисто забудешь дорогу сюда. Так что развяжи меня, а потом я расскажу тебе, где находится один из моих складов.

— Ага. И тогда ты сразу превратишься в зверя и попытаешься перегрызть мне глотку… Нет. Еще раз этот фокус у тебя не получится.

Они смотрели друг на друга из разных концов помещения.

— Нам нужно как-нибудь договориться. Тебе нужна пища, мне свобода.

— Еще я хочу, чтоб моя глотка осталась целой. — Мужчина внимательно изучал взглядом Криспина, заткнув большие пальцы за веревочный пояс, дважды охвативший его объемистое чрево. Долгое время он ничего не говорил. Криспин сомневался в том, что подобные усилия мысли привычны для его собеседника, а потому тоже молчал, дожидаясь, пока незнакомец одолеет непривычный для него мысленный путь. Наконец тот улыбнулся и сказал:

— Ладно. Получается так.

Криспин хотел спросить, что именно получается, но не успел задать свой вопрос. Шагнув к нему, мужчина вновь ударил его дубинкой по голове, и для Криспина все вокруг снова исчезло, окутавшись тьмой и болью.

— Прости, не предупредил заранее. Прикинул, что тебе будет легче, если ты не будешь знать, чего от меня ожидать.

Голова Криспина болталась взад и вперед по неструганым доскам, и грохот деревянных колес, подскакивавших на брусчатке, мукой отзывался в его костях. Он был крепко — и неудобно — связан. Все тело его болело, и он не мог шевельнуть ничем, кроме глаз, видевших лишь грязную солому и доски под нею.

— Какая предусмотрительность, — заметил Криспин. Незнакомец расхохотался:

— О, я же миляга, спроси у любой из шлюх в «Красном блюде».

— Я непременно сделаю это, — ответил Криспин, усмехнувшись.

И постарался запомнить. «Красное блюдо». Таверна, приютившая шлюх, или гостиница, хозяин которой не брезгует этим источником дохода, а может, и просто публичный дом, расположенный где-нибудь в портовом квартале. Название непременно поможет ему отыскать это заведение. Возможно, ему не удастся убить незнакомца сразу, как он отыщет его, однако столь очевидная мысль просто напрашивалась. Не исключено, что возможность убить этого мерзавца каким-нибудь медленным и изысканным способом доставит ему куда больше удовольствия, чем поспешное завершение этого дела.

— Мы едем в район Сабиров, — пояснил мужчина. — Ты говоришь, где находятся твои припасы. Я еду туда, гружу харч в фургон, и мы едем в другое место. Там я разгружаюсь, увожу эту телегу от своего дома и привязываю лошадей так, чтобы их никто не видел с улицы. Рано или поздно кто-нибудь найдет тебя, и если тебе повезет, этот человек отпустит тебя, а не перережет глотку.

— Такая сделка не кажется мне честной, — возразил Криспин.

— Ты же еще не мертв, так? Я не собираюсь убивать тебя, так? А я ведь мог бы заставить тебя пойти со мной в твою кладовую и потом убить, но я такой же честный человек, как и ты. Пусть у тебя будет шанс, хоть и не очень большой и без гарантии. Но кто из нас может на что-нибудь рассчитывать в наше время?

— Да, действительно, — ответил Криспин. — И, учитывая это, я благодарю тебя и предупреждаю, чтобы ты не забыл свернуть на улицу Манутас возле «Дерева Дарджин», а там вернешься по Проточному переулку, назад к горшечникам… Ты ведь знаешь квартал Сабиров?

— Уж твою ухоронку я как-нибудь найду, — негромко пообещал мужчина. — Можешь не беспокоиться об этом.

Глава 24

Ян работал в одном из умирающих садов Дома Галвеев, спасая растения, еще способные выжить, и вырывая погибшие и безнадежно искалеченные. Работа была бесцельна: никто не бродил теперь по садам в поисках уединения, и Ян полагал, что, кроме него, никто не интересуется этим заброшенным уголком. Он ничем не мог помочь нынешним обитателям Дома, если не считать переноски продуктов из кладовых на кухню. Однако работа приносила ему утешение, и, избегая той обстановки напряжения, в которой пребывали Кейт, Дугхалл и Элси, Ян трудился в одиночестве, вдали от всех. Теплая земля звала к себе и благодарно отвечала на прикосновения. Она предлагала ему время для размышлений. Она дарила ему покой.

Ри ушел, и Кейт молча страдала, не выходя из комнаты, что в иной ситуации позволило бы Яну надеяться на изменения к лучшему в его собственном случае, в его отношениях с ней, однако он не имел права обманывать себя. Кейт не любила его и полюбить не могла, хотя он считал, что все-таки небезразличен ей. Небезразличен, но и только. Даже если Ри никогда не вернется, даже если она решит снова сойтись с ним, Яном, ему не добиться от нее полноты ответного чувства. Он способен любить ее вечно, но если Кейт не ответит на его любовь с такой же страстностью и ненасытностью, его судьбой окажется участь вечно голодного за пиршественным столом. Вожделенная трапеза всегда будет перед его глазами, он даже получит возможность изредка притронуться к ней, однако же насытиться ему не позволят.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});