Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин

в этих краях.

В ближайшее воскресенье Саше удалось выменять два блюдца, две чашки и книгу на кулёк «греческих» орехов, сладкие сухофрукты разных видов и небольшое количество арахиса в сахаре. Сам он такое не пробовал никогда, в Сибири это не растёт.

Смугловатый торговец, глаза которого казались прищуренными, показал Саше, как освободить похожую на мозг серединку грецкого ореха от скорлупы. И на его глазах съел, приговаривая, какое это вкусное и полезное лакомство. Привёз он всю эту экзотику из Уфы, но туда она попала из ещё более дальних краев. И снова Младший подумал, насколько огромен мир. Орехи могли пережить дорогу с караваном. А вот свежие фрукты далеко не возили. Только высушенные.

Вечером, когда Лена, уложив детей, пришла в его комнату, Саша вручил ей кулёк. С любопытством заглянув в него, Лена даже вскрикнула.

– С ума сошёл? Сколько ты отдал за это баловство?

Но потом опомнилась, поцеловала крепко, прошептала:

– Добытчик ты мой… Это в каких краях они растут?

– Где-то на юге.

Младший, если честно, и сам не знал.

Потраченных средств было не жаль. Да, посуду можно было поменять на что-то более нужное. Но ему было приятно делать приятное. И он понял, что это вознаграждается.

И вот в таком странном статусе он жил. То ли любовник, то ли помощник. Приживальщик.

Мелкота, которую Александр слегка стеснялся, сначала смотрела на него настороженно. Но быстро привыкла. Детишки воспринимали его присутствие как должное. Отца они, похоже, не помнили. Когда Лена просила присмотреть за ними, Саша просто следил, чтобы не убились, не сломали чего, к дисциплине же приучать их даже не пытался (ха-ха!).

Старый Ермолаев с женой в их жизнь не вмешивались. Но ясно было, что всё тут происходящее творится с санкции хозяина и патриарха рода.

Сашины с Леной странные отношения не мужа и не жены были достаточно ровные. Она никогда его не пилила и относилась со своеобразной нежностью. Следила, чтобы не был голодным, за столом подкладывала вкусные кусочки, чинила его одежду, лечила, когда он натёр мозоли лопатой, и мазала ноющую поясницу какой-то остро пахнувшей мазью, от которой становилось легче. Но Данилов сомневался, что нужен из-за чувства, нахлынувшего на молодую вдову, двадцатилетнюю мать семейства, а не чтобы помогал сарай чинить, дрова колоть, печку топить, за козами и курами ухаживать. Ему казалось, что в каком-то смысле он здесь на тех же правах, что и живность. Диковинная зверюшка. И совсем немного – нужен, чтобы заполнить эмоциональную пустоту. Которая есть у всех. Не только у сложных и особенных.

Лена была, как и все здесь, простой и близкой к природе. Знала буквы, могла прочитать несложные слова на банках и вывесках, едва ли сумела бы написать предложение длиннее десяти слов. Но в жизни ей это вряд ли хоть раз пригодилось. В плане знаний о мире, вселенной, прошлом – была ребёнком, и иногда казалось, что не он младше, а она. Зато Лена знала много вещей, которые были для него открытием. Бытовых, хозяйственных. Телесных.

И за детьми ухаживала, как вполне взрослая. Младшая, крохотная девочка, родившаяся раньше срока, немного отставала в развитии и до сих пор была очень маленькая, она только недавно начала ходить. А ещё были два мальчика-близнеца четырёх лет. К счастью – раздельные, хотя часто они катались таким клубком, что можно было принять их за сросшихся. Вот и всё, что осталось от мужа, который «спился и помер». Да, в Орловке легко купить самогон. Издержки ярмарки и торговых путей. Иногда в воскресенье можно было увидеть, как по улицам шарахается нетрезвая голытьба и босота. А иногда и отдельные почтенные жители. Впрочем, по будням было тихо.

У покойного мужа было диковинное имя Иннокентий, которое Лена сокращала до Кеши, и он был старше её лет на десять. Но тоже ещё молодой, если подумать. Был.

Александр пытался понять, отчего тот отправился в лучший мир. Конечно, не от любвеобильности жены. Та, в общем-то, не была темпераментной. Иногда на неё накатывало, и, похоже, Саша удачно оказался под рукой в такой момент. Но чаще, даже если желание и появлялось, после трудного дня сил не оставалось ни на что, кроме коротких ласк, а потом они проваливались в сон… И не от тяжёлой работы. Это ему, Сашке, трудно втягиваться в крестьянский быт, всё-таки он рос почти как мажор, а этот Кеша с детства так жил, воспринимал это как норму, а не как каторгу.

Так отчего же спился Иннокентий как-его-там-ович? Можно, конечно, подумать, что изначально был с гнильцой, а зелёный змий просто приполз на готовое.

Но иногда Младшему казалось, что, когда вокруг все пищат, хотят есть, болеют, бегают, шумят, дерутся, когда нет угла, где можно спрятаться от обязанностей и проблем, побыть наедине с собой, – как тут не стать пьяницей и не отбросить, подобно ермолаевскому мерину, копыта? Возможно, Иннокентий был не хамло-буян, а тоже тихий… как его там… интровертор.

Конечно, есть люди, которые могут спокойно переносить все тяготы семейной жизни. Их большинство. Но Саша не был уверен, что сам он из таких. Наверное, чувства между мужчиной и женщиной затем и придуманы, чтобы быть анестезией и подсластителем для рутины. У него это чувство тоже было, но к другой. И умерло вместе с ней.

Дети Лены казались Саше птенцами с разинутыми клювиками, которые постоянно требуют, чтобы туда положили червячка. Ещё были козы в сарае и куры в курятнике. И даже рыжий наглый кот, который ловил мышей, птиц, змей и пауков (то есть прекрасно мог обходиться подножным кормом), быстро сообразил, что Чужой Человек – в глубине души добрый и из него можно вить верёвки. Если хозяйка запросто даёт пинка за мяуканье, а дети стараются затискать «кису» до полусмерти, то у чужака можно выпрашивать еду безнаказанно. И человек поделится своей порцией. Даже животное понимало психологию. А уж дети и подавно. Поняли, что пришельца-приживальщика бояться не надо. Хорошо ещё, что пакостить пока могли только мелко. С более старшими было бы совсем худо.

Все три малыша были беленькие и чуть курносые, как их мама. А больше ничего он в их внешности не запомнил и ничего к ним не чувствовал. Просто принимал, что они есть. И старался не раздражаться на то, что они задают вопросы и дёргают за край одежды. Лишь бы не связывали его шнурки, не разрисовывали его блокнот (приходилось прятать) и не дрались между собой. Драки обычно заканчивались рёвом на весь дом. При