На дне Одессы - Лазарь Осипович Кармен

было смуглое и глаза черные-черные.

Она была одета в пестрый костюм, в такой, какие носят цыганки, шатающиеся по дворам и бульварам.

В маленьких ушах ее болтались большие, круглые арабские кольца и в двух тонких, как нагайки, косах позванивали монеты. В левой руке, заложенной за спину, она держала тамбурин, а в правой папиросу.

Все почему-то сторонились ее и давали ей дорогу. И это ей, по-видимому, доставляло удовольствие. Она скалила зубы и улыбалась.

— Вот так красавица! — воскликнула Надя.

— А злая какая, — заметила Бетя. — Как кошка. Ее так и называют "дикой кошкой". Все боятся ее, и никто не хочет иметь дело с нею. Когда ее затронешь, она кусается и царапается. Она одному гостю чуть глаза не выцарапала. Известно — азиат. Зато, как она хорошо гадает на фасолях! Она всегда гадает мне. Роза! Иди сюда! — крикнула она цыганке. — А я не боюсь ее. Она меня любит и только со мной дружит.

Роза медленно подошла или, вернее, подкралась грациозно, как кошка.

— Ну? — спросила она.

Вблизи Роза была еще красивее. Это был тип настоящей дикой красавицы. Глаза ее, черные, как лес в осеннюю ночь, метали искры, тонкие ноздри маленького изящного носа раздувались, вздрагивали и от всей ее изящной фигурки веяло неукротимой энергией и свободой.

— Познакомься с новой девушкой, — сказала Бетя и указала на Надю.

Роза молча протянула ей руку.

Познакомившись, Роза нервно взмахнула тамбурином, тряхнула и зазвенела косами, нахмурилась, отчего глаза ее сделались еще темнее, и спросила Бетю:

— Он не приходил еще?

— Нет.

Роза достала из лифа финский нож и спокойно проговорила:

— Пусть придет.

Ноздри ее шире раздулись, и в глазах блеснул зловещий огонек.

Надю бросило в холод.

— Охота тебе связываться с ним, — сказала Бетя.

Роза посмотрела на Бетю долгим взглядом. Ей не понравился ее посреднический тон, и она тихо, но внушительно ответила ей, показав на нож:

— Может быть, и ты хочешь? Я могу тебя…

Бетя подалась назад, замахала руками и воскликнула с деланной усмешкой:

— Сумасшедшая!

Роза спрятала нож, засмеялась тихим смехом, повернулась к подругам спиной и пошла прочь.

— Кого это она хочет зарезать? — спросила Надя.

— Э! Тут целая история, — ответила Бетя. — Один гость, чиновник, обидел ее. Сказал хозяйке, что она будто украла у него кошелек. Она за то зла на него. Ты видела, какая она? Вот азиат! Чуть меня не зарезала. Надо сказать после хозяйке, а то, если он придет, будет скандал.

Успокоившись, Бетя опять стала знакомить Надю с обитателями дома.

— Это Сима Огонь.

Сима прохаживалась об руку с турчанкой. У Симы было круглое, нахальное лицо с влажными глазами и крупными, чувственными губами. Тяжелый чуб, свитый из каштановых волос, закрывал ее брови и переносицу. Через плечо у нее был небрежно, по-испански, переброшен длинный, белый платок с бахромой и волочился по полу.

Она курила папиросу за папиросой и звонко сплевывала через крепко стиснутые зубы, как сплевывают жулики и уличные мальчишки.

— А это — "Тоска". Так ее называет один артист. Она когда-то ехала на резинах и купалась в шампанском. Из-за нее застрелился в гостинице помещик. Посмотри, какое на ней платье. У нее целый сундук с такими платьями. И еще один сундук в ломбарде.

"Тоска" стояла в дверях и грызла яблоко.

Бетя не врала. Тоска действительно когда-то каталась на резинах и купалась в шампанском. Она была камелией и, судя по ее красивому, хотя и помятому, усталому и немного морщинистому лицу, довольно эффектной камелией.

В этом учреждении за обладание женщиной платили рубль. А когда-то ей платили сотнями.

— Макс! Сыграйте вальс, а то скучно! — громко сказала Сима Огонь.

— Пожалуйста, Макс! — подхватили хором девушки.

Макс нехотя взял несколько аккордов. Он не любил играть даром. Он играл только за деньги.

— Играйте "Волны Дуная"!

— Надоело! "Ласточку" лучше!

— Иди к черту со своей "Ласточкой"! "Мой любимый старый дед"!

— Поцелуй ты своего старого деда! Макс! "Не теряя минуты напрасно, объяснился он гейше прекрасной"!

Макс поддергивал правым плечом, нетерпеливо разводил руками и справедливо заметил:

— Господа! Я же не могу разорваться на части. Одна хочет "Гейшу", другая — "Ласточку", третья — "Волны Дуная". Что-нибудь одно.

Макс при этом сказал такую фразу, что Надя глаза вытаращила. Она и не подозревала, чтобы этот ученый, играющий "через руку" и обсуждающий Россию, Китай и Англию, умел так выражаться.

Девушки загалдели и постановили сыграть "Ласточку". И Макс стал играть.

Девушки завертелись.

— Пройдемся немножко, — сказала Бетя и пошла с Надей на знакомую площадку перед лестницей.

На площадке уже сидела, как по обыкновению, во всем своем великолепии хозяйка, а вокруг нее раболепно теснились три экономки и какие-то приживалки. Руки хозяйки покоились на животе, а ноги, обутые в красные туфли и черные чулки с желтыми полосами — на бархатной скамеечке.

Перед нею на столике стояла большая чашка с горячим чаем и смородинным вареньем. Одна экономка — Анна Григорьевна — стояла по левую сторону хозяйки и осторожно, чтобы, Боже сохрани, не задеть за нос или за ухо, обмахивала ее китайским веером, а остальные экономки — Антонина Ивановна и Секлетея Фадеевна — все беспокоились и старались:

— Хозяйка, поставить поближе скамеечку?

— Может быть, чай слабый?

— Может быть, свет глаза вам режет? Закрутить один рожок?

— А хорошо вы ответили тому — провизору. Умница-хозяйка. "Если вам не нравится, не ходите сюда".

Хозяйка милостиво улыбалась, пыхтела, кивала головой, хлебала чай и часто обращалась к субъекту в гороховом пальто, с хищнической физиономией и в синих, выпуклых очках. Он сидел подле нее.

Субъект этот был мусью Лещ из Вознесенска — тоже содержатель "порядочного дома". Он приехал на 5 дней в Одессу за "товаром".

— Вы спрашиваете, — говорила ему хозяйка, — как наши дела? Какие у нас могут быть дела, когда развелось столько одиночек? Вы были на Дерибасовской улице? Они — эти одиночки — перехватывают всех мужчин, чтоб им за живот перехватывало. И что себе город думает, не знаю! Скоро ни одному порядочному человеку нельзя будет пройти по улице. А сколько в Одессе секретных домов!

Хозяйка глубоко вздохнула.

— Вам вредно много говорить, — заметила ей Антонина Ивановна и сунула обратно вылезавший из ее шиньона черепаховый гребень.

— Э! — ответила на это хозяйка. — Говори, не говори, все равно 200 лет жить не будешь… А долги. Мне должны 5000 руб., у меня есть векселя и расписки, и я не знаю, как получить их. Ко мне, например, три года ходил один богатый фуч. За три года он провел четыре тысячи рублей. А