Гувернантка для капризного принца (СИ) - Константин Фрес

свою победу. — Я тебя о золотых волосиках и об ангельском взгляде не просила.

— Но принц, — коварно промолвила Эвита. — Принц Альберт! Он тебе понравился.

Держу пари, нет в твоем мире самца сильнее и качественнее, чем он. Ты и мечтать о таком не смела!

— И что? — хладнокровно парировала Маша. — Ты сама запрещаешь с ним крутить романы. Не понимаю, почему. Он реально хорош. Красив. Силен. А какой затейник.

— Дура! — грубо прервала ее Эвита. — Как будто в этом счастье.

— А в чем же? — удивилась Маша. — Послушай… не хотела тебе говорить, но принц-то в тебя влюблен. Когда-то увидел, и все, пропал. Правда, влюблен. вроде, пугает, и хочет казаться грозным и жестоким, но себя не перекроишь. Он очень нежен, когда…

— И слышать не хочу, что он вытворял с тобой! — брезгливо выкрикнула Эвита. — Какая мерзость! Похабщина какая!

— Ничего особенного, — смущенно пробормотала Маша, припоминая алый листопад.

Почему-то об этом ритуале она решила умолчать. Главным образом потому, что принц неоднократно повторил, что таким образом короли консумировали свои браки.

«А что, если это что-то значит и сейчас?! — с запоздалым пониманием подумала Маша, тая свои мысли от разгневанной Эвиты, как записку о любви от ненавистной подружки. —

Если она узнает. Она ж сядет на шею принцу и начнет трясти его, как грушу, требуя себе немыслимых благ и подарков! Нет об этом лучше помалкивать»

— Для этого я тебя и призвала, — торжествуя, объявила Эвита. — Чтоб ты ублажила этого неотесанного мужлана, Альберта… думаешь, я такая уж дура? Не видела, как он смотрит на меня? Думаешь, он не пытался заговорить со мной? В мирные времена он не сводил с меня своего телячьего взгляда! — с гордостью похвасталась Эвита.

— Ну и ответила бы ему взаимностью! — шипела Маша рассерженно.

Эвита, вернувшись в свое тело и завладев им, теперь уже не таилась и не ‹церемонилась с подселенкой.

Она наскоро расчесала длинные волосы, критически оглядела свою цветущую мордашку в зеркало и уселась перед ним на мягкое кресло — собралась наводить красоту.

— Вот еще! — высокомерно фыркнула она. — Взаимностью!

— Он ради тебя рисковал всем, между прочим, — буркнула маша. — Даже жизнью.

— Недостаточно рисковал, — зло огрызнулась Эвита. — Он, вообще-то, прижег мне ногу!

Клеймил, как… корову какую-то!

— Если 6 он не сделал этого, — возразила маша, — тебе бы вообще голову оттяпали.

Эвита насмешливо фыркнула, с презрением глянула в зеркало, так, чтобы Маша увидела всю свою ничтожность.

— Мне? Оттяпали? — переспросила Эвита. — Деточка! Ты плохо меня знаешь. Мне никто и ничего плохого не сделал бы. Я бы подластилась к палачу, умаслила 6 кого угодно, наобещала бы с три короба, но никто меня б и пальцем не тронул! Просто не посмели бы!

— Ага, — язвительно ответила Маша, поражаясь высокомерию и самонадеянности Эвиты.

— Ты посмотри, какая цаца.

— Да уж поинтереснее и поважнее тебя! — хохотнула Эвита мерзко.

— Какая же ты… — выдохнула Маша яростно, не находя подходящего слова, чтоб охарактеризовать Эвиту. — Теперь понятно, почему Альберт со мной… то есть, с тобой не церемонился! Он прекрасно знал, какая ты язва! Влюбился в стерву и страдал! Думал, как же его угораздило!

— ОЙ, вот только не надо этих слезливых речей! — раздраженно ответила Эвита. —

Пожалела бедного Альберта! Можно подумать, ему не все равно, какая я. Он просто думал своим поганым членом, когда на меня смотрел.

— Ты его не знаешь — горячо прошептала Маша. — Ты его совсем не знаешь.

— Да как же не так Дура! Ты думаешь, что ты его узнала? Когда успела? когда он драл тебя, как корову, задрав тебе хвост?

— Какой же грязный, липкий у тебя язык — изумилась Маша. — Какая ж ты мерзость.

— Я просто не такая дура, как ты! — огрызнулась Эвита. — Растаяла от Альберта, грязнуля, неотесанная деревенщина! А он просто похотливый самец, и только!

Высокомерный поганый потаскун!

Эвиту трясло от ненависти; ее красивое лицо исказилось так, что Маша даже ‘испугалась, а не хватил ли красавицу Эвиту удар.

«Вот только дядюшки Кондратия с дедом Дементием нам не хватало! — в ужасе подумала Маша, глядя на трясущиеся в припадке щеки Эвиты. — Щас как шандарахнет ее в темечко, и останусь я тут в ее теле, слюни пускать»

Но то, что она приняла за приступ, было всего лишь яростью. Эвита действительно ненавидела Альберта так, что ее выворачивало наизнанку от одной только мысли о том, что он может ее коснуться.

Кажется, Альберт в чем-то ее разочаровал.

Или наоборот, оказался не так прост, как она о нем думала, и не так плох, как она о нем говорила.

Маше показалось, что она слышит стыдливые мысли Эвиты о том, что она пыталась своими чарами что-то выманить у Альберта. Но ей не удалось; он отказал ей, чем довел до бешенства. Унизил ее тем, что разгадал ее игру. Выставил ее дурой перед самой собой.

А она-то мнила себя умнее всех!

За это она его возненавидела; а свое стыдное фиаско таила ото всех, утешаясь тем, что никто о нем не знает.

А Маша вот узнала.

— Такие, как он, думают, что им весь мир принадлежит! Так и норовят под юбку залезть!

— проворчала Эвита, кое-как справившись с приступом ярости. — А мне этого не надо!

Так что пришлось воспользоваться тобой. Ты приняла его ухаживания, — Эвита гаденько захихикала. — Я бы сроду не вынесла его животных приставаний! Меня бы вытошнило от одного его прикосновения! Трахал, говоришь, он тебя? Можешь не отвечать, я знаю, что он затащил тебя в кусты… или где там он тебя оприходовал.

От этих слов Эвиты Маша не на шутку испугалась.

Видение алого листопада промелькнуло и в разуме Эвиты. Но, кажется, она не рассмотрела, не поняла, что это было.

— Так и знала, что этим все кончится, — продолжала брюзжать Эвита. — Так что тебе все же есть, за что меня благодарить. Сиятельные фараоны это одно, а принц — это другое.

Никогда и нигде б ты не получила ухаживаний такого мужчины, как Альберт Он, конечно, просто похотливое поганое животное, но зато породистое.

Качественный самец, да?

Эвита снова усмехнулась, так мерзко, что маша почувствовала себя испачканной в липкой грязи.

— Ну и ухаживалась бы им сама! — огрызнулась Маша, краснея.

ЕЙ было ужасно обидно и непереносимо стыдно.

Эвита размышляла о ней как о какой-то вещи, о бессловесной рабыне, которая выполнит любое ее поручение. Самый подлый приказ.

— Терпеть его не могу! — проворчала Эвита. — Упертый эгоист! К тому же, полон самолюбования.

— Но он красивый, — заметила Маша с еле заметным вздохом.

— И что же, — фыркнула Эвита. —