Преданный - Дж. Б. Солсбери

а не на вечеринке.

Мистер Голдберг не заставляет нас долго ждать. Это седовласый мужчина со смуглой кожей, обветренной солнцем. Возможно, это из-за поля для гольфа и яхты, о которых упоминала Элли. Все в нем говорит о деньгах — от копны густых седых волос, идеально причесанных, до массивных золотых колец с бриллиантами. Когда он улыбается, то демонстрирует полный рот идеально белых, ровных зубов. Фальшивых, как я предполагаю.

— Элли, дорогая. — Он заключает ее в свои объятия. — Я так рад видеть тебя снова. — Он целует ее в щеку, затем отстраняется и поворачивается ко мне лицом. Его улыбка светлеет вместе с его глазами. — А это твоя подруга?

— Да, мистер Голдберг. Это Лиллиан.

— Лиллиан, какое красивое имя. — Он обнимает меня, и я надеюсь, что это единственная вольность, которую тот проявит к моему телу. — Разве мне не повезло? Двое по цене одной. — Он подмигивает Элли.

— Я знала, что вы будете довольны, — говорит она. — Не хотите выпить?

— Я бы выпил виски. — Он опускается на диван рядом с тем местом, где сидела я.

Элли пересекает комнату и подходит к небольшому бару. Только когда слышу звон льда в стакане, я занимаю место рядом с мистером Голдбергом.

— Расскажи мне о себе, Лиллиан. — Его взгляд переходит с моего лица на грудь, но не задерживается надолго. — Ты учишься в вместе с Элли?

— Нет. — Делаю глоток своего напитка и прочищаю горло. — Я изучала право…

— Юридическая школа, фантастика. — Кажется, он искренне впечатлен.

Я не уточняю, что на самом деле я не училась на юридическом факультете.

— Хочешь быть адвокатом, это замечательно. Спасибо, дорогая. — Он забирает свой напиток у Элли. — Когда я учился, у нас было очень мало женщин, получавших юридические степени. — В течение двадцати минут он рассказывает о своих днях в колледже и о своей ранней профессиональной карьере инвестиционного банкира. Все это скучно, но я понимаю, что Элли имела в виду, что ему просто нужна компания, поэтому отвечаю, киваю и смеюсь во всех нужных местах. Кажется, это ему нравится.

— Что скажете, если мы отправимся на вечеринку? — Он предлагает мне локоть, а Элли хватается за другой. — Сегодня все будут мне завидовать. — Он наклоняется и целует Элли в висок, затем то же самое делает со мной. Я стараюсь не дергаться от прикосновений.

Шум мужских голосов становится все громче, чем ближе мы подходим к жилому пространству пентхауса. По пути проходим мимо нескольких спален. Интересно, кто здесь останавливался? Марк Цукерберг? Джефф Безос? Может быть, Илон Маск? Я не в своей тарелке.

Я втягиваю воздух, когда мы поворачиваем за угол и входим в комнату, заполненную мужчинами, одетыми в костюмы разнообразных темных цветов. В помещении витает аромат сытной еды и дорогого одеколона. Я ищу других женщин, но их мало, и они далеко друг от друга. Я вижу двоих в одинаковых рубашках-смокингах и галстуках, разносящих напитки, и еще несколько человек, одетых в элегантные коктейльные платья, слоняющихся по залу.

— Дэвид, сукин ты сын, я думал, ты там заснул. — Красивый блондин пожимает руку мистеру Голдбергу. Он коротко оглядывает нас с Элли, как будто проверяет, стоим ли мы его внимания. Его внимание возвращается к мистеру Голдбергу. — Эта игра в гольф действительно выбила тебя из колеи, да?

— Не столько гольф, сколько бурбон.

Следующий час проходит примерно в том же духе. Я быстро узнаю, что эти вечеринки не для жен, а только для профессионалов, а именно — обслуживающего персонала и эскорта. В гостиной, столовой и фортепианном зале пентхауса я встретила более дюжины мужчин. От основателей хедж-фондов до владельцев медиа-конгломератов и косметических компаний. А мы еще даже не были в патио на крыше. Я взяла пять предложенных визитных карточек и выдержала столько же неловких прикосновений. У меня такое чувство, что когда один мужчина платит за компанию, другие мужчины чувствуют себя вправе прикасаться к товару. Небрежная рука на моей голой спине, прикосновение, которое длится слишком долго и опускается слишком низко.

Когда Даймонд11 (да, это его имя) Кент, владелец футбольной команды, наклоняется и проводит губами по мочке моего уха, спрашивая меня о том, что я буду делать позже, я решаю, что пора проверить патио.

Я потираю ухо, все еще чувствуя его влажные губы.

— Неужели мужчины действительно считают это сексуальным?

Элли сдерживает смех так сильно, что ее щеки краснеют.

— О, детка, ты такая сексуальная. Позволь мне сделать тебе «мокрого Уилли»12, — говорю я только для ее ушей, пока мы поднимаемся по винтовой лестнице во внутренний дворик. — За деньги класс не купишь, это точно.

— Тот темноволосый парень с родинкой на щеке?

— Дональд? Тот парень из технической фирмы?

— Да! — Элли протягивает мне записку. — Он сунул это мне в руку.

— У тебя самые сексуальные большие пальцы… — Я останавливаюсь на верхней площадке и ухмыляюсь. — Серьезно?

— Продолжай читать.

— …Нравятся анальные игры? Позвони мне. — Я запрокидываю голову назад, смеясь. — Богатые — кучка извращенных ублюдков.

Она забирает записку обратно.

— Ты даже не представляешь. Какие истории я могла бы рассказать.

— Ты могла бы написать книгу, — говорю я, открывая дверь во внутренний дворик. — Подожди, ты оставишь записку себе? — Моя улыбка настолько широка, что мне становится больно. — Ты собираешься позвонить ему, не так ли? Собираешься пощекотать его задницу своими большими пальцами?

— Если цена будет подходящей.

Мы оба разражаемся звонким смехом, привлекая внимание всех вокруг.

Хадсон

Стоя на вершине «Марко» с видом на Центральный парк и Верхний Вест-Сайд, я скучаю по пустынным пейзажам Седоны. Нью-Йорк шумный и оживленный город, что обычно позволяет легко двигаться изо дня в день, не сбавляя темпа и не оставаясь наедине со своими мыслями. Город больше не производит такого эффекта. Если бы только я мог снова погрузиться в хаос и оставить все мысли о мире, тишине и Лиллиан позади.

Я принял приглашение на сегодняшнюю вечеринку, только потому что знал, что Август будет здесь. У меня получилось застать его одного достаточно надолго, чтобы выступить в защиту Лиллиан и аргументировать ее повторный прием на работу со всех возможных сторон. Но чем больше настаивал, тем больше тот сопротивлялся. Он называл ее присутствие раком. Сказал, что она искалечила отдел Хейса, а теперь работает надо мной. Как будто проблема в Лиллиан, а не в самовлюбленности и неутолимом стремлении Августа к власти?

Даже сейчас, наблюдая за Августом в окружении других богатых, влиятельных мужчин, когда все они тешат свое эго в теоретическом коллективном онанизме, я задаюсь вопросом, как, черт возьми, я здесь