Победитель крыс - Владимир Кантор

Он замолчал и снова взялся за ручку. «Похоже, что и вправду Мудрец», — подумал Борис. Борис чувствовал себя выспавшимся, отдохнувшим, а после стихов и некое умиротворение снизошло ему в душу. Казалось, что просветленность Мудреца каким-то образом просветляет и его, что высокое духовное парение сидящего в комнате человека каким-то образом приподымает и присутствующего здесь Бориса. Ему хотелось навсегда остаться в этой комнате, читать все эти книги, которые читает Мудрец, чтобы приобщаться к чему-то вечному, и, очищаясь душой, думать только о нетленном, испытывая в душе не суету, а ощущение подлинности.

Но тут ему пришла в голову мысль, что он совершенно не знает, как ему окликнуть Мудреца. Одно дело — постучать в окно, а теперь, когда он уже проник в комнату, он оказывается кем-то вроде вора, разбойника, татя… Да и как обратиться к нему? как назвать? Мудрец? Надо бы самым каким-нибудь тривиальным образом… И он взял и закашлялся. Он думал, что Мудрец повернется эдак величаво и спокойно на его кашель и поинтересуется, кто он такой, как сюда попал и что ему надо. Вместо этого Мудрец вдруг подпрыгнул как укушенный, схватил со стола пресс-папье и резко повернулся к Борису, замахнувшись на него. Борис, в свою очередь, тоже испугался и как-то даже вжался в кресло, натягивая на себя плед как защитную кольчугу. Но старец уже разглядел его своим, по видимости, острым глазом, тут же успокоился, усмехнулся своему и Борисову испугу, развернул свое кресло и сел напротив Бориса, ласково глядя на него большими темными глазами из-под выпуклых век с редкими ресницами. Зато брови были густые и топорщились как непричесанные.

— Ну, наконец, — сказал Мудрец, — я дождался дня, давно предвиденного мною. Значит, битва у карниза состоялась уже. И Коты победили.

— Откуда это можно знать? — спросил Борис, не зная на «ты» или на «вы» обращаться к мудрецу.

— О, это очень просто, — ответил Мудрец. — Всякое событие имеет по крайней мере две возможности разрешения. Если бы победили крысы, вместо тебя здесь, в этом кресле, сидело бы совсем другое существо. Этот вариант я тоже учитывал, хотя и не хотел в него верить. Итак, ты дошел. Теперь в душ, пойдем я тебя провожу в ванную; там и махровый халат, можешь его пока надеть. Потом я накормлю тебя, и мы побеседуем. Ты ведь хочешь этого?

— Разумеется.

— Ну и прекрасно.

После душа, сидя за столом в чистом махровом халате, Борис чувствовал себя и посвежевшим, отдохнувшим, и одновременно размягченным и благодушным, словно путь его закончился встречей с Мудрецом. И никуда больше идти не надо. Мудрец тем временем возился у электрической плиты, готовил яичницу с колбасой. Борис поел, а потом они пили крепкий чай. Борису было очень покойно на душе, одно только было неловко — что сам Мудрец возится и хлопочет для него. Но тот делал все как нечто естественное и само собой разумеющееся. «Отчего такая расположенность ко мне?» И ему захотелось, чтобы Мудрец и впрямь оказался его отцом (как вначале ему и почудилось), который сюда попал, чтобы понаблюдать за ним — во-первых, достойно ли он себя будет вести, а во-вторых, чтобы помочь в случае чего, подать совет. И если его предположение справедливо, то отцу должно теперь стать ясно, что не так уж он и плох, раз сумел проделать такой путь и Настоящие Коты сочли его достойным своей помощи. Он вздохнул.

— Вернемся в кабинет, — предложил Мудрец, поглядев на него.

И вот снова кабинет, и туман за окном, а в кабинете тишина, спокойствие и уют, и они уселись друг напротив друга в креслах, Мудрец накинул себе на ноги плед, и Борис собезьяничал, сделал то же самое и все вглядывался в лицо Мудреца, пытаясь обнаружить знакомые черты, и то находил их, то не находил. Мудрец с тихой улыбкой смотрел на него, и Борис спросил:

— А почему, — спросил он, — здесь, в этой комнате, кажется, что будто и крыс нигде не существует, хотя я знаю, что где-то на улице, за окном, их множество, но будто их и нет. Все у вас тут тихо, мирно…

— Потому, — ответил неторопливым голосом Мудрец, — что я огражден от них энергией моей мысли, которую они не в состоянии преодолеть. Я стараюсь жить так, будто они не в состоянии добраться до меня, будто они не существуют, ибо их существование и в самом деле преходяще, временно, а вечно и постоянно другое — мир, вселенная, древние книги и думаемые мысли. Потому что нашествий диких, варварских на цивилизованные части света было множество. И люди, не менее жестоко, чем здешние крысы, убивали и муча-ли друг друга, но великие империи аттил, Тамерланов, гитлеров рассыпались в прах, потому что Зло не несет в себе творческой, жизнестроительной силы. Зато идеи Мыслителей и Мудрецов связывают времена и прорывают слой обыденной мелкой жизни как скалы, выступающие из воды и образующие перешеек. Когда я знаю, что в самые страшные эпохи могли существовать Платон и Рабле, Кант и мой любимый Чаадаев, всегда мудрец, а иногда мечтатель, — не знаю, говорят ли тебе что эти имена? — я верю, что сила духа, сила мысли сильнее материальной силы, ведь даже злодеи хотели не только победы, но во все времена пытались свои цели объявить всеобщими.

Разговор их уплывал куда-то в даль уже почти отвлеченных теоретических рассуждений, и Борис попытался вернуть его к заоконной реальности.

— Но ведь это особая ситуация, — возразил он, — и особый позор, когда именно крысы управляют людьми!

— Ну, я уже тебе говорил, что порой люди бывали и бывают нисколько не лучше крыс.

— Ладно, — сказал Борис, — это позиция самоустранения, я не этого ожидал, — он насупился. — Но я хотя бы хотел знать, откуда они взялись, эти крысы? Как все это произошло? Ведь не во сне же мне все это привиделось!..

— Кто же это может знать? — Мудрец укоризненно покачал головой. — Не во сне ли? Да вот многие Мудрецы считали, что вся наша жизнь есть сон. Так что на этот свой двусмысленный вопрос ответа ты не получишь. Могу только сказать, что и во сне надо стараться жить так, как ты хочешь прожить наяву, впрочем, справедливо и обратное, что наяву мы живем так, как и во сне. Но взаимосвязь этих состояний духа весьма велика, в чем ты, может быть, еще будешь иметь случай убедиться. Во всяком случае запомни, что твоя жизнь и твое здоровье зависят от твоего душевного состояния, от того, имеешь ли ты право уважать себя, ли ты Добру или Злу, или постыдно бежал с этого поля битвы? Да и я не самоустраняюсь, ты не прав. Я, как остров в океане, к которому можно прибиться, отдохнуть и двинуться дальше. Такова уж роль Мудреца во все века. Ты хотел еще знать, откуда взялись здесь крысы и как они покорили людей? Ну, давай порассуждаем. Вспомни, что во всех сказках и историях Гофмана, Жуковского, Грина, Шварца как о самом омерзительном и злобном существе, которое прячется и скрывается до поры до времени где-то в подполе, но в неожиданный момент нападает на человека, на город, на дом, даже на оживших милых игрушек, говорится именно о крысах. В старину о них даже говорили, что они исчадия ада и несколько сродни черту. Я бы сказал несколько другое, ибо в известном смысле крыса и впрямь живет в каждом подполе, в каждом амбаре и доме, в душе каждого человека. Это темная часть человеческой души, ее черное пятно. И пока человек не уничтожит крысу в своем доме, в своей душе, он может опасаться да и заслуживать крысиного нашествия, которое, начинаясь, идет как половодье. Темные силы, чтоб тебе было это известно, легко находят общий язык и легко объединяются, потому что каждый их представитель сам по себе ничто, нуль, и только в массе грозен. А добрые — они все сами по себе, им сложнее договориться. А когда темная сила повалила, то тут уж вскоре перестаешь разбирать, пришлая ли это крыса или человек, перевоплотившийся в крысу, которая и без того жила в его душе. И как тут в дудочку играть? Страшно. Потому что за крысоловом не только крысы — все кинутся, поведет крысиная часть души. Надо изнутри пробудить и очистить тех, кого можно, — вот что нужно прежде всего сделать. И многие на это надеются, вот почему они так ждали и ждут Бориса, человека-не-крыса, который разбудит в них древних благородных рыцарей.

— Но почему этого не сделал ты? — незаметно для самого себя Борис отказался от «вы», перейдя к старинно-сказовому «ты».

— Почему? Да так уж получилось, что досталась ч мне другая роль. Конечно, был я к этой роли предрасположен, любил уединение, тишину, книги… И с возрастом мои порывы погасли, хотя я тоже был опрометчив, и в другой истории мог бы стать совсем другим — героем и витязем. Но в этой мне отведена роль Мудреца и наставника, — он задумался, поглаживая свой чисто выбритый подбородок, и заговорил в рифму:

И я, о друг мой, наслаждалсяСвоей красною весной;И я мечтами обольщался —Любил с горячностью людей,Как нежных братии и друзей;Желал добра им всей душею;Готов был кровию моеюПожертвовать для счастья их.И в самых горестях своихНадеждой сладкой веселилсяНебесполезно жить для них —Мой дух сей мыслию гордился!Источник радости и благОткрыть в чувствительных душах;Пленить их Истиной святою,Ее нетленной красотою;Орудием небесным бытьИ в памяти потомства житьКазалось мне всего славнее,Всего прекраснее, милее!Я жребий свой благословлял,Любуясь прелестью награды,—И тихий свет моей лампадыС звездою утра угасал.Златое, дневное светилоПримером, образцом мне было…Почто, почто, мой друг, не векОбманом счастлив человек?Но время, опыт разрушаютВоздушный замок юных лет…

— лицо Мудреца, усталое, заостренное, с набрякшим полукружием кожи под глазами, сделалось совсем печальным. Он смотрел куда-то мимо Бориса, не то на свои книги, не то просто в пространство.