Лев и Аттила. История одной битвы за Рим - Левицкий Геннадий Михайлович

— Отец наш, не причиняй зла птицам! Они не виновны в наших заблуждениях, — наперекор собственной воле и своему страху всполошился хозяин кур — настолько силен был древний предрассудок.

— Несчастный человек, — сочувственно покачал головой Лев, — ты ничего не понял. Не курей тебе жаль, а лукавого, который нашел пристанище в них.

— Великий понтифик, вокруг нас происходит много удивительного, и так было всегда. — Флавий высказал волновавшие его мысли. — Один римский военачальник перед морской битвой разозлился на священных птиц во время гадания. Он приказал бросить их в море со словами: "Пусть же они пьют, если не хотят есть". И римляне потерпели ужасное поражение.

— Я знаю эту историю, — произнес Великий понтифик. — Вовсе не куры виновны в гибели римского флота, а гордыня консула Публия Клавдия Пульхра. Он упрекал своих предшественников в бездействии и жаждал прославить свое имя победой. Но его безрассудная торопливость дорого обошлась римлянам, а имя консула было опозорено навсегда.

— Соотечественники полагали, что поражение случилось именно из-за кощунства консула во время птицегадания, — несмело возразил владелец откормленных курей.

— Пожалуй, это единственный достойный поступок Публия Клавдия Пульхра. Он первым осмелился бросить вызов предрассудкам. Как будто от аппетита скотины что-то зависит в этом мире, — усмехнулся Лев. — Хотя дальнейшие действия консула обратили в прах разумное начинание, разгром римского флота только укрепил суеверия римлян.

— Может быть, не следовало топить в море священных птиц, — несмело промолвил упрямый римлянин.

— Разумеется, — неожиданно согласился Лев. — Без всякой пользы и столь жестоким образом уничтожать птицу — это большая глупость. Их следовало отдать поварам, и команда корабля была бы благодарна за превосходное жаркое.

При этих словах торговец схватил самую красивую курицу и прижал ее к сердцу.

— Ты правильно понял меня, Флавий. Рим наполнен беглецами со всех концов земли. Они спасались от варваров, оставивши все свое имущество; многие не только сами голодны, но и не знают, где отыскать кусок хлеба для детей. Рим потерял Африку, Сицилию — провинции, снабжавшие его хлебом. Ты же лелеешь совершенно бесполезную птицу, тратишь на нее зерно и не получаешь даже яйца к завтраку. Ведь перекормленная птица не будет исполнять свою единственную обязанность. Необходимо отдать кур тем, кто в них нуждается, и Господь благословит твое деяние, — необычайно твердым голосом святитель закончил свою речь.

— Прости, отче… я не могу собственной рукой отдать под нож своих любимых птиц…

— Не привязывайся к земному, мой заблудший брат. Эти куры — всего лишь еда, дарованная Господом. Ты же сотворил из них пророка. Сие страшный грех! Святой Василий Кесарийский предостерегал: "Не любопытствуй о будущем, но с пользой располагай настоящим. Ибо какая тебе выгода предвосхитить веление? Если будущее принесет тебе нечто доброе, то оно придет, хотя ты и не знал заранее. А если оно скорбно, зачем до срока томиться скорбью? Хочешь ли удостовериться в будущем? Исполняй предписанное Евангельским Законом и ожидай наслаждения благами".

Люди оставили птиц и все, включая их хозяина, встали на колени перед Великим понтификом, молчаливо и смиренно прося его о благословении.

— Веруйте с силу Господню, старайтесь узнать Его знаки и принять Его помощь. И Спаситель не оставит вас. — Лев вновь обратился к Флавию: — Именно ты, своей рукою и без сожаления должен отдать птиц нуждающимся — этот поступок снимет с тебя часть греха.

Люди, облеченные властью, часто считают себя умнее всех, а потому любят отдавать множество приказаний: нужных или нет — вопрос второстепенный. Повеления, следующие одно за другим, утомляют, раздражают, люди, по возможности, начинают их игнорировать, исполняют спустя рукава как совершенно ненужные распоряжения, так и жизненно необходимые. Великий понтифик старался избегать приказаний. Чаще всего, пользуясь словами из Священной книги христиан, он тактично подводил человека к правильному поступку. Его собеседник был уверен, что решение принял он сам — без всякого внешнего давления, и тем не менее чувство благодарности к духовному отцу человека никогда не покидало. Но если уж Лев выражал просьбу, не исполнить ее не мог никто.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Флавию повезло. Ему не пришлось собственной рукой отправлять на гибель птиц, им же с любовью вскормленных. Поблизости оказались люди, по нескольку дней не имевшие во рту ничего съедобного. Во времена республики римляне устремились в провинции и рассеялись по Европе, Азии, Африке, но теперь происходило обратное: спустя сотни лет потомки тех переселенцев искали спасение в Вечном городе. Истощенные люди заполнили римские улицы и оставались здесь и днем, и ночью, и утром, и вечером. Некоторые из них услышали настоятельный совет Льва, и потихоньку начали подбираться к жирным птицам Флавия. Вот смуглый мужчина, в котором, видимо, имелась примесь мавританской крови, несмело подошел к курице и взглянул на ее хозяина. Флавий обреченно кивнул головой. Спустя мгновенье курица вместе с новым владельцем растворилась в пространстве. Столь же скоро исчезли и остальные птицы.

Римские дороги

Посольство больше нигде не останавливалось и не вступало в беседы с гражданами. Двигаясь скорым шагом, оно прошло жилые кварталы Рима и Марсово поле. Последнее было местом сбора легионов; на Марсовом поле защитники Рима совершенствовали свое воинское искусство — так было ранее. Теперь смертельная опасность грозила Вечному городу, но поле римской славы было заполнено не легионерами, а беженцами с далеких и близких областей Италии, а также римских провинций. Поскольку в переполненном Риме их не ждали, то истоптанная трава служила вынужденным переселенцам ложем, а крыша была общей для всех: бесконечное италийское небо, днем — голубое, а ночью — усеянное звездами. И все вместе беженцы молились, чтобы эту крышу не омрачали черные дождевые тучи. Единственное, что радовало несчастных людей, потерявших дома и все нажитое несколькими поколениями, стена Аврелиана. Построенная около трех столетий назад, она заключила в свои объятья и Марсово поле. Очутившись за высокой, массивной, облицованной кирпичом стеной, беженцы были уверены, что теперь они не досягаемы для многочисленных врагов Рима; и, даже умирая с голода, надеялись, что их жизни в скором времени изменятся к лучшему. Однако ни у кого из молодых мужчин, сидевших на голой земле в окружении жен и детей, Марсово поле не вызвало желание взять в руки отцовский или дедовский меч и занять место в строю. Увы! Римляне надеялись на прочность стены, на чудо, но только не на собственное мужество.

Печальное зрелище на поле, с которого ранее начинались римские победы, убедило Льва, что Рим может спасти не меч, но только слово. И он, сколь возможно, прибавил шаг. Наши путники, словно гордая лодка, упрямо плыли против всеобщего течения. В воротах им даже пришлось одолевать встречный поток людей. Слуги Тригеция и Авиена слегка растолкали гостей Рима, чтобы смогли покинуть город те, которые вознамерились остановить Аттилу. И вот посольство оказалось на Фламиниевой дороге. Сразу же за грандиозным каменным мостом через Тибр, расположилась станция, в обязанности которой входило обеспечение императорских послов и курьеров лошадьми. К ней, прежде всего, и направились путники. Декурион, в ведении которого находилась станция, не сразу узнал Великого понтифика в простом монашеском плаще и наотрез отказался выдать средства передвижения. Чиновник упрямо твердил:

— Я не могу предоставить лошадей людям, которые отправляются на север. Беглецы утверждают, что гунны идут на Рим, и они уже близко, а значит, лошади непременно окажутся во вражеских руках. Когда Аттила покинет Италийскую землю, император спросит о своем имуществе. И что я отвечу?

У Авиена имелось предписание за личной подписью и печатью Валентиниана, которое открывало ворота всех императорских конюшен, но послы почему-то решили пойти более сложным путем.