Подражатель - Коул Дэниел

Начальница выглядела слегка удивленной его откровенностью.

— Этот парень живет в своем мире, — продолжил Чеймберс с появившейся в голосе резкостью. — Мы понятия не имеем, как его извращенный ум формирует эти размытые связи с жертвами, не знаем, как предугадать, на кого он нацелится следующим, не имеем модели поведения, от которой можно отталкиваться, потому что он не является настоящей личностью. Он зеркало, которое может лишь имитировать других… Локации, — решительно сказал он. — Все дело в локациях. Они являются нашей единственной постоянной, нашим единственным преимуществом над ним.

Уэйнрайт кивала под его логическое заключение:

— Что вам нужно?

— У нас есть список важных мест от его бывшей. Я хотел бы, чтобы за ними велось круглосуточное наблюдение, пока все это не закончится.

— Сколько локаций?

— Около четырех.

— У вас неделя, — сказала Уэйнрайт. — Если к тому времени у вас ничего не будет, нас, наверное, в любом случае переведут.

Маршалл и Элоиза нашли столик в дальнем углу больничной столовой, представляя собой несуразную пару: Элоиза, красивая без какого-либо макияжа, в цветастой и удобной одежде, с собранными в небрежный хвост волнистыми волосами; Маршалл, как всегда, в своем монохромном боевом раскрасе, в слоях темной одежды и кожи, сковывающих каждое ее движение.

Винтер тянул так долго, как только мог, оставляя себе целых пятьдесят минут на часовую поездку до работы, по крайней мере предполагая, что успеет туда раньше Дэна. У него не должно быть проблем, если только Софи, заносчивая новенькая из другого магазина, не настучит на него.

Маршалл покачала головой, гадая, почему она вообще все это знает.

Сознательно избегая более очевидных и неприятных тем, две женщины болтали в основном о галерее: Элоиза поделилась с ней своими планами на нее, а Маршалл притушила внутренние фейерверки, отметив ее как еще одно место, где Коутс может решить оставить для них тело.

Когда в разговоре наступила естественная пауза, Маршалл заговорила о том, что давно занимало ее мысли.

— Это странно… впервые увидеть труп, — начала она. — Это не как по телевизору, не просто неподвижно лежащий человек. Они каким-то образом меняются.

— Я в порядке, — заверила ее Элоиза.

— Вы, похоже, действительно хорошо с этим справляетесь: те снимки с мест преступлений в офисе… а теперь это. — Она выжидающе замолчала.

— Я не уверена, что вы хотите от меня услышать.

— Почему вы не паникуете? — вырвалось у Маршалл. — Вы только что видели одно из самых жутких мест преступлений, на которых доводилось бывать мне или Чеймберсу.

Откинувшись на спинку стула, Элоиза повозилась с пластиковой мешалкой из своей чашки чая.

— Потому что это было красиво.

— Красиво? Это трупы.

— Некоторые вещи могут быть одновременно трагичными и красивыми.

Маршалл внимательно наблюдала за Элоизой, обдумывая свой следующий ход, придя к выводу, что лучшей стратегией будет прямолинейность.

— Чеймберс обеспокоен на ваш счет. И, честно говоря, я тоже.

— В каком плане «обеспокоен»?

— Что вы хотите, чтобы Коутс преуспел.

— …я хочу.

Застигнутая врасплох, Маршалл скрестила руки и взглянула девушке в глаза:

— Тогда у нас серьезная проблема.

— Я не совсем понимаю, почему. Морально я хочу помочь вам остановить его, прежде чем он навредит другому человеку. Но с артистической точки зрения мне кажется, что мы все имеем честь лицезреть его гениальность в любой форме, и, безусловно, часть меня хочет увидеть окончание его… коллекции.

— Коллекции? — с отвращением спросила Маршалл. У нее начинала болеть голова. — Ладно. Скажите мне: когда дойдет до дела и вам придется выбирать, какая сторона выиграет?

— Честно, я не знаю.

Она возмущенно покачала головой:

— Вы до сих пор в него влюблены? Даже после всего этого?

— …Да.

— Вы что, не боитесь его?

— Он абсолютно ужасает меня.

— Потому что он чудовище! — сорвалась Маршалл, чувствуя, что разговор ходит кругами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— О, несомненно, — согласилась Элоиза. — Но он мое чудовище.

Глава 26

В выцветшей бежевой рубашке и куртке, настолько побитой молью, что было удивительно, как она все еще держалась одним целым, детектив-сержант Филипп Истон был олицетворением выгоревшего полицейского, пытающегося дотянуть до пенсии.

Он все уже видел, все уже делал и пришел к неизбежному заключению, что счастье действительно в неведении.

После загруженного утра он вернулся в полицейский участок Харроу-он-де-Хилл, направляясь из булочной к своему столу с купленным в «счастливые часы» обедом в руке.

— У вас посетитель, — поприветствовал его один из коллег.

— Мне нужно поесть. Вы сами не справитесь? — вздохнул Истон.

— Пропал человек, — пожал плечами мужчина. — Это в вашей компетенции.

Поднимая голову к небесам, Истон посмотрел сквозь окно в крыше, удобно расположенное для того, чтобы посылать Богу недовольные взгляды.

— Я что, не могу улучить ни одной паршивой минуты для себя?! — выплюнул он, продолжая возмущаться по пути через офис: — Все, чего я хотел, это съесть один чертов обед.

— Добрый день! — учтиво улыбнулся он, отставляя в сторону свой обед и садясь. — Я детектив-сержант Истон. Или можете звать меня Филом, если вам угодно.

Сидящая напротив него безвкусно одетая женщина смотрела на него так, словно не поняла ни слова.

— Ладно тогда, — сказал он, проглядывая скупые детали, которые соизволили записать его коллеги. — Вы из Греции? — уточнил он с притворным интересом. — Итак, что я могу для вас сделать, миссис… — Он прищурился, разглядывая форму. — Пап… а… доп… у… лу.

— Пападопулу, — сказала она ему с сильным акцентом.

— Пападопулу, — исправился он. — Как я понимаю, вы здесь, чтобы заявить о пропаже человека?

— Мой сын, — ответила она на ломаном английском, но беспокойство в ее голосе звучало предельно ясно. — Он не приходить домой с… — Она замялась.

— …работы? — наугад сказал Истон.

— Да! Работы. Он не приходить домой с работы сегодня.

— Сегодня? — спросил он немного напряженным голосом. — Дело в том, что мы обычно не стали бы…

— У него… ум… ребенка, — перебила она его.

— Понятно, — сказал Истон, обводя в форме секцию: «Уязвимый взрослый». — Он когда-нибудь так делал раньше?

— Нет! — ответила она, разражаясь рыданиями.

Он дал ей салфетку и самую успокаивающую улыбку, которую смог изобразить:

— Давайте тогда запишем пару деталей. Подскажите, пожалуйста, его полное имя.

— Эван Иоанну Пападопулос.

— Не Пападопулу?

— Пападопулос.

Он попросил ее произнести это по буквам.

— Дата рождения?

— Седьмое октября девяносто третьего года.

— Что значит, ему… двадцать два, — сказал Истон немного громче, чем было необходимо, чтобы покрасоваться своими способностями, как у Человека дождя. — …Подождите. Нет. Двадцать три? — В итоге он опустился до того, чтобы посчитать на пальцах. — Далее: рост?

— О! Восемь и четыре.

— В футах и дюймах, если можно, — попросил Истон, растерявшись.

— Да. Восемь и четыре.

Он вернул колпачок на свою ручку и нетерпеливо постучал ею по столу:

— Давайте так, мы к этому вернемся позже. У вас есть недавние фотографии Эвана?

— Да, — ответила она. Порывшись в сумке, женщина протянула ему фотографию своего сына, стоящего рядом с остальными Пападопули.

Истон уставился на нее, снова взглянул на встревоженную женщину, а потом оглянулся в поисках хихикающих коллег. Он с осторожностью снова снял колпачок.

— Рост: восемь футов, четыре дюйма.

Королевская обсерватория (несчастный случай).

Поврежденный пожаром факультет искусств (Биркбек-колледж).

• Могила его матери.

• Лавровый лес.