Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс

Почему Наполеон столь поспешно покинул место действия, имевшее такое большое значение? Вовсе не для того, чтобы поехать по дороге на Брюссель и лично убедиться во взятии Катр-Бра, что он вполне мог сделать, если бы этот момент был для него действительно так важен, как он осознал впоследствии. Он выехал из Жийи чуть позднее 3.30, и нет никаких сведений о том, как он распорядился следующими двумя часами.

Во время его отсутствия Сульт послал донесение Жерару, приказывая ему изменить маршрут и перейти Самбру под Шатле. Жерар должен был наступать вдоль дороги на Флёрюс к Ламбюсару и помочь атаковать пруссаков, буде они там обнаружатся.

Груши нечем было подтвердить свои новые полномочия, и Вандамм, который начал день неудачно и находился не в лучшем настроении, не увидел никаких причин для того, чтобы исполнять его приказы. Генералы и маршалы Наполеона отнюдь не были людьми уступчивыми, и началась безобразная ссора. Два часа спустя, когда Наполеон появился вновь, два генерала еще не пришли к согласию относительно своих действий во время атаки. Не слыша ни одного выстрела, разгневанный Наполеон прискакал в Шарлеруа, чтобы выяснить, что происходит. Он приказал Вандамму тотчас идти в лобовую атаку на пруссаков, которые до сих пор занимали позиции у Жийи. Под руководством Наполеона атака была энергично проведена, но пруссаки прервали бой и отступили. С беспокойством глядя на их бегство, Наполеон приказал генералу Летору атаковать, но, хотя нанесенный урон был значительным, основная часть пруссаков сумела уйти невредимой.

Начав таким образом сражение, Наполеон приказал Груши продолжать преследование пруссаков, взять Флёрюс, а затем гнать их до Сомбреффа. Потом он вновь поехал в свою ставку в Шарлеруа и прибыл туда в 8 вечера, согласно армейской сводке.

Однако он так и не сообщил Вандамму о том, что им командует Груши, и когда Груши настало время приказать Вандамму взять Флёрюс, в ответ ему сообщили лишь, что Вандамм не обязан исполнять приказы командующего кавалерией и что его солдаты выбились из сил и собираются на ночлег. Кавалерия не могла действовать без пехоты, поэтому на том дело и кончилось, и стрельба затихла.

Генерал Пажоль резко высказывается о Вандамме в рапорте, посланном Груши в 10 вечера. "Похоже, - пишет он, - что этот генерал берет на себя смелость всячески мешать войне". И все же Вандамм был прекрасным солдатом. Вероятно, его войска действительно были без сил, как он и сказал; кроме того, он мог подумать, что если пруссаков той ночью так необходимо было преследовать, Наполеон лично дал бы ему указания на этот счет. Без сомнения, он ощущал некую обиду по поводу того, что Груши был назначен маршалом, в то время как он, которому эта честь полагалась бы по праву его выдающейся службы, вновь оказался в тени.

Судя по поведению Наполеона, не похоже, чтобы он считал важным энергично оттеснить пруссаков в течение дня. Без сомнения, он видел за собой некоторое преимущество и мог подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Прибыв в свой штаб, он пообедал и отошел ко сну. Его главный секретарь барон Фейн написал принцу Жозефу Бонапарту: "Монсиньор, сейчас девять вечера. Император, будучи верхом с трех утра, вернулся чрезвычайно утомленный. Упал на кровать отдохнуть несколько часов. В полночь ему снова нужно будет сесть на лошадь. Его Величество, не имея возможности написать Вашему Высочеству, просил меня передать Вам следующие сведения:

Армия перешла Самбру под Шарлеруа, авангард находится двумя половинами на дорогах из Шарлеруа в Намюр и из Шарлеруа в Брюссель. Мы взяли в плен 1500 человек и захватили 6 артиллерийских орудий. Четыре прусских полка разбиты. Император также понес незначительные потери..."

Это был крайне оптимистичный взгляд на ситуацию. В действительности французами были убиты, ранены и взяты в плен около 1200 пруссаков с небольшими потерями с их стороны. Пруссакам в ту ночь не на что было жаловаться. Один корпус Цитена столкнулся лицом к лицу почти со всей французской армией, и ему удалось собрать свои разрозненные подразделения и почти все сохранить, серьезно задержав наступление французов.

В ту ночь французская армия расположилась биваком на следующих позициях: 1-й и 2-й корпуса - между Маршьенном и Франом, дивизия Жирара - в Ванженье, около Флёрюса; кавалерийские корпуса Пажоля и Эксельманса - между Ламбюсаром и Кампинером, корпус Вандамма - прямо позади них, вокруг Солельмона; гвардейская пехота - между Жийи и Шарлеруа; кавалерийские корпуса Мийо (Мило) и Келлермана, а также 6-й пехотный корпус - около Шарлеруа, но еще на дальнем берегу Самбры; 4-й корпус - во-круг Шатле, и одна дивизия - на другом берегу реки.

Поздно ночью Наполеон поднялся, чтобы поесть и прочитать рапорты, среди которых был один от маршала Нея.

Рапорт, посланный в тот вечер в Париж, содержал слова: "Радость бельгийцев не поддается описанию". Однако, хотя бельгийцы и вправду не желали быть объединенными с Голландией, перспектива быть заново завоеванными Наполеоном, который ранее рабски принуждал их сражаться за него, не представлялась им желательной альтернативой. Вторжение французской армии на бельгийскую землю обернулось несчастьем для местных жителей, ибо она превращала в руины все, что попадалось на ее пути. Большинство французских солдат считали само собой разумеющимся предаваться грабежам и насилию. Они презирали законы нормальной цивилизованной жизни; их возбуждала перспектива сражений и жизнь аферистов и искателей приключений. Более того, им приходилось самим о себе заботиться, живя на опустошаемой ими же земле; добрые и разумные, без сомнения, оставались голодными. Англичанин Скотт, посетивший Бельгию сразу после Ватерлоо, пишет о французских солдатах: "В то время как ему следовало бы приобретать то, что позволило бы ему стать независимым и полезным членом общества, его почти ребенком тащили и приковывали к машине имперского Молоха. Здесь его вкусы приспосабливались к мерзости и низости его положения: его устремления были неразрывно связаны с успехом преступления, распространением резни и разнузданным грабежом; короче говоря, его чувства были отравлены со всех сторон, и поскольку это делало его полным подобием его хозяина, его можно было осуждать почти безоговорочно".

Процесс этот длился с тех самых пор, когда в еще юной Франции была введена система мобилизации, пишет он. Наполеона вполне устраивало иметь армию, непригодную для нормальной жизни, так как его солдаты скорее пошли бы в любую кампанию, чем остались голодать в своей собственной стране. В самой Франции армия не меньше, чем везде, была бичом Божьим: еще со времен Директории целью французского парламента было удерживать ее за границей. За несколько недель до описываемых событий генерал Дёрнберг писал: "Французы реквизировали на границе огромное количество не только провизии и фуража, но и денег, так что маленькая деревня должна была выплатить от 5 до 6 тысяч франков". А незадолго до вторжения ходили слухи, что французские войска собираются делать набеги в Бельгию, грабить деревни и уводить весь скот.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});