Румпельштильцхен - Эд Макбейн

Столы были погружены в приятную полутьму. У каждого из них для индивидуального увеселения клиента сидящего здесь клиента, танцевала практически полностью обнаженная девушка. На некоторых девушках были маленькие трусики-бикини. На других — купальники с глубокими вырезами со всех сторон, верхняя часть их постоянно сползала вниз, обнажая под собой упругие груди. Были там и девушки в коротеньких ночных рубашках, которые они задирали еще выше, до самой груди. На всех танцовщицах были туфли на высоких, во всяком случае не ниже, чем четыре дюйма, шпильках. Мужчины же сидели неподвижно с выпученными глазами, на лицах у многих застыли идиотские улыбки, а руки были безвольно опущены; огромная вывеска на стене уведомляла, что лапать танцовщиц руками категорически запрещается. Некоторые из девиц были довольно не дурны собой. Молоденькая блондинка, выглядевшая лет на шестнадцать, не более, одиноко сидела за одним из свободных столиков, сжимая в руках большую плюшевую панду. На девушке были трусики, усыпанные блестками и резинка для чулок — за нее были засунуты свернутые долларовые банкноты. Она сидела, закинув ногу на ногу, и мысок туфли на свободной ноге покачивался в воздухе в такт музыки.

— Полиция, — представился ей Блум, и показал значок. — Кто из них Дженни Мастерс?

Девица аж подпрыгнула на своем стуле. Она прижала к себе панду и быстро ответила.

— Я здесь совсем недавно.

— И я тоже, — заметил Блум. — Итак, Дженни Мастерс. Которая?

— Вон там, — ответила она. — Танцует для моряка.

Моряк сидел за столиком в углу, развалившись на стуле и вытянув перед собой ноги. Высокая темнокожая девушка, обращенная к нам спиной, извивалась перед ним в танце. На ней была белая короткая ночная рубашка, белая подвязка и все те же туфли на шпильках. Она задирала край рубашки, обнажая из-под нее грудь. Моряк смотрел на все это уже вконец остекленевшим взглядом. В связи с тем, что танцовщица была повернута к нам спиной, то ее клиент намного раньше заметил наше приближение, и должно быть уже с расстояния в добрую сотню шагов он распознал в Блуме полицейского. Моряк что-то прошептал девушке. И развлекавшая его до этого танцовщица немедленно обернулась, выпустив из рук край рубашки, полупрозрачная ткань которой едва прикрывала ее наготу. Скорее всего, она не сразу поняла, что Блум полицейский, а я адвокат, но зато она должно быть просто наверняка узнала в Кениге того своего ухажера, с которым ей довелось провести целые сутки в одной постели. Уперев руки в боки, она ждала, пока мы подойдем поближе. В это время загнанный в угол моряк, казалось, отчаянно пытался найти пути к отступлению.

— Вы Дженни Мастерс? — задал вопрос Блум.

— Это я, — ответила она.

— Вы знаете этого человека? — продолжал задавать вопросы Блум.

— Его-то я знаю, — сказала Дженни, — а вот вы кто такой?

— Детектив Блум, полиция Калусы.

— Оно и видно, — заметила она вслух и кивнула.

— Как и когда вы познакомились с этим человеком?

— Мы с ним друзья, — сказала Дженни и заулыбалась. Зубы ее казались ослепительно белыми по сравнению с кофейного цвета кожей. — По крайней мере я так думала. А в чем дело-то?

— Скажите, когда вы виделись с ним в последний раз? — продолжал Блум — У него что, часы, что ль, пропали или еще что-нибудь?

— Ничего подобного.

— Значит, никаких претензий?

— Никаких претензий.

— Раз жалоб нет, то, что ж, хорошо…

— Итак, когда вы виделись с ним в последний раз?

— Несколько часов назад.

— В какое время?

— Милый, ты во сколько уехал? — обратилась она к Кенигу. — По-моему, часов около шести. Разве нет? По-моему, да.

— А где вы с ним были? — настаивал Блум.

— У меня дома.

— На Авокадо?

— А вы что, были уже там, да?

— Да, были.

— А вообще-то, кто сказал вам, где меня искать?

— Не имеет значения, — сказал Блум. — А когда вы и мистер Кениг приехали туда?

— Милый, это тебя так зовут? — спросила Дженни Кенига и снова улыбнулась. — Вы имеете в виду, ко мне домой? — переспросила она у Блума.

— Да, к вам домой.

— Вчера вечером.

— А когда вчера вечером?

— Примерно в то же время, что ты ушел сегодня, правильно, дорогой? Примерно часов в шесть мы с тобой пришли ко мне, да?

— Значит, вы были у вас дома вместе с вечера вчерашнего дня до вечера сегодня?

— Около того.

— И что, никто из вас так и не покидал дома за все это время?

— У нас, знаете ли, было занятие поинтереснее.

— И этот господин тоже все это время был вместе с вами, так? Не выходя из дома?

— Ни на минуту. И нет такого закона, который запрещал бы двум людям наслаждаться обществом друг друга, разве не так?

Блум смотрел на девушку. Его холодный взгляд мог, наверное, заморозить даже вечно горячие пески пустыни Сахара. Дженни пожала плечами. Кениг разглядывал свои ботинки. Моряк был озабочен тем, чтобы сидеть и не поворачиваться к нам лицом.

— Все о'кей? — спросила Дженни.

— Да, о'кей, — угрюмо отозвался Блум.

Мы подвезли Кенига до его отеля «Брейквотер Инн» на Тайдел Стрит, а затем все на той же патрульной машине направились обратно в участок. По пути назад полицейский за рулем не проронил ни слова, обидевшись на Блума, что тот не разрешил ему войти вместе со всеми в «Элис». Все таким же угрюмым он продолжал оставаться и тогда, когда мы с Блумом вышли из его машины у входа в участок. В лифте, пока мы поднимались на третий этаж, Блум сказал мне:

— Если предположить, что экспертиза точно установила время смерти, то выходит, Кениг здесь не при чем. Ведь нельзя же трахать черную шлюху и в это же самое время перерезать горло ребенку.

— И когда ты теперь собираешься привезти сюда Миллера? — поинтересовался я.

— У меня тут уже кое-кто прямо сейчас пытается его разыскать, — ответил Блум.

Этим «кое-кем», пытавшимся разыскать отца Викки, оказался детектив по имени Пит Кенион, невысокий (для полицейского), плотного телосложения молодой человек лет около тридцати (по крайней мере, мне так показалось), с ярко-рыжими волосами, которые казались практически одного цвета с почтовым ящиком Двейна Миллера, и лицо его было густо усеяно веснушками. Две верхних передних зуба у детектива Кениона были заметно больше остальных, и короткая верхняя губа не прикрывала их до конца, что делало его очень похожим то ли на бурундука, то ли на бобра, не могу сказать, на кого из них больше. Я еще подумал о том, какое место было бы ему отведено с точки зрения моего компаньона Фрэнка в созданной им же самим классификации с условным названием «Лицо лисы/лицо свиньи». В правой руке Кенион держал целый ворох каких-то бумаг, и первое, что он сказал, обратившись к нам, было то, что все это время он безуспешно пытался дозвониться до Миллера, а также заодно поинтересовался у Блума, а не лучше ли будет отправить кого-либо к этому Миллеру и доставить его непосредственно сюда. Блум на мгновение задумался, и ответил, что все-таки будет лучше, если Миллер явится сюда добровольно, в случае, если конечно, до него удастся дозвониться.

— А ты куда ему звонишь: на плантации или домой?

— И туда, и туда, — ответил Кенион. — Трубку не берут нигде.

— А держишь ты что? — спросил Блум.

— Только что пришло экспресс-почтой из Иллинойса. Полный список радиостанций Джорджии. Страницы 243–259, ксерокопии сделаны для нас той милой леди из Скоки — черт его знает, где это такое. Четыре страницы по сети радиостанций вообще и потом еще десять страниц алфавитного указателя. Знаешь, Морри, в том списке больше сотни городов, и столько радиостанций! Взять хотя бы город масштаба Саванны, только в одном таком городишке насчитывается штук семнадцать-восемнадцать радиостанций. И если даже мы все вместе сию же минуту усядемся на телефоны, то такими темпами нам и до следующего рождества не управиться.

— А списка персонала? — спросил Блум.

— Они публикуют такие списки, но вот только диск-жоккеи туда не входят. Там лишь управляющие, коммерческие директора и так далее.

— Мать твою, — выругался Блум.

— Но у меня все же есть кое-какие соображения на этот счет.

— И что же это?

— Если Маршалл где-то там работает, то ведь ему все-таки приходится платить налоги, не так ли? Почему бы нам не связаться с налоговой инспекцией в Джексонвиле? Может быть они помогут нам выйти на их региональное отделение в Джорджии. И тогда нам может быть удастся заполучить адрес этого педрилы?

— Да не скажут они тебе ничего, — махнул рукой Блум, — во всяком случае, не после той забавной истории с Никсоном.

— Но Морри, ведь совершено убийство.

— Их это не волнует, им без разницы. Попытаться можно, но все равно ведь отлуп дадут, уж я-то знаю. А что тебе вообще удалось получить на него?

— Ничего. За прошлый год — ни одного задержания. Я ведь все правильно зарядил? Вот, Эдвард Маршалл, год рождения примерно 1941 или 1942, рост шесть футов, 180, черные волосы, голубые глаза?