Заметки конструктора - Владимир Александрович Быков

есть прямое следствие казенно-бюрократической системы со всем ее враньем и демагогией, особенно последних лет Советов. И если бы мы в такие же лета очутились в подобной обстановке, то натворили бы, наверное, ничуть не меньше, ибо то, что испытали они, думающие и трезво оценивающие жизнь – трудно представить. Для этого надо быть молодым.

Для меня лично 1977 год – светлый луч, пробившийся сквозь щель приоткрытой двери в конце длинного темного коридора. Прижатая обвальным потоком пустой породы, она была сдвинута под воздействием мощной фигуры Ельцина и других неравнодушных, сохранивших в себе заряд энергии и чисто человеческую страсть.

ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Примерно в такой обстановке проектировались и строились нами в те годы установки непрерывной разливки стали и другие объекты.

Работа шла с большим нервным напряжением и главные усилия ее творцов тратились на споры, взаимные обвинения и защиту от них. Царила атмосфера недоверия и неуважительного отношения к главным действующим лицам. Контролер же любого ранга на две головы ниже любого из исполнителей занимал барское положение. Его устраивали в обкомовские и директорские особняки. На встречу он приезжал холеным, свежевыбритым, наодеколоненным и сытым. Иногда, по случаю, мне удавалось попасть в подобные хоромы с обслугой, персональным столом, прочими приятными атрибутами и тогда я понимал, какое они имели значение для собственного самоутверждения. На совещание являлся с гордо поднятой головой, чувствовал себя на равных и обращал в должную веру чиновника много легче и быстрее.

Государственная машина начала ржаветь, скрипеть и ломаться. Пересмотр взглядов на социализм и его главные принципы стал уделом не только бунтарей – одиночек, но и нормальных людей, не разложившихся еще совсем и сохранивших хотя бы в малой доле чувство собственного достоинства и уважения к себе.

      Я всегда достаточно лояльно относился к недостаткам и слабостям человека и считал, что нельзя судить предельно однозначно даже предателя, поскольку таковым его сделала природа и предательство его, возможно, не осознанное, а только от страха. Понимал и оправдывал ортодокса Бухарина, вставшего на колени перед Сталиным, холопское поведение героя гражданской войны Блюхера, прочих лиц. Поведение, не вполне соответствующее предшествующей их революционной деятельности, но все же объяснимое выбором между жизнью и смертью.

А как понять и объяснить поступки и действия людей в другой обстановке? Откуда все возрастающая их в то время глупость, лень, потребительство, безразличие, угодничество и одновременно – чванство и грубость? Конечно человек и система взаимосвязаны и определенным образом воздействуют друг на друга. Но, будучи подкрепленной силовой идеологией, система оказалась значительно могущественней человека и буквально вытащила наружу все негативное, что заложила в него природа. В этой полной оторванности от естественных качеств человека и заключается утопичность марксистской философии, рассчитанной на бесчувственный манекен без боли, радости и страха. Именно в силу человеческой слабости и природного эгоизма главные марксистские принципы превратились в то, во что они только и могли превратиться. Общенародная собственность – в ее ничейную, партийно-государственная монополия на идеологию – в превосходнейшую форму единовластия, а централизованное распределение благ – в новый изумительно простой и удобный способ присвоения прибавочного продукта. Преступную, разлагающую людей форму их скрытой эксплуатации, когда весомый, а то и основной, объем благ приобретался не через трудовой вклад, не через плату за труд, а благодаря месту на иерархической ступеньке (хотя бы достойно полученному) либо путем воровства и мошенничества. А в целом через подачку и продажу своего я, достоинства и чести. Приобщено к нему оказалось в первую очередь подавляющее число бездеятельной, не умеющей работать части населения. Она и станет главным препятствием на дороге к переменам…

В год пуска балочного стана я был назначен заместителем главного конструктора. Пришлось в какой-то мере отойти от прямой конструкторской работы и сосредоточиться на организационных вопросах. Для меня они не были новыми. Всегда проявлял к ним определенный интерес и периодически привлекался к их решению на разных уровнях института и завода. Теперь я становился функционалом по должности. Пришлось подумать, как порученное мне сделать более плодотворным. Поле деятельности было известно – борьба с бюрократическими извращениями, свалившимися непомерной ношей на плечи конструкторов.

Начали мы с внутренних вопросов. Разбив их на соответствующие группы, по каждой из них быстро подготовили пространные доказательные объяснения, чаще всего с отказом от исполнения негодного указания, отмене чего-либо и т. п. Стали их множить, изменяя лишь начало и конец, и рассылать по разным функциональным службам и, в копии, руководству института и завода. Одновременно направляли в ведущие линейные подразделения с просьбами поддержать нашу позицию по той или иной проблеме, а кое-что из важного для усиления сразу готовили за подписью трех – четырех руководителей.

Такое организованное наступление имело успех. Достаточно быстро удалось отменить централизованный нормоконтроль техдокументации, восстановить прежний порядок оформления чертежей, фактически заблокировать внедрение многочисленных, бездарно к тому времени подготовленных, стандартов по управлению качеством продукции. Главное, нам удалось добиться косвенных результатов – изменить взгляды руководства на данную проблему, сделать их активными союзниками начатой войны против чиновничьего засилья и выйти на внешнюю арену. Аналогичным образом, но уже с просьбами к ведущим заводам отрасли, мы стали адресовать письма Министерствам, Госстандарту и ГКНТ. Подготовили и напечатали серию критических газетных и журнальных статей на данную тему. Одну из них в ведомственном журнале «Стандарты и качество» удалось напечатать без купюр лишь по прямому указанию отдела машиностроения ЦК КПСС.

Наши антистандартизаторские настроения стали известны в стране. И вот как-то звонят из Ленинграда и предлагают организовать более целенаправленные действия В частности, создать при ГКНТ временную научно-техническую комиссию (ВНТК) по проблемам стандартизации.

В 1983 году комиссия была сформирована и мы – конструкторы – получили, наконец, возможность не только быть в роли просителей перед сановными лицами Госстандарта, но и поставить перед своим столом его работников. Роли поменялись. И при таком обороте, при открытом разговоре, где требовались аргументы, а не одни ссылки на постановления, приказы и другие бумаги, выяснилась их, вконец разложившихся за 15 лет оторванного от жизни теоретизирования, могучая несостоятельность и пустота.

Разумеется, доказать этой публике чего-нибудь из принципиального было трудно. Первый блин пошел комом. В подготовленном документе оказались согласованными лишь самые несущественные мелочи. Тогда мы с группой ленинградских конструкторов написали письмо Н. Рыжкову. В нем обратили его внимание на недооценку руководством Госстандарта отрицательных последствий проведенной за последние 10 – 15 лет работы по массовому внедрению организационно-методических стандартов, резкое снижение темпов создания новой техники, печальный опыт работы ВНТК и недопустимость дальнейшего сохранения подобной практики ведения дел по стандартизации. В заключение предлагали образовать