Книга для... - Марат Немешев

– Знаете, Дима, вы задаете правильные вопросы. В общем-то, правильные. Я искал на них ответ. Не во время участия в проекте. После. Совсем недавно. И выводы… Я быстро сделал выводы, что… Что не надо… – в это мгновение он открыл глаза, – не надо задавать слишком часто такие вопросы. А может быть, вообще не надо их задавать.

– Что значит не надо?

– Подождите. Не перебивайте. В каждую эпоху человеку казалось, что новое открытие сделает его жизнь… Как бы это сказать… Проще и легче. Я говорю о техническом прогрессе. Он двигался семимильными шагами, пока не превратил нашу планету в истерзанный шарик, покрытый рукотворными пустынями и зонами отчуждения. Это не просто красивые слова. Так и есть. Любое мало-мальски значительное изобретение сразу же использовалось военными. Можно говорить об этом часами, но зачем? Хватит и вечернего выпуска новостей, чтобы убедиться в правоте моих слов. Технический прогресс не раскрепостил, а заковал человека в страх. Страх. Следом двигается прогресс информационный. Тело уже стало игрушкой, пушечным мясом, и вот пришла очередь мозга. Пройдет еще немного времени и…

Может быть, годы или несколько десятков лет, не важно. И информационным оружием можно будет за день стереть культуру целого народа, втоптать в пыль мировую знаменитость или изменить окраску любого исторического события. Вне зависимости от количества противоречащих этому фактов. Никто на них и внимания не обратит. Вы хотите добавить туда еще и моральный прогресс. Который затронет душу. Душу. То, что мы подразумеваем под душой. Поиски абсолютных истин, приближение к ним на весьма малое расстояние, возможность «пощупать руками».

Вы хоть представляете, чем это может обернуться для цивилизации? Подумайте! Счастьем и бесконечными благами? Не уверен. Появится возможность лишить какую-нибудь мировую религию всех ее последователей одновременно, обезличить отдельно взятого человека, просто прекратить существование на Земле такого вредного вида, как человек. Да, да. Все человечество… На самом деле, это… эти поиски истины происходили всегда и происходят сейчас. Существуют думающие и вдумчивые личности, философы и психологи. Но процесс протекает вяло. И я радуюсь этому. Вспышка интереса к подобным вещам и история об Атлантиде уже никого не удивит. Некого будет удивлять! Может быть, инертность некоторых направлений познания – это последний щит, которым прикрылась природа от человека? Или укрыла его от самого же себя?

Богдан слушал этот импровизированный доклад, широко раскрыв рот. Дима демонстративно вертел в руках пульт от телевизора, всем видом показывая, что слова Олега не производят на него особого впечатления. Он и, правда, не вслушивался в последние предложения, пытаясь не забыть то возражение, которое пришло ему в голову. Оставить без ответа этот монолог он не хотел.

– Тебя послушать, все должны в говне сидеть и радоваться, что тепло. Но потом зима наступит, и навозом много не натопишь. Обычная позиция личностей, не хватающих звезд с неба. Ты говоришь, все ученые – кровавые маньяки, все открытия вредные, все революции пагубны. Согласен, нелегко признавать в себе отсутствие такого таланта как у Эйнштейна или Леонардо да Винчи, Форда или Калашникова. Но проигрывать надо уметь, а не бросать гнилыми помидорами в портреты великих. Так?

– Я ни чем в портреты не бросаю. И заслуги гениев оцениваю адекватно. Вот только вашу страсть к их именам не разделяю. Сейчас вокруг только и слышны имена знаменитостей. Такой, сякой… Но не как пример для подражания успешному претворению потенциала в жизнь, а лишь для преклонения и восхищения. А вы присмотритесь к себе. Как часто вы хвалите своих друзей? Простых людей. Которые рядом. Которые, не имея музыкального образования, от души наяривают на гитаре в походе. Мальчишка во дворе весь день носится с футбольным мячом. Приятель пишет стихи, пытаясь выразить боль от расставания с любимой. Сосед своими руками красит стены в подъезде. А возле них только и слышны усмешки: «До Высоцкого тебе далеко…», «Пеле в твои годы уже…», «Нашелся, блин, Есенин, сыро и пахнет плагиатом». Да разве же это главное? Ну, не профессионал. Так и что? Зато от всей души, без мыслей о покорении мира. Научитесь видеть то, что близко. Извините за менторский тон, сам я всего несколько дней назад все это понял. Надеюсь… Вы хотя бы с Сашей переспать хотите чаще, чем с Памелой Андерсон?

После этой фразы Дима вскочил и ударил Олега по лицу. Тот успел немного уклониться, и удар получился смазанный. Богдан не успел вскочить с места, как Дима уже сел в кресло. Все произошло тихо и быстро. Поэтому мы Сашей не сразу поняли, что произошло, когда вернулись в комнату.

Прошло несколько минут. Мы смотрели телевизор, какой-то боевик. Дима встал, подошел к Олегу, негромко извинился, и они пожали руки. Саша вспомнила, что у нее скоро поезд, Дима вызвался проводить на вокзал, я решил остаться дома. Потом уехал Олег. Богдан вкратце рассказал мне, что произошло, и тоже пошел домой.

5. Воскресная ночь

Все разъехались. Я остался один. Подошел к темному окну и посмотрел на улицу. Но в прихожей горел свет, и сквозь ставшее зеркальным стекло ничего не было видно. Пришлось вернуться, выключить лампу, затем назад, к черному квадрату в ночь. Воскресный вечер, и люди не спеша… Из неплотно закрытого крана капала вода. Мешала сосредоточиться. Направился к раковине. Еще раз возвращаться к подоконнику было лень и, закрутив кран, я пошел в комнату. В прихожей заметил телефон. Позвонил Ане.

– Да?.. – вопросительная интонация всегда заставляла меня отвечать, я не удержался и на этот раз.

– Нет… Привет, Аня.

– Это ты, Марат? Привет, солнце. Как делишки твои?

– Замечательно. Решил вот тебе позвонить.

– Это хорошо. А то мне сейчас скучно чего-то стало. Скучаю тут одна. Игорь в ночную смену, развозит по домам подвыпивших гуляк, таких как ты.

– Я сегодня дома пил. Решил не добавлять ему работы.

– Расскажи мне что-нибудь, – эта непоследовательность напоминала Сашину. А цепкий ум и внимательность, как у Тани, а… но молчать дальше было не прилично, и я спросил:

– Как ты думаешь, наша встреча случайна?

– Для меня нет. Правда, правда. Я очень ждала такой вот встречи. Ты, наверное, тоже.

– Да. Это так. Просто у меня в жизни получилась…

– Пустота, которую ты хотел заполнить? Так ведь? И она заполнилась?

– Ужас. Ты как будто мои мысли читаешь. Даже немножко жутковато.

– Это я, солнце, свои мысли читаю. Но, честно говоря, я знала, что они у нас с тобой совпадают. Да, да – знала.

– Аня… Все будет хорошо?

– Как хочешь. В смысле, если захочешь, чтобы было хорошо, если знаешь, что для тебя значит слово хорошо, так оно и будет. Это меня учат сейчас так, и я вижу, что все так и есть. Вот скажи, что ты сейчас хочешь? Только честно.

– Я?.. Написать книгу.

– Классно. А для кого?

Она первая, кто спросил «для кого» я пишу, а не «о чем». Я даже не сразу нашел, что ответить. Попытался отшутиться:

– Желательно, не для корзины. А для кого надо?

– Ты что, еще не придумал? Солнце, надо обязательно знать, для кого ты пишешь. Иначе… Ну, ты сам понимаешь… Корзиночка всегда в ожидании новых жертв.

– На самом деле я думаю над тем, для кого пишу. Правда, окончательно в этом мнении не утвердился.

– Ничего, когда будешь дописывать, уже точно все узнаешь. Вот увидишь. А сейчас попробуй пофантазировать – для кого можно писать книжку?

Я начал перебирать в голове все варианты, которые раньше считал подходящими. Каждый был по-своему хорош, но все равно отторгался моим сознанием.

Например, я подумывал, не написать ли книгу для своих родителей. Не как для читателей, а просто для родителей. Ведь с самого детства я некоторые вещи делал исключительно для них. Учиться в школе было, в общем-то, не сложно, но отдельные предметы я штудировал с одной целью – не расстроить папу и маму. Музыка и рисование, сменная обувь и прилежное поведение, не опаздывать после второго звонка, не смеяться во время уроков анатомии. Даже гвозди на уроках труда я делал для родителей.

На уроках труда нас заставляли делать гвозди. Для этого раздавали стальные заготовки сантиметров десять в длину и один сантиметр в диаметре, напильники и молотки. Мы разбредались по аудитории, выбирали себе тиски. Зажимали в них заготовку и напильником заостряли один конец. Потом молотком делали шляпку на другом. Обычно изготовление одного гвоздя занимало два урока, то есть неделю. Четыре гвоздя в месяц. Можно было и быстрее, но торопиться было некуда. Главное в конце четверти сдать десять гвоздей. К положенному сроку я приносил десять больших гвоздей из дому, а эти, сделанные своими руками, отдавал отцу. При чем ни сколько не сомневался, что все гвозди в мире делаются именно таким трудоемким способом. Тысячи учебных классов по всей стране, в которых ученики напильниками и молотками делают гвозди.