Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Национальная кухня оказалась вполне съедобной. Напитки - употребимыми. Прибыв под поздний вечер домой к сестре, я только и делал, что резкими мотками головы отказывался от всех предложений Михаила Федоровича выпить, как и от предложений сестры перекусить. Единственное, чего мне больше всего хотелось, так это куда-нибудь упасть. Перед тем как я окончательно свалился, сестра все же успела сообщить мне, что однокашник Ельцина, Юрий Иванович Сердюков, придет завтра вечером, так что она очень просит меня хотя бы сохранять вертикальное положение. Я согласительно что-то промычал и вырубился.
Встав ни свет ни заря, будучи разбуженным громким лаем и прыжками стокилограммовой радости по кличке Джус, я засунул мутную с пьяни голову под холодный душ и справился у старшего племянника Вадима, нет ли чем в этом доме полечиться. С пониманием взирая на похмельного дядю, Вадик, протянув руку за бабками, быстро сбегал в магазин и приволок бутылку импортного скотча, от которого меня тут же и вывернуло наизнанку. Глядя на все это, вернувшийся с прогулки с собакой Михаил Федорович молча открыл шкафчик, достал бутыль самогона и коротко сказал: "Пей!" Как ни странно, но от самогонки мне полегчало настолько, что я оказался в состоянии даже закусить, после чего, набирая трясущимися руками номер, позвонил генералу Василию Волкову. Выслушав меня, тот ответил, что ввиду завтрашней встречи глав государств времени у него в обрез, так что лучше будет, если я сразу же и выеду в направлении штаб-квартиры Содружества.
Серега с тачкой уже был внизу, так что много времени это у нас не заняло. Слава богу, Минск - не Москва, если брать критерием расстояния и время, затраченное на торчание в пробках. Подъехав к зданию штаб-квартиры Содружества, мы столкнулись с таким блокпостом милиции, который впору было бы выставлять в нынешней Чечне, а не в мирной белорусской столице. Пришлось вызывать Волкова по мобильнику, чтобы тот провел меня через этот "пикет".
Из контекста моей беседы с генералом я получил практически полное представление о военном пакете, который, вероятно, будет обсуждаться главами государств. Уже после интервью я попросил генерала прояснить и вопрос о моей аккредитации, рассказав про вчерашний визит в МИД. Еще раз о пользе "телефонного права". Одного звонка из ведомства господина Коротчени вполне хватило. Аккредитацию мне дали в течение минуты. Поблагодарив Василия Петровича, я проделал обратный путь через милицейскую "полосу препятствий" и вышел к Серегиной тачке.
- Ну, коль тебе запретили сегодня надираться, так, может, по девочкам? - с подколкой спросил Зуев.
- Нет, Серега, первым делом будем портить самолеты,- протянул я,- так что давай перекусим без запивки, погуляем, а потом съездим к Камню.
Захватив на проспекте Скорины (бывшем Ленина) букет красных гвоздик, мы поехали на Остров слез, к мемориальному камню погибшим в Афганистане. (Теперь там установлен памятник, строительство которого было закончено уже при президенте Лукашенко, но сам мемориальный камень сохранился.) Возложив цветы, постояли несколько минут, помолчав, затем вернулись к машине. Вечером, не забывая при этом подливать в стакан и накладывать в тарелку, я подробно расспрашивал Юрия Сердюкова о его однокашнике - российском президенте. От Юрия Ивановича я узнал, что Ельцин уже в Минске. Они говорили по телефону, а после окончания встречи в верхах, может, и посидят вместе, вспомнят старые времена. Вот мне, дураку, тогда и воспользоваться бы внезапно открывшейся перспективой при поддержке Юрия Ивановича Сердюкова выйти на российского президента, так нет же - "обходному охватывающему маневру" я предпочел "лобовую атаку", не рассчитав при этом ни "глубину операционного прорыва", ни "силы и средства", которые выставит "противник".
Интервью с Сердюковым получилось интересным. Хотел того Юрий Иванович или нет (о своем старом друге он, разумеется, в основном говорил положительно), но перед моим мысленным взором вырисовывался портрет мало отягощенного какими-либо моральными устоями бывшего партийного секретаря, от природы хитрого и изворотливого, способного на любые, часто непредсказуемые и алогичные действия. Степень выживаемости и приспособляемости Ельцина достаточно хорошо характеризовал и рассказ Сердюкова о годах совместной учебы в Свердловском политехе, и эпизод из партийной карьеры свердловского первого секретаря, когда он прибыл на пленум ЦК с неподготовленной речью, что грозило снятием с должности, но выступил экспромтом и тем самым почему-то приглянулся присутствовавшему на пленуме "вождю кубинской революции" Фиделю Кастро. Рассказ Сердюкова лишь добавил к портрету ЕБН как раз те недостававшие ему черты, о которых по вполне понятной причине не пожелал говорить мой хороший знакомый Вадим Бакатин, в те годы первый секретарь соседнего со Свердловским Кемеровского обкома партии.
Беседа с Юрием Ивановичем Сердюковым заняла больше часа, и хотя выбивалась из моей основной военной тематики, по качеству материала вполне могла претендовать на спецпередачу в рамках лучшего эфирного времени "Свободы". Посмотрим, что мне удастся сделать на встрече глав государств?
Утром к зданию Дворца молодежи, где собирались паханы "Совражества", с нами по одному ему известной причине увязался и муж сестры, Михаил Федорович.
- Ты что, решил по старой памяти поохотится на казахов? - шутя спросил я.
- Угу, поохотиться,- только и ответил тот с флегматичностью коренного азиата.
Поняв, что не выжму из него по утрянке больше ни одного слова, я оставил Мишу в покое, передав ему на "хранение" двухлитровую бутылку "Смирновской" водки. Не идти же с ней в зал заседания, еще не так поймут. В предбаннике, перед дверью зала, российская охранная служба уже установила "подкову" металлодетектора. Народу было мало. В углу работал буфет, около которого заметно разговлялся ранее представленный мне Новиковым диссидентствующий журналист-тезка из Литвы. Времени было еще предостаточно, и я решил составить ему компанию. Этот литовский Валера чем-то неуловимо напомнил мне другого моего тезку из Выборга - Валеру Марышева, может, габаритами, а может быть, манерой рассуждать.
- Вот поверь мне, этот свердловский боров ради сохранения собственной власти и кормушки для семейных блюдолизов (он употребил схожее по звучанию слово) не остановиться ни перед чем,- жестикулируя зажатым в руке стаканом, убеждал меня литовский коллега,- возникнет нужда, он пол-Москвы... да что там - пол-России зальет кровью, собственный парламент расстрелять прикажет!
- Ну это ты несколько перегнул палку,- скептически, вертя в руках собственный стакан, отозвался я,- а как же демократия?
- Какая к х...м собачьим демократия! - взвизгнул на высокой ноте мой застольный оппонент.- У кого демократия, у провинциального партийного секретаря-пьяницы?
Я рассчитался за выпитое и съеденное нами (литовский коллега явно был на мели) и двинулся к входу в зал заседания, оставив тезку допивать в одиночестве. Больше мы не виделись, а в октябре того же 93-го года я очень пожалел, что не взял его координат.
К тому времени толпа уже собралась изрядная, а пробиться в зал в первых десятках означало занять места поближе к трибуне. Я пропустил кейс с аппаратурой звукозаписи через "телевизор", прошел "подкову". Не гремит, не звенит. "Можете проходить",- разрешила охрана. Качество работы у российских профессионалов было на высоте, я сразу заметил, что "подкова" дает круговой охват, работая от пола. Это вам, граждане хорошие, не аэропорт где-нибудь в Бостоне или в Чикаго - ножа или пистолета в обуви не пронесешь.
Вопрос из зала мне, к сожалению, задать не удалось. Как и положено в хорошем спектакле, все роли были расписаны загодя. В конце заседания, намеренно чуть замешкавшись при сборе части своей аппаратуры в кейс и приметив наконец, что Ельцин покидает зал заседания, я с микрофоном наперевес ринулся на перехват. Тот, даже не обратив внимание на возникшее на его пути препятствие, как шел, так и продолжал двигаться - подобно танку, прущему на бруствер вражеского окопа, а меня из-под ног главы Российского государства в последнюю секунду выдернула президентская охрана. Крепко сбитые ребятишки, под дорогими импортными костюмами которых ясно просматривались и даже прощупывались легкие бронежилеты типа "визит" и короткоствольные автоматы, буквально вынесли меня на руках, объяснив попутно, как опасно бывает "бросаться под колеса встречного грузового транспорта". Уже после "выноса тела и предания его земле", снова выбравшись к центральному входу во Дворец молодежи, я заметил Юрия Ивановича Сердюкова, которого российский президент широким жестом пригласил сесть в свою машину. "Мудак"! - дал я самому себе заслуженную высокую оценку.- Учил бы "правила уличного движения" - стоял бы сейчас рядом с Сердюковым. Глядишь, тот бы и представил президенту... А так - поезд ушел.
- Сборник рассказов - Елена Сергеевна Борисенко - Русская классическая проза
- Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Премия - Владимир Юрьевич Коновалов - Русская классическая проза
- Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Веретено - Владимир Юрьевич Коновалов - Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Доброе старое время - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Десять правил обмана - Софи Салливан - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Последние и первые - Нина Берберова - Русская классическая проза
- Новый закон существования - Татьяна Васильева - Периодические издания / Русская классическая проза / Социально-психологическая