Черный - Ричард Райт

- Тогда можешь получить это место, - сказал он. - Я б сам пошел, да уже отсидел шесть месяцев, а там это знают.

- А что за дела?

- Девушка, которая сидит в кассе, кое-что придумала, - объяснил он. Если тебя возьмут, не прогадаешь.

Если я стану воровать, мне удастся быстрее уехать на Север; если я останусь более или менее честным и буду лишь приторговывать контрабандным виски, я лишь продлю свое пребывание здесь, где у меня больше шансов попасться, потому что когда-нибудь я скажу или сделаю что-то недозволенное и мне придется расплачиваться такой ценой, о которой я не решался даже думать. Искушение пойти на преступление было велико, и я решил действовать быстро, принять, что подвернется, скопить, сколько мне нужно, и бежать. Я знал, что многие хотели того же и у них ничего не вышло, но надеялся на удачу.

У меня были все шансы получить место в кинотеатре: за мной не значилось ни воровства, ни нарушения законов. Я пришел к хозяину кинотеатра, и он сразу же меня нанял. На следующий день я вышел на работу. Хозяин предупредил меня:

- Слушай, если ты не будешь меня надувать, я тебя тоже не надую. Я не знаю, кто тут ворует, а кто нет. Но если ты будешь поступать честно, то и все остальные не смогут воровать. Все билеты будут проходить через твои руки. Никто не сможет украсть, если не украдешь ты.

Я поклялся, что буду поступать только честно. Никаких угрызений совести у меня не было. Он был белый, и я никогда не смогу причинить ему того зла, которое он и его собратья причинили мне. Поэтому, рассуждал я, воровство нарушает не мои нравственные принципы, а его; я знал, что все в мире устроено в его пользу, поэтому, что бы я ни предпринял, в надежде обойти заведенный им порядок, все будет оправдано. И все-таки до конца я себя не убедил.

В первый день девушка-кассирша внимательно за мной наблюдала. Я сознавал, что она старается раскусить меня, прикидывает, когда можно будет посвятить меня в свои махинации, и ждал, предоставляя ей сделать первый шаг.

Я должен был бросать все билеты, которые отбирал у посетителей, в железный ящик. Хозяин время от времени подходил к окошечку, смотрел на номер еще не проданных билетов и сравнивал его с последним билетом, который я бросил в ящик. Он следил за мной несколько дней, потом начал вести свои наблюдения с противоположной стороны улицы, потом стал надолго отлучаться.

Я жил в таком же напряжении, как и тогда, когда белые выгнали меня из оптической мастерской. Но я уже научился владеть собой; медленно и мучительно я вырабатывал способность подавлять это напряжение, никак его не проявлять, потому что одна только мысль о воровстве, о связанном с ним риске была способна привести меня в такое смятение, в такую панику, что я не смог бы ничего рассчитать трезво и холодно и тем более украсть. Но мое внутреннее сопротивление было сломлено. Я чувствовал, что выброшен из мира, вынужден жить за пределами нормального существования, что эта жизнь с каждым днем обостряет мой смутный протест, и я уже давно среди тех, кто только ждет своего часа.

Однажды вечером я ужинал в кафе неподалеку, и ко мне подсел какой-то незнакомый парень-негр.

- Привет, Ричард, - сказал он.

- Привет, - сказал я. - Только я вроде тебя не знаю.

- Зато я тебя знаю, - сказал он улыбаясь.

Может, это один из шпионов хозяина?

- Откуда ты меня знаешь? - спросил я.

- Я приятель Тели. - Тель была та самая девушка, которая торговала билетами.

Я смотрел на него настороженно. Врет он или говорит правду? Может, по наущению хозяина заманивает в ловушку? Я уже рассуждал и чувствовал себя как преступник и не доверял никому.

- Сегодня и начнем, - сказал он.

- Что начнем? - спросил я, все еще делая вид, что не понимаю.

- Не бойся. Хозяин тебе доверяет. Он сейчас уехал в гости. Мы за ним следим, и, если он вернется, нас предупредят по телефону.

Я не мог больше проглотить ни куска. Еда стыла на тарелке, а я чувствовал, что обливаюсь холодным потом.

- Делается это так, - объяснил он тихим, ровным голосом. - К тебе подойдет парень и попросит прикурить. Ты придержишь пять билетов и отдашь ему, понятно? Мы тебе дадим сигнал, чтобы ты перестал бросать билеты в ящик. Парень передаст их Тели, а она тут же перепродаст, когда народ нахлынет перед началом сеанса, понял?

Я не отвечал. Если я попадусь, я пойду на каторгу, я это знал. Но моя нынешняя жизнь разве не каторга? Что мне, собственно, терять?

- Так как, согласен? - спросил он.

Я все еще не отвечал. Он встал, похлопал меня по плечу и ушел. Возвращаясь в кинотеатр, я весь дрожал. Все может случиться, но я к этой мысли привык. Разве не то же самое я чувствовал, когда лежал на земле, а вокруг стояли белые и говорили, что я счастливчик? Разве не то же самое я чувствовал, когда шел домой из оптической мастерской, потеряв работу? Или в гостинице, когда шел по коридору, а ночной сторож целился мне в спину? Да, я испытал это чувство миллион раз. Мокрыми от пота пальцами принимал я у посетителей билеты. Я ждал. В этой игре выбора нет: либо свобода, либо тюрьма. Дыхание у меня прерывалось. Я смотрел на улицу, хозяина не было видно. А вдруг это ловушка? Какой позор для моей семьи, если я попадусь. Они скажут, что так я и должен был кончить, и начнут искать в моем прошлом, что меня к этому привело.

Парень, которого я встретил в кафе, прошел в дверь и протянул мне билет.

- У кассы толпа. Придержи десять билетов, а не пять. Начни с моего, прошептал он.

Ну, будь что будет, решил я. Он отдал мне билет, сел и стал глядеть на экран, где уже двигались фигуры. Я зажал билет в руке. Я весь окаменел от напряжения, меня лихорадило, но и к этому я тоже привык. Время медленно отпечатывалось в моем сознании. Все тело ныло от боли. Я узнал, что преступление сопряжено со страданием. Народ прибывал, мне без конца протягивали билеты. Я держал десять штук во влажном кулаке.

Но вот толпа у входа поредела, ко мне подошел парень с сигаретой в зубах.

- Дашь прикурить?

Я медленно протянул ему билеты, он ушел. Я оставил дверь приоткрытой и наблюдал. Он подошел к кассе, положил перед девушкой монету и незаметно передал билеты. Да, парень не соврал. Девушка мне улыбнулась, и я снова исчез за дверью. Через несколько секунд те же билеты попали ко мне от других посетителей.

Так продолжалось неделю, и, когда выручку разделили на четверых, я получил пятьдесят долларов. Свобода была уже близко. Рискнуть еще? Я намекнул дружку Тели, что, пожалуй, скоро выйду из игры - это был пробный шар, я хотел испытать его. Он ужасно рассердился, и я быстро согласился остаться, опасаясь, что меня выдадут, чтобы убрать с дороги и посадить на мое место кого-нибудь более покладистого. Что ж, они хитрят, я тоже буду хитрить.

Прошла еще неделя. Однажды ночью я решил, что эта неделя - последняя. В памяти вдруг всплыл пистолет в доме соседа и банки с вареньем и компотами на складе колледжа. Если их украсть и продать, у меня хватит денег добраться до Мемфиса и жить там, пока я не найду работу и не начну копить на поездку на Север.

Я вылез из постели; соседский дом был пуст. Я оглянулся - кругом тишина. Сердце неистово колотилось. Я открыл окно с помощью отвертки, влез в дом, взял пистолет, сунул его под рубашку и вернулся к себе. Вытащил пистолет - он был весь мокрый от пота. Я отдал его в залог, назвав первое пришедшее на ум имя.

На следующую ночь я сговорился с двумя ребятами, которые, как я знал, были готовы рискнуть. Мы залезли в склад колледжа, вытащили банки с фруктами и продали их в рестораны.

Тем временем я купил костюм, ботинки, картонный чемодан и спрятал все это дома. Пришла суббота, я попросил передать хозяину, что заболел. Дядя Том был наверху. Бабушка и тетя Эдди ушли в церковь. Брат спал. Мать сидела в кресле-качалке и что-то напевала себе под нос. Я сложил вещи и подошел к матери.

- Мама, я уезжаю, - прошептал я.

- Куда? Зачем? Не уезжай!

- Я должен уехать, мама. Так жить я не могу.

- Ты сделал что-нибудь плохое и теперь бежишь?

- Нет, мама, успокойся. Я заберу тебя потом к себе. Все будет хорошо.

- Будь осторожен. И забери меня поскорее. Мне здесь так плохо, сказала она.

- Тебе уже много лет плохо, мама, я знаю, но что я раньше мог сделать?

Я поцеловал ее, она заплакала.

- Не расстраивайся, мама. Все будет хорошо.

Я вышел через заднее крыльцо и прошел четверть мили до железнодорожных путей. Когда я зашагал по шпалам в сторону города, начался дождь. Скоро я вымок до нитки. На вокзале купил билет, быстро добежал до угла улицы, где был кинотеатр. Да, хозяин на месте, сам отбирает билеты у входа. Я вернулся на вокзал и стал ждать поезда, наблюдая за толпой.

Через час я сидел в вагоне для негров, и поезд вез меня на Север, осуществляя первый этап моего путешествия в страну, где я буду жить, не испытывая такого страха. Тяжесть, давившая на меня многие месяцы, немножко отпустила. У меня защипало щеки, я провел по ним рукой и понял, что они мокрые от слез. И еще в эту минуту я понял, какие душевные муки сопутствуют преступлению. Я надеялся, что никогда больше их не испытаю. Мне и не пришлось ни разу больше их испытать, потому что я никогда больше не воровал; меня удерживало знание того, что в самом преступлении для меня заключено наказание.