Великий Ван - Николай Аполлонович Байков

и наткнулись на труп Романа. Он лежал на снегу, как богатырь, сжимая в руке оружие.

«Роман! Роман! Зачем ты нас оставил?» – произнес старик, припав к трупу любимого сына и остался неподвижен. Никита стоял возле него, всматриваясь в знакомые близкие и в то же время такие далёкие черты брата и крупные слезы катились по щекам его, падая в снег.

Ночь приближалась. Полная Луна выплыла из-за лесистого гребня гор, бросая свои бледные лучи в чашу.

XXXIII. Эпилог

Всю ночь шел Тун-Ли по следам Вана и к утру уже был у своей фанзы. Все в ней оставалось по-прежнему; никто в нее не входил и никаких следов в ее окрестностях старый зверолов не заметил. Подойдя к кумирне, стоящей у фанзы, Тун-Ли поставил несколько курительных благовонных свечей на ее алтарь и стал на колени.

Сложив руки на груди, он молился Великому Духу гор и лесов. По окончании каждого моления, Великий Старик ударял палочкой в чугунный колокол и густые металлические звуки его, колыхаясь и вибрируя, неслись в глубину тайги, нарушая мертвую тишину пустыни.

Долго молился Тун-Ли, пока не погасли огоньки благовонных свечей и на месте их образовались кучки серого пепла. Затем, обратив лицо к востоку, он беседовал с душами своих умерших предков и кланялся им до земли. Совершив обряд поклонения, старый зверолов вышел на следы Вана и стал подниматься в гору.

Глубокий снег мешал идти хищнику; он часто останавливался и ложился на выступах утесов. По этим признакам Тун-Ли убедился, что Ван ослабел от раны и напрягает последние силы, чтобы добраться до вершины. Чем выше подымался старый зверолов, тем труднее становилось идти.

Отвесные скалы, глубокие трещины и кручи преграждали путь. Снежные наносы и ледяные поля затрудняли движение, угрожая падением в каменную щель, или бездонную пропасть.

С великим трудом и невероятными усилиями, к вечеру того же дня Тун-Ли вышел из полосы лесов на горные луга.

Здесь снег лежал ровным слоем и покрывал белой пеленой крутые скаты.

Следы Вана вели на южную сторону горы, где возвышались утесы гранитных обнажений и каменные россыпи гольцов. Здесь, в трещинах скал, среди кварцевых обломков, лепился приземистый и корявый кедровый сланец, вперемежку с кустами можжевельника и рододендрона. Пучки седого мха покрывали все камни и гранитные выступы сплошным налетом. Следы Вана, огибая утесы, терялись среди россыпей.

Тун-Ли остановился на краю пропасти и зоркие глаза его искали знакомую фигуру зверя на одном из выступов горы, возвышающихся над бездной. Старик не ошибся. Могучий зверь лежал на вершине утеса. Прекрасная голова его покоилась на вытянутых лапах. Длинный пушистый хвост не шевелился. По-видимому, Ван спал. Тун-Ли стоял зачарованный и смотрел на Великого Вана, не смея потревожить его сон.

Солнце багрово красным шаром опускалось в туманную марь горных далей. Косые лучи его бросали кровавые блики на утесы, скалы и голову хищника, неподвижную, как гранитное изваяние.

Великий Старик ждал пробуждения Вана. Сел на корточки и вперил свой острый немигающий взор в его могучую фигуру, возвышающуюся над хребтами гор. Наступила ночь. Заискрились звезды. Из-за зубчатого гребня выглянула полная луна. Тун-Ли застыл в своей позе и казался спящим. Но он не спал. Он думал свою глубокую думу и старая голова его, под тяжестью этих дум, склонялась на грудь.

Безмолвие пустыни царило вокруг. Но вот, где-то далеко-далеко, прозвучал колокол: В далекой фанзе зверолова совершалось моление.

Тун Ли очнулся и встал. Тихая таежная ночь плыла над землей. Ван лежал той-же позе и был неподвижен.

Тун-Ли подошел к нему, стал на колени и, скрестив на груди руки, произнёс:

«Великий Ван! Проснись! Я пришел издалека! Сердце мое открыто! Воля Горного Духа должна быть исполнена! Проснись, Великий Ван!»

Но Ван не дрогнул; его могучее тело оставалось в покое и застывшие круглые глаза по-прежнему смотрели в даль.

Он был мертв.

Тун-Ли долго не вставал с колен, надеясь, что Великий Ван проснется. Напрасно. Великая смерть коснулась Вана своим белым крылом.

Старик поднялся с колен и положил свою худую костлявую руку на широкий лоб зверя. Издалека доносились мерные удары чугунного колокола. Пустыня безмолвствовала.

Всю долгую ночь оставался Тун-Ли у тела Великого Вана и только когда первые лучи восходящего солнца озолотили гранитную вершину Татудинзы, он спустился с горы и исчез в дебрях тёмного Шу-Хая.

Предание тайги говорит, что Горный Дух, Великий Ван, заснул глубоким сном на вершине древнего Лао-Э-Лина.

Тело его окаменело и слилось в одно целое с гранитным выступом утеса, гордо возвышаясь над застывшими волнами горных хребтов.

Настанет время, когда Великий Ван проснется и могучий голос его прокатится по горам и лесам, рождая многократное эхо.

Небо и земля содрогнутся и пышно расцветет прекрасный цветок священного лотоса.