Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

И снова, в который раз, мы начали собираться в дорогу. Но теперь нас ожидали не вагоны, а палуба речного судна.

Судно оказалось очень маленьким, даже на наш детский взгляд. Не пароход, а пароходик. Название «Святой ключ» никак не вязалось с его помятыми, давно не крашенными бортами, ветхой надстройкой и запущенной, кое-как прибранной палубой…

Нам предстояло путешествовать на обыкновенном буксире, таскавшем по сибирским рекам всяческие грузы, чаще всего соль. Но другого выбора колонистам никто не предоставил.

Когда мы поднимались по шаткому трапу на борт «Святого ключа», нас провожали уже недалекие раскаты артиллерийской канонады. Вещи наши погрузили на прицепную баржу.

Капитан торопил с посадкой. Кто знает, вдруг шальной снаряд долетит до пристани.

…В Сибири целая россыпь больших и малых рек, сплетающихся в замысловатую сеть. Сначала мы плыли по Туре. Она впадает в Тобол. Тобол соединяется с Енисеем. А Енисей — с Обью, которая течет широко и неудержимо к Ледовитому океану.

Нам, конечно, не было нужды отправляться в полярное путешествие к океану, только от одного названия которого мурашки бегают по коже. Из Оби мы должны были войти в ее притоку Томь, давшую название городу Томску. А там нам предстояло соединиться с другими группами.

Но до Томска еще плыть и плыть…

Конечно, на искушенный взгляд, «Святой ключ» был стареньким тихоходом, напоминавшим колесные пароходы из книг Марка Твена. Но для нас, зачитывавшихся пиратскими похождениями Дрейка и Моргана, «Святой ключ» был осенен ореолом романтики. Юношеское воображение дорисовывало потрепанному речному буксиру мачты и паруса. Бортовые иллюминаторы казались пушечными портами, из которых вот-вот покажутся грозные орудийные стволы. Повод для флибустьерских аналогий давала и разномастная команда «Святого ключа». Ну как, к примеру, если не пиратским промыслом, мог быть сюда заброшен этот молодой китаец? Впрочем, достаточно смиренный и улыбчивый. И задачу этот узкоглазый матрос решал вполне мирную. Длинным шестом он делал частые промеры глубины, чтобы удержать судно на фарватере, а то можно и угодить на мель. Уткнув шест в речное дно, китаец распевно сообщал:

— Тили!.. Чи-ти-ли! Чи-ти-ли с палавина!..

За что мы его и прозвали Чили и завидовали его важной миссии отслеживать глубину речного пути. Вот бы хоть ненадолго заполучить этот шест и зычно кричать капитану об этих самых трех и четырех с половиной метрах по фарватеру…

Самая заурядная работа, но исполняемая вдохновенно, привлекательна. Помните, как хитро сыграл в эту игру марктвеновский Том Сойер? Ему до чертиков надоело красить забор. Но он так увлеченно представил однообразное помахивание кистью своим сверстникам, что сумел извлечь из тягостной рутины немало пользы…

А молодой китаец энтузиазма не разыгрывал и с шестом расставался крайне редко. Ему нравилась эта большая русская река. Нравилось направлять на ее стремнину судно. И то, как внимательно прислушивается к его «тили — читили» капитан. А главное, он замечал завистливый блеск в глазах мальчишек, которые были немногим старше… И живой интерес к нему девушек-колонисток… Во всяком случае, так ему казалось.

Одна из них — белокурая красавица с голубыми глазами — особенно тронула его сердце. Это была Люсьена Круазье, швейцарка по национальности. Действительно прехорошенькая.

Однажды, незадолго до наступления темноты, пароход пристал к берегу. Нужно было пополнить запас дров для судовой топки. Совсем рядом с нашей стоянкой обильно росла брусника. Мы бросились ее собирать. Но сумерки сгущались, и пришлось с неполными ведерками возвращаться на пароход, Неожиданно мы увидели — кто-то с большой зажженной свечой в руке шагает навстречу. Это был Чили. Он подошел к Люсьене Круазье, что-то сказал. Наверно, она поняла его, потому что улыбнулась.

Белокурая швейцарская девушка и китайский юноша начали при свете свечи собирать ягоды. А мы стояли на палубе, превратившись в немых зрителей. Ни одного грубого слова, насмешки или двусмысленности, что свойственно подросткам.

Колеблется слабое пламя, освещая два таких разных лица. Сцена неразделенной любви, поставленная великим режиссером — самой жизнью.

«Святой ключ» вошел в Обь. Впервые нам предстояло идти против течения. Это оказалось не под силу маленькому буксиру, тащившему за собой две тяжелые баржи. И нас пересадили на другое судно со звучным и очень обнадеживающим названием — «Фортуна».

Чили просился на новое судно. Но молодому китайцу недоставало слов объяснить русскому капитану, как важно для него оказаться на борту «Фортуны». Да и вряд ли его романтические аргументы были бы вполне убедительными. И Чили еще долго стоял на берегу, провожая взглядом нашу «Фортуну», грустный и безутешный.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ДВА ПИСЬМА

Гор. Петроград.

Васильевский остров.

Тучков переулок, дом 1, квартира 2.

Семену Алексеевичу Амелину.

Дорогие папочка и мамочка!

Я вам писала несколько писем. Сначала из Миасса, потом из Петропавловска. А ответа все не было и не было. Мы с Катейизвелись. Не знали, что и думать, как вдруг нам сообщили: приехал папа одной из девочек-колонисток.

Как он сумел добраться до Сибири из самого Петрограда — одному Богу известно. Ведь кругом война. Так опасно! Но самое главное, привез с собой тысячу писем. Целый мешок!

Вы себе представляете, что потом было! Все уединились. И плакали, и смеялись. Мы с Катей тоже забились в какой-то угол. Читали по очереди. Снова и снова возвращались к началу письма. Сколько радости!

Я потом перечитала ваше письмо не меньше ста раз. Даже целовала его. Прижимала к сердцу. Каждое словечко выучила. Все, что вы написали, запомнила наизусть. Так хочется вас увидеть… Очень скучаю за Шурой и Андрюшей. Помните меня? Не забыли свою Ксюшу? Будьте послушными. А я вам привезу гостинцев.

Вас, конечно, интересует наша учеба. Не волнуйтесь, все хорошо. Я закончила пятый класс, а Катя — шестой. Отметки хорошие. Учителя нас хвалят. Думаю, вы уже знаете, что нашу колонию взял под свое покровительство Американский Красный Крест. Американцы простые и добрые. Они заботятся о нас. Питание не просто хорошее, а замечательное. Стыдно писать об этом, ведь мы знаем, что вы голодаете. А помочь не можем. Одно утешение — будь мы с Катей в Петрограде, вам было бы еще труднее.

Но ничего, родные. Бог милостив. Будем надеяться, что все изменится. И мы будем снова вместе. Красный Крест обещает нам скорое возвращение в Петроград. Даже готовы вагоны. Думаю, что вернемся к осени, началу учебного года. И снова заживем вместе, дружно и весело. Так что не горюйте. Ждите нас.

Обнимаю и целую каждого из вас много-много раз.

Ваша Ксения.

Тургояк. 3 июня 1919 года.

P. S. Катя вам тоже пишет письмо. Целую! Ксюша.

* * *

Дорогие папочка и мамочка!

Золотые мои Шурочка и Андрюшечка!

Вы очень удивитесь, если узнаете, откуда я пишу вам и где нахожусь. Мы снова едем в поезде. И через два дня, то есть послезавтра, он прибывает во Владивосток. Неужели увидим Тихий океан? Просто не верится!

В пути мы уже два месяца. И я хочу вам рассказать о нашем новом путешествии. Мне это совсем не трудно сделать, ведь я начала вести дневничок. И ни один день не пропускаю.

Итак, обо всем по порядку.

Американцы старались хорошо подготовить нашу колонию к отъезду в Петроград. Они собрали почти все группы в Ильменском заповеднике и поселили нас на берегу озера Тургояк. Американцы объявили: «Не пройдет и трех недель, как вы будете дома».

Русские воспитатели нас тоже уверяли, что все готово к возвращению.

Мы постирали и перегладили одежду. Каждый колонист, даже маленькие дети, постарался вернуться домой не с пустыми руками. Например, мы с Катей накопили целый пуд муки и несколько фунтов сухарей. А еще сахар.

Такое счастье! Скоро домой! Мы не ходили, а летали.

Честное слово, у нас за спиной выросли крылья.

А тут еще объявили: состоится прощальный концерт. И на него приедет французский генерал со свитой. Представляете себе? Уж как мы готовились, как старались! Генерал и в самом деле приехал. Высокий и красивый. Я даже помню его фамилию — Манже. Он обошел все наши дачи. Познакомился с нами и с нашей жизнью.

А потом был концерт. Выступил музыкальный ансамбль. Два брата Матвеевы играли на мандолинах. Лева Невольский — на гитаре. А Ваня Семенов — на контрабасе.

Пел хор девочек. И мы с Катей тоже пели. Особенно понравился нашему гостю «Вечерний звон». Эту песню мы исполняли при вечерних сумерках. Очень трогательно все получилось.