Полное собрание сочинений. Том 8. Педагогические статьи 1860–1863 гг. - Лев Толстой

Л-ая школа. Пример житовской школы чрезвычайно сильно подействовал на другие общества, и в сентябре, октябре и ноябре месяцах, одна за другой, открывались сельские школы. Вслед за житовской открылась л-ая школа, но далеко не так успешно, как первая. Было много обстоятельств, которые содействовали этому. В самом селе в старину была школа, заведенная помещицей, и, как всегда, обязательная для всех; половина народа – грамотные и потому, как и всегда, с спутанными понятиями о школах, грамотности и образовании. Кроме того, писарь, умный и ловкий человек, желая подслужиться посреднику, съумел представить предложенные правила школ, как обязательное приказание высшего начальства.

На волостном сходе составили приговор о плате 10 коп. с тягла и по полтине с каждого мальчика, которых набрали 45. Помещик пожертвовал помещение в доме и плату за 10 мальчиков из бедных дворовых крестьян. Положение школы, казалось, было блестяще, но вышло наоборот. Крестьяне смотрели на плату за детей, как на налог; были деревни на расстоянии 5 верст, – детям невозможно было ходить в зимнее время; – учитель не умел повести дела так, чтобы переход от старых приемов к новым был незаметен; грамотные крестьяне чувствовали себя вправе судить о преподавании и не одобряли его; писарь, начавший до открытия школы учить детей и, кажется, надеявшийся быть учителем, употреблял теперь свое влияние против школы; причетники – точно так же; помещение в господском доме, слабость учителя, который стал поддаваться требованиям крестьян, и – главное – постоянные мои убеждения, что нет ничего обязательного в отдавании детей и плате 50 коп., сделали то, что школа распалась после 3 месяцев, и из 55 учеников осталось менее 20 и то больше дворовых: некоторые перешли к писарю, некоторые к причетникам, некоторые остались учиться дома, ученики из дальних деревень перестали ходить.

Никакие блестящие результаты в самой лучшей из свободных школ, которые я знаю, не убедили меня так сильно в необходимости свободы для родителей – отдавать или не отдавать своих детей, и необходимости требовать плату за обучение, и верить в контроль общества, как неудача этой школы.

Между учителями нашего участка существует обыкновение съезжаться по воскресеньям и обсуждать сообща дела школ. Каждое воскресенье мы получали самые грустные сведения о делах л-ой школы: тот взял своего сына под предлогом, что грех учиться по а-бе и пр., тот предлагал писарю сверх 50 коп., платимых в школу, еще 75, чтобы только сын его был не в нашем училище; тот, придя в школу, наговорил грубостей учителю за то, что сын его не знал «Восстав от сна», обещая, что он задаст учителю, ежели к субботе ученик не будет знать «Восстав от сна»; тот разорвал данные на дом сыну сказки Худякова. Мы ломали себе голову, чтобы догадаться, какие причины этого неудовольствия и как помочь ему: пробовали уступать требованиям крестьян, заставляя читать церковное, но это было еще хуже; пробовали посылать новых учителей, но это послужило новым поводом к неудовольствию родителей, наконец, попробовали усомниться в достоинстве школы и учителя, и всё нам объяснилось. Эта была та самая школа, которую я старался описать в статье о методах обучения. Положение школы было одно из самых трудных; во 1-х, по большому числу учеников, во 2-х, по полунасильственности ее учреждения, вследствие которой за 5 верст должны были ходить дети, в 3-х, и главное, потому, что половина родителей грамотные. А грамотность поселяет не только недоверие, но и озлобление против образования. Для того чтобы дело пошло успешнее, надо было талантливому и энергическому учителю основаться в одном из сельских обществ и, без всякого объявления о школе, начать учить 10—15, сколько бы набралось желающих, и месяцами и годами конкуррировать и бороться с изстари-установившимся порядком учения и взглядом на него народа. А учитель был не талантливый и не энергический, школа была учреждена полуобязательно и дети в ней не учились ни грамоте, ни образовывались. В настоящее время школа эта только называется школой, настоящая же школа у причетников, писаря и у отставного солдата. Теперь еще есть возможность даровитому учителю поднять школу, но продлись насильственное существование ее еще месяц, и дело было бы потеряно навсегда.

Подосинская школа. После открытия этих трех школ прошло более месяца до открытия новых, потому что не было учителей, а я обещал хороших учителей, и общества дожидались. – Только самое отдаленное общество в деревне Подосинках, принадлежащее Голицынской больнице, нашло своего учителя и на предложение мое заместить выбранного ими учителя другим – объявило, что оно не нуждается в новом учителе, и своим довольно. Учитель этот был отставной дьячок, уже лет 20 занимавшийся обучением детей в соседней однодворческой деревне. Он предложил учить дешевле, чем в других школах по предложенным мною правилам: он брал три полтины ассигн., вместо полтины серебром и, благодаря этому средству, 3 месяца продержался учителем.

Я посетил эту школу во время ее цветения. Когда мы вошли, всё было тихо там. 24 мальчика, сидевшие с вырезными указками чинно вокруг длинного стола, вдруг запели на разные голоса. Во главе всех сидел сын огородника, лет 16-ти, в синем кафтане. Он запевал: надеющиеся на ны; сосед его, водя указкой по засаленной азбучке, пел: слова под титлами: Ангел, Ангельский, – Архангел, Архангельский, и снова начинал: слова под титлами: Ангел и т. д. Третий – буки, арцы, аз – бpa, четвертый – премудрость. Когда я вошел в избу, они закричали, потом встали. Учителя не было. Я спросил, зачем они встали, они объяснили, что меня ждали и что так им было приказано. Я попросил их сесть и продолжать, все начали опять с тех же слов: надеющиеся, слова под титлами и т. д. Здесь в первый раз я видел классическую, старинную школу и в первый раз понял, каким путем выучиваются по этой методе.

В наше время много говорят за и против старинной методы и притом так мало знают, как она прилагается в действительности, что я считаю нужным описать ее так, как видел в этой школе и у других специалистов, мастеров обучения грамоте.

Учитель устраивает стол, лавки, назначает время учения, обыкновенно с 8 часов до сумерок, отцы обязаны снабдить неграмотных детей азбучками, грамотных – часовником или псалтырем, смотря по степени успеха. Весьма часто родитель покупает или достает Бог знает какую книжонку вместо азбучки, иногда не может достать псалтыря, когда ужь мальчик начал учить псалтырь, и ученик учит не то, что следовало бы ему по порядку курса. Так, здесь я застал псалтырника, читающего всю уже выученную наизусть азбуку, потому что единственный псалтырь был занят. Родители дают детям вычурные, в роде славянских букв, вырезанные указочки. Приводя в школу или на дом к учителю, всегда при ученике просят учителя наказывать, бить, и говорят почти одну и ту же обычную фразу, имеющую целью внушить страх мальчику и убедить учителя в том, что родитель передает ему свою власть побоев над сыном. Большей частью, в день отведения в школу, родители ведут еще ученика в церковь и служат молебен св. Науму, который должен, по их убеждению, на ум наставить мальчика. Родители и ученик смотрят на будущее обучение, как на дело рискованное: дастся грамота – хорошо; не дастся – даром промучают. В каждой деревне есть перед глазами такие примеры.

Ребята приходят в школу все в одно время; пока учение не начиналось, они должны стоять смирно в сенях или у избы и не разговаривать, ибо ежели 20 человек вдруг начнут разговаривать, учителю это покажется криком и он их накажет. Входя в школу, все молятся богу, садятся за книги, вновь крестятся и целуют эти книги. Книга для них есть божество, в роде идолов у Чувашей, которое они просят быть милостивым к ним. Каждому задается стишок, который он должен выучить (стишок – значит строка или две). Заданные вчера стишки он должен повторить. Начинается то самое пение, которое я застал. Учитель поручает старшему смотреть за порядком, сам же большею частью уходит. Порядок состоит в том, чтобы каждый безостановочно продолжал кричать свои 5 или 6 слов. Самый лучший из таких классических учителей в продолжении дня едва ли раз обойдет всех учеников, спросит заданный стишок и задаст новый, т. е. час времени, в продолжении дня, употребит на занятия со всеми. Обыкновенный же прием такого рода учителей состоит в том, чтобы поручать ученье старшему ученику, самому же в продолжении недели заняться с учениками много три, четыре часа.

Все такие учителя непременно завербовывают к себе в школу хоть одного грамотного под предлогом доучивать его, а в сущности, этот полуграмотный и есть учитель. Настоящий же учитель занимает только полицейскую должность: прикрикнуть, приударить, собрать деньги и изредка только указать и спросить урок. Такими учителями очень часто бывают люди, почти целый день занятые посторонним делом, – причетники, писаря, и таких-то учителей и вытекающую из их занятий методу предлагают вышеприведенные указы консистории и циркуляр М. В. Д. о волостных училищах.