Медальон льва и солнца - Екатерина Лесина

– А ты не перебивай! – Он вскочил и, запутавшись в мягких складках пледа, едва не упал. Разозлившись еще больше, Жуков скомкал плед, швырнул его за диван и, подскочив ко мне, схватил за плечи. Сжал.

– Больно!

– Ничего, потерпишь. – Но хватку ослабил. – Марта, ты же взрослая, умная, как мне казалось, а говоришь сейчас ерунду. Ну? А если у тебя опять, как вчера?.. Если скрутит так, что не встанешь?

– Не скрутит. Садись. Смотри, два трупа у них уже есть, верно? И третий им совершенно ни к чему. Значит, пока здесь безопасно. Что бы они тут ни делали, к мгновенной смерти это не приведет. Я вот о чем сегодня думала. Когда я обратилась в центр, мне посоветовали витаминный комплекс, на травах.

– И после этого у тебя начала болеть голова?

– Не сразу, но если вычислять логически, то да, и в схему вписывается. Я витамины пила долго, где-то месяц или два, а потом начались мигрени, и Викентий Павлович назначил комплексное обследование… а дальше я оказалась здесь. Теперь, в случае моей скоропостижной кончины, подозрения если и возникнут, то сойдут на нет. И дело не в том, что имеется диагноз, карточку изменить несложно, а в том, что при мне обнаружат таблетки без маркировки, которые я принимала. И готова спорить, там совсем не витаминный комплекс. Зачем принимала? А модно сейчас – диеты, очищение организма, травяные сборы… это я к тому, что дополнительно меня травить незачем.

Я говорила и сама удивлялась тому, насколько все просто получалось. Желтые витамины в коробочке – экспериментальная разработка, исключительно из уважения к вам, поразительный результат… розовые таблетки обезболивающего, спасительная вязкая сладость на языке, блаженный покой. А Викентий Павлович еще несколько раз повторял, что нельзя бросать пить витамины, что сейчас организму, как никогда, нужна помощь.

Какая же я…

– Идиотка, – высказался Никита. – Ты даже не понимаешь, во что ввязываешься!

Можно подумать, он понимает. Нет уж, отступать я не привыкла, поэтому, стараясь держаться как можно более независимо, поинтересовалась:

– И какие у нас на сегодня планы?

Пожалуй, только теперь я начинаю понимать, как много сделали для меня и Елена Павловна, приютившая до родов в своей квартире, а после еще и помогавшая с ребенком, и Зоя Михайловна с ее тяжеловесным ворчанием и золотыми руками, и Вера Андреевна, сумевшая сделать воистину невозможное – подарить мне дом.

Мне отчего-то хочется думать, что дом от нее, не от Костика и его семьи.

Две высокие березы во дворе растут рядышком, переплелись ветвями, будто не в силах расстаться друг с другом, а яблонька, наоборот, низенькая, перекрученная, корявая, с сине-серебристыми пятнами лишайника и пушистыми мягкими листочками. Цветы уже облетели.

Людочка, вцепившись ручонками в скамейку, стоит неверно, покачиваясь, готовая в любой момент плюхнуться на попку. Белое платьице в синий горох, синие банты в желтеньких волосах, синие любопытные глазенки.

 – Дай! – требовательно произнесла Людочка и насупилась. – Дай, дай, дай!

Срываю лист, сую в ладошку. Нет, есть нельзя. Забавная, сейчас все-все в рот тянет. Елена Павловна говорит, что в этом возрасте это нормально. Говорила. Правильно теперь в прошедшем времени, и темная обида – снова бросили – комком подкатывает к горлу, черная-черная, едкая-едкая, от такой не откупиться мыслями о придуманной стране.

 – Ня! – Людочка все-таки садится, хорошо, лавка широкая, и, скривившись, кричит.

 – Ой, а кто это тут плачет? А кто это тут такой красивый… драсьте, я Нинка, Мотвина, соседка, значит. Вот, думаю, зайду, поздоровкаюсь. Ух ты какие сердитые… идет коза рогатая за малыми ребятами… – Женщина сделала «козу», и Людка замолчала, уставилась настороженными круглыми глазенками. – Так вы, значится, тута жить станете?

 – Да. – Немного страшно, впервые я одна. И пыльный дом уже не кажется дружелюбным. Я же ничего не умею, совершенно ничего.

 – Незамужняя? – Соседка покачала головой. – Вот ведь…

Не понятно, кого она осуждала, меня или Костика, о существовании которого вряд ли догадывалась. Но осуждение осуждением, а в гости Нина напросилась, отказать я не смогла. Вечером пили чай, Людочка дремала, укрытая теплым овчинным тулупом, устала за день, набегалась, да и я, признаться, охотно прикорнула бы рядом.

 – А работать, значит, в библиотеку? – Нинка сидела, подперев подбородок ладонью, а Сара Марковна, соседка из дому напротив, разливала чай по стаканам.

 – Да.

Это место – последний подарок от Веры Андреевны, умудрившейся какими-то одной ей известными путями добиться, чтоб меня приняли, без опыта работы, без трудовой книжки, с ребенком… Вера Андреевна сказала, что мне как матери-одиночке положены льготы и, значит, грех не воспользоваться.

 – Ну, в библиотеке, оно, конечно, нетяжко, эт тебе не ферма, там другое.

 – Кому что. – Сара Марковна подвинула мне стакан и сахарницу. – Одним ферма, другим библиотека.

 – От вы снова за свое! От ни минуты помолчать, чтоб не переиначить, не возмогете!

 – Тише, дитя разбудишь.

 – А ниче, пусть привыкает, тута не в городе, тута нежностей не будет.

Сара Марковна расправила кружевной воротник. Интересная она: крохотная, высохшая, но не дряхлая, как полагалось бы старухе ее лет, скорее уж изящно-хрупкая, словно старинная карточка, вроде той, которую храню в шкатулке.

 – Вы, Берточка, пейте чай, пейте, варенье попробуйте, Ниночка у нас делает потрясающее яблочное повидло.

Пробую. И вправду вкусно. И Нина зарозовела от удовольствия, принялась объяснять:

 – А что, тута секретов нету, берешь яблоков, чистишь аккуратненько…

Сара Марковна слушает, кивает, я же смотрю на нее, на седые, аккуратно подстриженные волосы, на строгое платье в пол, на брошь-камею.

 – А старуха-то – ведьма! – шепнула Нинка, выходя из дома. – Гляди осторожнее, а то сглазит!

Никита

Марта увязалась следом. Марта не желала слушать о том, что поход может быть опасным, что после вчерашнего приступа ей лучше отдыхать, а еще лучше – находиться где-нибудь в другом месте, подальше от «Колдовских снов». Марта обозвала его мнительным идиотом и пригрозила, что позвонит Семену и расскажет о планах Жукова.

В общем, Жуков на Марту обиделся. Вернее, разозлился и поэтому решил не разговаривать и игнорировать.

– А ты смешной, когда дуешься, – сказала Марта, останавливаясь, стянула с головы дурацкую соломенную шляпку и принялась обмахиваться, точно веером. Атласные ленты, не успевая за движением, разноцветными спиралями завивались в воздухе, а букетик искусственных незабудок, приколотый сбоку, накренился, угрожая оторваться и упасть в пыль.

Пыли на дороге было много, она то собиралась, склеиваясь в желтые горбики камней, то подымалась, рыжей пленкой оседая на штанах, кроссовках, Мартиных шлепанцах и Мартиных ножках, то вырастала длинными иглами травы, тоже желтыми.

– Слушай, а до деревни еще далеко?

– Далеко, – ответил Жуков, хотя оставалось от силы минут десять быстрым шагом. И вообще нужно было другой дорогой идти, до реки, там на мост и по тропинке. Но очень уж он на Марту обозлился. Угрожать она будет… приключений захотелось. Пожалуйста, вот оно, приключение. А заодно жара, мошкара и чертова пыль, которая и к губам прилипла.

– Жуков, не вредничай. – Марта напялила шляпку. – И без тебя… душно. Гроза, наверное, будет.

Никита поднял голову, небо чистое, ясное, прозрачное, с круглым солнечным шаром, который еще только карабкался в гору. Это ж если с утра такая жара, то страшно подумать, что к обеду будет. Может, и вправду гроза? Шею обожгло быстрой болью, и Жуков, хлопнув ладонью, выругался.

– Надо будет средство купить, – наставительно заметила Марта, – от комаров. Ну, пошли, что ли? Слушай, а как мы в дом попадем? Там замок, наверное? Или у тебя ключ есть?

Ключа у Никиты не было, зато имелся жизненный опыт по выдавливанию стекол из рам, благо, как он заметил, держались они в доме еле-еле, и гвозди, их прижимавшие, нагло торчали, топорщились ржавыми шляпками, за такие только потяни, и вылезут.

А на деле получилось еще проще, ничего выдавливать не пришлось. Одно из окон при ближайшем рассмотрении оказалось не то чтобы открытым, скорее не совсем чтобы запертым. Старая ссохшаяся рама, приподнявшись вверх, образовала снизу широкую щель, а когда Никита сунул палец, пробуя стекло на прочность, тихо треснула и подалась наружу.

– Знаешь, мне кажется, что это – незаконно, – с некоторым сомнением произнесла Марта. – И подоконник грязный.

И вправду грязный. Пыльный, с черными мушиными трупиками и клочьями паутины.