Билет на солнце, или Сказка о потерянном времени - Диана Морьентес

Он слушал сей монолог с таким спокойствием, что Наташа злилась еще больше. Он терпеливо молчал — долго-долго, смотрел ей в глаза — нахал!

— Ночью ты кричала громче, — произнес он наконец.

— Побереги свой единственный козырь! — огрызнулась девчонка.

— Он не единственный, — поправил Макс.

Наташа отвернулась и всхлипнула. Она не нашла, что ответить на это.

— Я выходила замуж за другого человека; за человека, которого знаю… — шептала она о прежнем.

— Ничего не изменилось.

Она молчала — этот ответ ее не устроил, и она ждала другого.

— Жаль, что я не тот, за кем ты хотела быть замужем, — сказал он, желая напомнить ей обратное.

— Мне тоже жаль, — кивнула она с гордостью.

— Хочешь, разведемся? — предложил Макс раздраженно.

— Хочу, — выпалила она хладнокровно ему в наказание.

Максим вел себя как ни в чем не бывало! Его родители чувствуют себя здесь не совсем свободно, и он старается развлекать их. А заодно дружит со своей дочкой, постоянно обнимая ее и всячески тиская. Здесь во всей квартире столько радости — никто и не замечает, что жених с невестой отдыхают порознь. Мужчины собрались в две кучки: одна обсуждает охоту и рыбалку, другая (во главе с Костиком) — машины и прочую технику. А женщины со своими глупыми разговорами про детей и загар рассыпаны тут повсюду. Если подойти к Максиму сейчас не позволит гордость, то с кем стоять? Наташа набрала себе немножко салатика со шведского стола и в одиночестве присела на подлокотник кресла неподалеку.

— Вы что, с Максимом поссорились? — возникла откуда-то Евгения.

— Да, — призналась девчонка равнодушно. — Это так бросается в глаза?

— Да нет. По тебе вообще не скажешь, но Максима я уже достаточно знаю.

— Максима знаешь лучше, чем меня? — вскинула взгляд Наташа.

— Похоже, у тебя, правда, есть актерский талант, — подхалимничала мама. — А вот Максим… Посмотри, он так мило улыбается, а ямочек на щеках даже не видно. Значит, неискренне. Видимо, когда искренне, другие мышцы задействуются…

Максим, как назло, тоже сейчас взглянул на Наташу.

— Я люблю твоего мужа, — продолжала Евгения, и Наташа от удивления перевела взгляд на нее: что-то мама совсем с ума сошла, раз столько слов о любви говорит в один день! А Евгения, не смутившись, добавила: — Я рада, что в нашей семье есть такой человек. Он единственный, в ком я уверена так же, как в себе самой.

Наташа психанула и снова отправилась дуться на кухню: туда очень редко кто-нибудь заходит из посторонних…

Наташа сидела с ногами на широком низком подоконнике, откинувшись спиной на раму открытого окна, подставляя загорелое плечико знойному послеобеденному солнцу. Это ее любимое занятие — сидеть на подоконнике. Третий этаж, высота, решеток на окнах нет, и от этого возникает ощущение свободы. Когда-то в детстве, пока родители были на работе, брала альбом и садилась вот так же, только в своей комнате, рисовать. Максима Викторовича.

Это было таким далеким, недостижимым: свадьба с ним и его согласие иметь совместных детей… Это была мечта, в осуществлении которой Наташа сомневалась все эти годы. И вот — это есть. Потерять то, что было достигнуто таким трудом?

Да причем здесь усилия? Эти отношения строились семь лет не ради того, чтобы достичь свадьбы. А ради того, чтобы быть рядом с ним.

Два раза расставались по-настоящему и один раз — в воспитательных целях. А зачем расставаться сейчас?

Он прав. Он просто берег ее нервы. Это не предательство. Предательство было бы, если бы она не смогла придумать ему оправдание.

— Мне кажется, я слышу твое дыхание, — сказала она тихо сама себе.

— Мне кажется, я слышу твой голос, — с улыбкой раздалось в ответ с улицы, прямо с неба третьего этажа.

Наташа усмехнулась. Соседнее окно — балкон, который отсюда не видно и из которого, в свою очередь, не видно окна этой кухни.

— А что входит в коктейль «Оргазм»? — робко поинтересовалась она у кого-то за окном, вдруг вспомнив, как в школьные годы смущалась и ревновала одновременно от заказов официанток Максиму.

— Ты собираешься пить «Оргазм»? — удивился голос Максима.

О, нет, это всего лишь хитрое воззвание к его барменским корням:

— Мне просто стало интересно, какие там ингредиенты. Такое название…

— Бейлиз и куантро. Если добавить взбитые сливки или молоко — получается «Многократный оргазм». А вообще я по настроению готовлю. Можно с амаретто, а можно и с водкой. Там уйма вариаций, я смотрю еще, кто заказывал, чтобы верно подобрать рецепт под конкретного человека. Точнее, сейчас-то я вообще не работаю барменом…

Все, беседа исчерпана. Наташа не могла придумать, о чем еще поговорить, а Максим не собирался ей подсказывать. Наташа сглотнула ком в горле.

— Ты так легко согласен развестись? — тихонечко уточнила она у своего невидимого собеседника. — Ты же столько денег потратил на эту свадьбу…

— Это небольшая цена за счастье длиною в месяц. И особенно за вчерашний день. Я не жалею.

Наташа вздохнула и замолчала. Наверно, это интересно выглядит с улицы, например, вон с той бывшей детской площадки. Два человека в соседних окнах разговаривают, словно так легче, чем обойти стену и встретиться в комнате. Мужчина — гордый, с сигаретой в руке, а девушка — хрупкая, легко умещающаяся на подоконнике, обхватив коленки и грустно опустив голову, такое маленькое жалкое зрелище.

— Знаешь, что мне больше всего нравилось в наших отношениях? — Максим погладил рукой раму окна, как будто это была Наташина щечка. — Несмотря на то, что мы оба ужасно упрямые, мы никогда не отворачивались друг от друга «из принципа». Если один из нас начинал идти на примирение — другой обязательно шел ему навстречу.

Наташа улыбнулась, прекрасно поняв его намек. Она уже сделала первый шаг со своим «Оргазмом» минуты три назад.

— Иди ко мне, а? — позвал он кого-то. — Только не через улицу.

Понадобилось несколько секунд, чтобы Наташа обошла все препятствия. Пробралась между бамбуковой занавеской над входом и прикрыла за собой стеклянную дверь, как было, чтобы прокуренный воздух не просочился в комнаты. Кроме бамбуковой занавески в этой гулкой комнате больше не было ничего, даже обоев на стенах. Максим протянул ей руку, и Наташе стало легче дышать. А в его объятиях стало даже легче жить, и девчонка снова едва не плакала: чтобы почувствовать счастье, достаточно одного Его в досягаемой близости.

— Если тебе больно, то мне тоже больно, — говорил он ей шепотом. — А я не хочу, чтобы нам было больно. Я доступно объясняю?

Наташа была в состоянии лишь кивнуть, спрятав лицо у него на шее.

— Я постараюсь, чтобы мне больше нечего было от тебя скрывать, — пообещал он. — Это единственный вариант, когда тебе не придется ни из-за чего переживать.

Дима не мог найти себе здесь места: друзья жениха его дружно сторонятся, а старшее поколение не очень-то интересное. Только Катюшка к нему прониклась искренней симпатией: с ним можно посплетничать о Сане и о двух молодых девчонках — Наташиных родственницах. Максим со стороны наблюдал, как Дима, практически его, папин, ровесник, ведет себя, точно девочка-подросток. Сам Максим-то Диму знает уже не первый день и понимает, что это просто роль, чтобы найти с Катюхой общий язык, но вот Андрей с Костиком любой повод ищут, чтобы обозвать Димку «педиком».

— Этих голубей отстреливать надо! — презрительно морщился Андрей и красноречиво отворачивался, скрестив руки на груди.

— Давай вообще отстреливать всех, кто не такой, как ты! — предложила Наташа гневно. И постаралась обидеть его: — И тогда в мире вообще хороших людей не останется!

— Я еще могу понять невинные шалости лесбиянок, но педики… Они позорят всю мужскую часть планеты, и все нормальные мужики меня поддержат!

— Нормальные мужики тебя как раз не поддержат! Нормальные мужики с уважением относятся к выбору других людей! — огрызнулась Наташа и оглянулась на мужа, ища у него поддержки.

— Андрей, не существует «невинных шалостей лесбиянок», — тоже возразил Макс. — Ты говоришь о двух женщинах, которые ласкают друг дружку в твоих фантазиях. А геи и лесбиянки — такие же люди, как и ты; они тоже ищут свою половинку, влюбляются, ссорятся, страдают и мирятся… Давай их за это отстреливать?

Андрей утихомиривался на глазах, только, по всей видимости, хотел, чтобы последнее слово оставалось за ним:

— Да мне пофиг, что они там делают, но не надо эту болезнь демонстрировать, разносить ее в массы! А эти паскуды уже начали вылезать из своего подполья!

— Пусть весь мир живет так, как захочешь именно ты? — взвыла Наташа. — Лучше таких, как ты, отстреливать! Знаешь, сколько всего Димка натерпелся?! А он замечательный человек! В сто раз лучше, чем ты!!!