Лед и алмаз - Роман Глушков

Шум настораживал, но зловещим не казался, поэтому никто из нас не вскочил и не вскинул оружие. Возможно, это всего лишь снег ссыпался с какой-нибудь наклонной поверхности, но я все равно от греха подальше потушил горелку. Холодная стена снегопада была способна скрыть нас от инфракрасного зрения биомехов, но вот огонь мог легко выдать им наш бивуак.

— Может статься, Троян сейчас гораздо ближе к нам, чем мы думаем, — нарушил наконец молчание Свистунов, не изменившись в лице. — А может быть, и нет. Так или иначе, мы не выясним это до тех пор, пока король скоргов не соизволит лично с нами познакомиться. Хотя о нем я волнуюсь в меньшей степени, чем о прочих уготованных нам впереди опасностях. Все-таки господин Хомяков уже однажды доказал, что знает способ, которым можно отпугнуть этого хищника.

— Если только за время, что мы с ним не виделись, он не додумался, как можно обойти мою защиту, — добавил я. И, стряхнув в очередной раз с тента снег, спросил: — Ну ладно: для чего Умник спелся с Трояном, теперь понятно. Для чего Трояну нужен «Лототрон», нам не выяснить, да и черт с ним. Но зачем Давиду понадобилось уводить у вас из-под носа эту ловушку? Уж не на ее ли основе он создал Жнеца? И что вообще представляет собой эта штука — «Лототрон»? Он такой же огромный, подобно «Лестнице в небо», или, наоборот, маленький, как «Чертова топь»?

— Потерпите еще чуть-чуть, Геннадий, и вы все увидите собственными глазами, — устало прикрыв веки, попросил Тиберий. Похоже, наша беседа начала его утомлять, и он решил использовать остаток выпавшего нам отдыха с умом, попытавшись вздремнуть. — Увидите и, возможно, сами ответите на многие свои вопросы без моих подсказок… А сейчас вы меня извините: я хотел бы отключиться минут на пять-десять. А то после всех этих гонок, прыжков и падений я чувствую себя натуральным выжатым лимоном. Если вдруг что-то случится, просто толкните меня в плечо, хорошо?..

Небеса проявили к покалеченному доктору снисхождение и позволили ему наслаждаться дремотой не десять минут, а вдвое дольше. Все время, пока он спал, мы с Жориком просидели молча, прислушиваясь к странным прерывистым звукам, пока те в конце концов не стихли. А вскоре за ними утих и снегопад.

Он прекратился столь же внезапно, как начался. Мрак стал рассеиваться раньше снежной пелены. И когда она, продолжая двигаться на север, оставила нас в покое, над южной частью локации уже вовсю сияло возвратившееся на небо солнце. Однако теперь мы обрадовались ему не так сильно, как на рассвете, когда на наш след еще не вышли чистильщики. Ну да ладно: если площадь Маркса осталась такой же, какой я видел ее в последний раз, вскоре проблема нашей заметности с воздуха перестанет быть для нас актуальной. Разумеется, при условии, что мы преодолеем оставшийся до цели путь без происшествий.

Стараясь не слишком высовываться из-под маскирующего нас запорошенного снегом тента, я осмотрелся. Нет, кажется, гигантский стеклянный купол, который накрывал собой площадь Маркса, еще не развалился. И даже на треть засыпанный снегом, он возвышался над сугробами, отличаясь от них строгой, геометрически правильной формой. Примерно так, как египетские пирамиды отличаются от окружающих их песчаных барханов.

Как и большинство переживших Катастрофу строений, эта напоминающая ограненный бриллиант полусферическая конструкция также понесла ощутимый урон. Часть стеклянных панелей на ней разбилась, и теперь на их месте зияли бесформенные провалы. Из-за них поверхность купола походила на незаконченный пазл. Но те ее стекла, что уцелели, были крепки, как танковая броня. А удерживающий их каркас весь густо оброс автонами, что не только не подточило, но, напротив, еще больше его укрепило.

Верхушка не утонувшего в сугробах сегмента купола была покрыта снеговой шапкой. Там, где его поверхность становилась более покатой, края этого покрова постоянно откалывались и съезжали вниз. Правда, не везде. Местами эти обвалы задерживались, зацепившись за выступающие наружу обломки, оставляя для проникающего на площадь солнечного света совсем немного открытых участков — как застекленных, так и нет. Через одну из таких брешей нам и предстояло проникнуть под купол.

Ждать, когда свежевыпавший снег слежится до более-менее плотного состояния, было некогда. Мы выступили в путь сразу, как только осмотрелись и набросали примерный маршрут нашего финального рывка. Дабы дозорные из экспедиции «Светоча» не засекли нас на подступах к площади, мы держались в тени торчащих из сугробов руин. Каждый шаг давался нам с большим трудом, особенно для Тиберия. Но поскольку финиш, а вместе с ним и укрытие от авиаботов, были уже близко, это нас обнадеживало и заставляло презреть усталость.

Охваченная азартом — повезет — не повезет? — наша компания шла друг за другом след в след, утопая снегоступами в рыхлом снегу. Теперь мы со Свистуновым поменялись местами: я встал во главе колонны, а он переместился в арьергард. Ослабевшему доктору было проще идти по уже проторенной тропе, а я, бросив парашют на стоянке, зашагал бодрее, чем во время снегопада. Дюймовый же, пыхтя и вполголоса матерясь, тем не менее продолжал демонстрировать нам одно из своих лучших качеств — непоколебимую уверенность в моей правоте. Которая в нем после нашего бегства из «Светоча», похоже, лишь укрепилась. Но, говоря начистоту, сегодня напарник верил в меня гораздо больше, чем я сам, ибо наше будущее по-прежнему казалось мне столь же беспросветным, как стена удаляющегося от нас снегопада.

Свежий слой снега только-только замел все старые следы, а на сугробах уже отпечатались новые. И явно не человеческие. Они двумя извилистыми полосами шли в одном направлении — с севера на юг (я понял это по тому, как был взрыхлен снег вокруг них), то и дело пересекаясь между собой и не отдаляясь друг от друга.

Глубина следов была больше, чем у наших, ширина каждого из них составляла порядка полутора метров, но оставили их не колеса, как можно было подумать, взглянув на эти отпечатки издали. Вблизи они оказывались не сплошными, а, скажем так, рваными. Видели когда-нибудь мокрую полосу, какую оставляет на гладкой поверхности хорошо выжатая половая тряпка? А теперь представьте, что она была вымочена не в воде, а в кислоте, которая, размазавшись по полу продолговатыми кляксами, проела затем в нем углубления. Именно такой узор оставили на снегу две неведомые мне особи техноса, успевшие к этому моменту скрыться с наших глаз за торчащими южнее руинами.

— Встречал когда-нибудь такие? — осведомился я у Жорика, указав на петляющие следы, которые нам предстояло пересечь.

— Не-а, ни разу, — помотал головой напарник, склонившись над одной из уходящих вдаль, неровных канавок. — Немного похоже на «Перекати-Зону», только вряд ли она проехала бы по такому снегу. Да и парами они вроде бы не охотятся.

— Все правильно, — подтвердил я. — «Перекати-Зона» и по обычной земле не везде пройдет. А нынешней зимой этим тварям и вовсе противопоказано соваться в Новосибирск. И еще обрати-ка внимание: траектория следа ровная, будто у колеса, но в нем нет ни одной одинаковой выемки. О чем это говорит?

— Биомехи э-э-э… ездят на неправильных колесах? — наморщив лоб, брякнул простофиля первое, что взбрело ему на ум. И, немного подумав, добавил: — Или вы хотите сказать, у них вообще нет колес?

— Хочу сказать, я не знаю, что и сказать, — честно признался я. — В этих следах есть лишь две закономерности: они непрерывны и имеют одинаковые размеры. Но их вид противоречит всем моим представлениям о техносе. Прибавим сюда странный звук, который мы слышали во время снегопада, и объединим обе загадки в одну, поскольку они явно связаны напрямую. При столь уникальном способе передвижения и шум наверняка будет специфический.

— Ладно, хоть эти ублюдки не слишком крупные, — заметил Черный Джордж, всматриваясь в руины, среди которых терялись загадочные отпечатки. Познаний Дюймового в физике вполне хватило на то, чтобы по ширине и глубине следа вычислить примерную массу и габариты нашего нового потенциального противника. Который теоретически не должен был превосходить по всем параметрам малолитражный автомобиль.

Действительно, в среде биомехов наследившие здесь твари могли считаться мелкими. Вот только в отличие от животного мира, в мире техноса величина и вес агрессивной особи имели для человека уже второстепенное значение. Скорость и боеспособность — вот главные показатели, по каким оценивали люди опасность того или иного биомеханического создания. Ничего подобного о пересекших нам путь существах мы не знали. Заикнувшись об их незначительных размерах, Жорик не столько радовался, сколько занимался самоуспокоением. Особенно после того, как я — его наставник, — расписался перед ним в полном незнании характера новой угрозы.

Второй раз мы пересекли загадочные следы уже практически у подножия купола (вернее, там, куда его подножие сегодня поднялось — на уровень снежного покрова). Это были те же переплетающиеся между собой, «рваные» канавки. Только теперь они шли не с севера на юг, а с юга на север. Вычислить, какая из двух пар отпечатков — эта или предыдущая, — появилась раньше, не представлялось возможным. Обе они возникли еще на исходе непогоды и были запорошены снегом. Оставалось надеяться, что бегающие туда-сюда биомехи удалялись от площади Маркса, а не приближались к ней, поскольку у нас и без них хватало неприятностей.