Бенджамин Дизраэли - Адам Кирш

Архипротестантское крыло партии тори восстало против лидерства Бентинка. «Мы отправили в отставку премьера, когда он настаивал на мерах, которые мы посчитали вредными для страны, — писала „Морнинг геральд“, имея в виду Пиля. — Так можем ли мы поддерживать лидера партии, занявшего его место, если он ратует за принятие закона, который мы, христиане, полагаем ненавистным Господу?» Бентинк — а он всегда тяготился руководящим постом — воспользовался этим недовольством и подал в отставку. Однако после ухода Бентинка возглавить фракцию тори в Палате общин был способен только Дизраэли: ни один член Палаты не мог сравниться с ним в искусстве парламентской борьбы и таланте оратора. У партии не оставалось выбора, как только передать пост лидера единственному человеку, чьи взгляды на еврейский вопрос были еще более оскорбительны для тори, чем взгляды Бентинка.

Правда, в течение 1848 года тори пытались как-то существовать без официального лидера. Затем, после внезапной смерти Бентинка в сентябре, они слепили некий руководящий комитет, в который помимо Дизраэли вошли два более уважаемых члена Палаты. Но орган этот носил исключительно формальный характер, и через несколько лет о нем забыли. До 1851 года фактически, а затем и официально лидером консерваторов в Палате общин был Дизраэли. Этот пост он некогда отчаялся получить, и только благоприятное сочетание политических размолвок, личной неприязни и безвременных смертей позволили ему претендовать на него. Как заметил один политик, Дизраэли был «абсолютно одинок, он остался на шахматной доске единственной фигурой со стороны консерваторов, которая возвышалась над уровнем обычной пешки. <…> В таком положении оказывается младший офицер на поле сражения, когда все его начальники убиты или ранены».

13

Выдвижение Дизраэли на пост лидера партии совпало с важными переменами в его личной жизни. В апреле 1847 года умерла его мать, а вслед за ее уходом, в январе 1848-го, скончался отец. Хотя оба родителя не обратились в христианство, их похоронили на церковном кладбище Браденхема, где они жили последние двадцать лет. Оставшись верным своему обыкновению не говорить о матери, Дизраэли ни словом не обмолвился о ее кончине. Но смерть Исаака побудила его отредактировать новое издание произведений отца и в память о нем написать очерк о его жизни. Он с нежностью вспоминал о характере Исаака, столь не похожем на его собственный: «Философическая безмятежность нрава, ясность судьбы, возвышенность устремлений — все это вместе позволило ему пройти жизненный путь, не совершая дурных поступков и почти без дурных мыслей». Дизраэли знал, что о нем самом никто не скажет таких слов. Его отличие от отца нигде не проявлялось так ярко, как в способности отбросить «безмятежность» литературного поприща ради политической борьбы. Дизраэли вообще ни разу не пришлось упрекнуть себя за то, что он называл «одной из немногих слабостей [Исаака], <…> а именно, недостаточно развитое чувство самоуважения». Его собственное понимание иудаизма в значительной степени определялось настойчивым желанием сформировать гордый и самодостаточный еврейский характер в отличие от скромного «слияния», к которому призывал Исаак.

Смерть отца означала, что Дизраэли как старший сын вступил в права на немалое наследство. Его не хватило для уплаты всех долгов, которые уже съели значительную часть дохода Мэри-Энн, но полученная сумма пришлась кстати для завершения уже начатого серьезного дела — приобретения загородного имения. После смерти Исаака Дизраэли более не мог пользоваться Браденхемом как пристанищем и местом организации избирательных кампаний в Букингемшире. Что еще важнее, лидер консервативной партии, традиционно состоявшей из землевладельческой знати, должен и сам быть сельским джентльменом, а обеспечивать этот статус могло только владение землей. Для политика, который только-только сделал себе имя, отстаивая «территориальное устройство» Англии, казалось довольно странным, что сам он не имеет таких территориальных корней.

На выборах 1847 года он начал исправлять это положение, заменив Шрусбери на новый округ графства Букингемшир. Округа городские (и более коррумпированные) считались естественной сферой влияния вигов, а графства, где выборы не требовали больших затрат и проходили более достойным образом, были игровой площадкой тори, и победа от графства помогла Дизраэли упрочить свое положение в партии. Годы спустя о своем избрании членом парламента от графства он писал: «…это стало событием в моей политической жизни, которое принесло мне огромное удовлетворение». Впервые в жизни Дизраэли принадлежал к классу, который всегда превозносил.

Процесс трансформации завершился в конце 1848 года, когда Дизраэли купил Хьюгенден, поместье по соседству с Хай-Уикомом. Но то, каким образом он смог приобрести это поместье, показывает, до чего уязвимым оставалось его новое положение. Увязнув в долгах, он не мог позволить себе приобрести дом и землю и обратился за помощью к лорду Джорджу Бентинку, а затем, после его неожиданной смерти, к братьям Бентинка. Те согласились дать ему 25 000 фунтов для завершения сделки, полагая, что вкладывают средства в его политическую карьеру, а следовательно, в будущее консервативной партии. Дизраэли заявил Бентинкам прямо, что для них «не будет никакого смысла, а для меня никакой радости, если я не стану играть серьезную роль в политической жизни, а этого я не смогу добиться без твердой опоры».

Он так и не смог вернуть братьям деньги, и через много лет, когда Бентинки потребовали возврата долга, Дизраэли пришлось найти на их место другого жертвователя на нужды консервативной партии. Однако он выразил свою благодарность способом более долговечным: написал книгу «Лорд Джордж Бентинк. Политическая биография», которая вышла в 1851 году. По сути, это была не биография, а описание — из первых рук — кампании по смещению Пиля, причем роль Бентинка автор подчеркнул, а собственную принизил. Для заинтересованного в предмете читателя это одна из самых увлекательных книг Дизраэли, запечатлевшая человеческую драму в мире политики с такой выразительностью, которая редко встречается в мемуарах политических деятелей. Кроме того, специальное отступление длиною в целую главу посвящено теологической и национальной трактовке иудаизма, предложенной Дизраэли во время парламентских дебатов по вопросу эмансипации евреев.

Однако и теперь, владея землей, Дизраэли не стал истинным сельским джентльменом со всеми пристрастиями и предубеждениями, которые давались этим положением. Хьюгенден был его билетом на вход в сферу «высокой игры», и хотя он любил проводить там время, для него удовольствия от сельскохозяйственных занятий и охоты не шли ни в какое сравнение с привлекательностью политики. Это отличает Дизраэли от многих его коллег по партии — те так и рвались из Лондона, если где-то маячила возможность насладиться скачками или охотой. Лорд Стэнли вспоминал, что Дизраэли «громко жаловался на вялость членов партии, которых в охотничий сезон было невозможно заставить заниматься