Ветер рвет паутину - Герчик Михаил Наумович

…Так было и на этот раз. Алешка, снова вздохнув, сказал, что побывал в трех гаражах, а резины…

— Будет резина!

Как по команде, мы все обернулись к Генке Козлову. Это было так неожиданно, что Венька даже забыл прикрикнуть на Алешку за то, что он снова отвлекается. Лена Черноусик и Славка Кирильчик не решили сегодня домашние задачи по физике, и каждая минута сейчас на счету — скоро звонок.

С Генкой было трудно. Вроде и наказания ему никакого не было, как будто все сошло, но, видно, здорово грызла его вина перед ребятами. Он стал угрюмым, молчаливым. Не выскакивал на уроках раньше всех, почти все перемены сидел за партой. На заводе работал вяло, часто задумывался, прикусывал губу. После звонка тут же уходил домой. Несколько раз Леня пробовал поговорить с ним, как-то расшевелить, но потом с огорчением рассказывал мне, что разговора не получалось: Генка отмалчивался.

Мы видели, что живется Козлову очень неуютно. Никто не восхищался Генкиной коллекцией марок, никто не просил у него книг из «Библиотеки приключений», которой он так гордился, никто, кроме Веньки, не подсаживался к нему за парту поболтать. Венька чуть не силой тянул Генку на спортплощадку, но ни Томка, ни Алеша ни разу не отпасовали ему мяч. Все понимали, что долго это длиться не может. И вот сегодня Генка вдруг заговорил.

Что он скажет?

— Резина будет! — уверенно повторил Генка.

Он стоял в проходе между партами в старательно выглаженном костюме, из верхнего кармана пиджака у него торчал уголок белого носового платка, новенькие ботинки горели жаром, и раздутый портфель, лежавший на краешке парты, вовсе не был похож на затасканные и потертые портфели остальных ребят: Генка никогда не катался на нем с горок и не играл им в футбол. Был Генка таким же, как всегда, и все же не таким.

Он отстегнул замки в портфеле, достал огромную фарфоровую кошку и, твердо шагая, поставил ее на стол.

— Вот резина, — спокойно сказал он.

Ничего не понимая, мы переглянулись. Рехнулся он, что ли?

— Ну, на такой резине далеко не уедешь, — насмешливо протянул Алеша.

— Нет, уедешь, — уголками губ улыбнулся Генка. — Резину можно купить. А здесь, — он кивнул на кошку, — хватит на четыре колеса. И еще на запасное.

В руках у него откуда-то появился молоток, и он несколько раз ударил фарфоровое чудище по голове. Оно тут же рассыпалось, и из него на стол рекой хлынула начинка — рубли, полтинники, двугривенные…

Мы вскочили с мест.

— Где ты взял столько денег? — хрипло спросил Венька.

— Собрал, — ответил Генка. — Я с первого класса собираю. Хотел мотороллер купить. А сейчас не надо. Берите.

У Алешки радостно засветились глаза. Он пролез к столу, но Венька решительно отпихнул его назад.

— Эх и чудак же ты, Генка! — негромко сказал он. — Спасибо тебе за деньги, но только мы их не возьмем: все-таки они не совсем твои. Собрать — не заработать. А мы как-нибудь выкрутимся. Глафира Филипповна говорила, может, из тех, что за металлолом получили, на резину нам дадут.

Генка растерянно посмотрел на кучу денег, которая растеклась по столу среди фарфоровых осколков. В глазах у него что-то дрогнуло.

— Ребята, — заикаясь, сказал он. — Ребята… Да что же это такое, ребята? Я ведь от чистого сердца, для всех ведь… Не нужны мне эти деньги, слышите? Мне тоже машина нужна…

— Вот и хорошо, что нужна, — услышали мы с порога Ленин голос. — Будет машина, ребята!

Леня прошел к столу и положил Генке руку на плечо.

— Отряд правильно рассудил, не нужны нам эти деньги. Спрячь их и отнеси домой. А резина, ребята… — Леня сделал паузу и торжественно посмотрел на нас. — Резина действительно есть. Школа получает новый комплект, и его отдают нам. Вот так-то.

— Ура! — заорал Алешка и бросился к Лене. И мы вместе заорали что-то непонятное, но такое дружное, что Анна Петровна, дежурная учительница, заглянула к нам в класс и сурово погрозила пальцем.

Письмо от Кати

«…А хата, в которой вы когда-то жили, стоит пустая. После суда бабка Мариля спалить ее хотела, да люди не дали. Исчезла она куда-то вместе со своим сундуком, помнишь, здоровенный такой сундучище в твоей комнате стоял. И Мурза исчезла вместе с бабкой.

Артем Павлович приказал забить в хате досками окна и двери. Так и стоит она сейчас заколоченная. И люди ее обходят стороной.

Подумали мы с ребятами, подумали и придумали вот что. Приедете вы летом к нам. Вас ведь человек тридцать, наверно, будет? А что, если для всех палаток не достанете? Вот бы для вас эту хату взять! Пошли к председателю, поговорили.

— Забирайте, — сказал он. — Нам она ни к чему.

Так что приезжайте, Саша, жилье для вас уже есть. Мы с ребятами к вашему приезду хату вымоем, обоями поклеим, подремонтируем немного. А с осени откроем там пионерский клуб. Хата ведь большая и еще долго простоять может. Зачем же, чтоб она пропадала?

Ты спрашивал, как я с Таней Копыловой. Мы сейчас самые лучшие подруги. Я с ней по русскому занимаюсь, а она меня шить учит.

И никто меня в школе теперь не дразнит, ты не думай. У нас ведь ребята хорошие, дружные. А особенно мы после того случая сдружились, как тебя выручали.

Недавно у нас была большая радость. Нашу производственную бригаду премировали новеньким трактором «Беларусь» со всеми навесными механизмами. Митя, Севка, Петька Шмырев и другие наши ребята сейчас возле него и днюют и ночуют.

А меня, Саша, ребята выбрали звеньевой. Мы выращиваем на зерно пшеницу. Митя и Севка сами вспахали весь участок, скоро будем сеять. Семена подготовили уже, хорошие семена, отборные.

Мамка моя поправилась. Теперь я не прячу свой галстук. О сектантах после суда она и слышать не может. Только плачет, что из-за них здоровье свое подорвала да меня ни за что лупила. Теперь она меня и пальцем не трогает, жалеет.

А вообще у нас целая комедия. Ты ведь помнишь, как Сачок и старик всех к концу света подготавливали? Ну вот, некоторые тогда все до ниточки пораспродали: хаты, коров, свиней… Даже одежду соседям пораздавали. А сейчас и свет стоит, как стоял, и жить надо, а нет ничего. Хоть ты караул кричи. Хорошо, что колхоз помог да не успели жулики эти деньги унести, а то был бы им «конец света»!

Книги, которые вы для нас собрали, и игротеку мы получили. Спасибо. Игры всем очень понравились. Сейчас мы в своей мастерской делаем такие, чтоб всем отрядам хватило.

Саша, мы решили открыть в школе ленинский уголок. Написали уже во все музеи, на родину Ильича, старым коммунистам. Ждем ответов. Пока собираем вырезки из журналов, снимки, книги о Ленине. Если в вашем музее есть что-нибудь лишнее, пришлите или привезите, когда приедете.

Мы очень рады, что ты уже начал понемногу ходить и что у тебя такие хорошие друзья. Передай им всем от нас привет.

Ждем вас в гости.

Катя».

Ракета берет старт

Я никогда не забуду ракету, которая сплющилась под грязным сапогом Сачка. Тогда она так никуда и не полетела. Но вот сегодня ракета снова готова к старту. И сегодня она взлетит.

Мы стоим на ярко освещенной сцене клуба мотовелозавода, а в зале полно рабочих. В первом ряду я вижу по-праздничному одетых дядю Егора, тетю Таню, мастера, который дал нам когда-то велосипед, Леню.

Сегодня — 19 мая, день рождения пионерской организации. Сегодня, если мы достойны, бригада коммунистического труда, в которой работает Леня, присвоит нам звание «отряда — спутника семилетки». Так решил совет дружины. Пусть рабочие присвоят нам высокое звание, пусть они и спрашивают с нас за него. Многих из них мы уже знаем по именам. С будущего года у них в цеху мы начнем проходить производственную практику. А пока они сами приходят в наш отряд. Чертежница Дина Соколова помогала нам сделать карту-схему путешествия по Пинщине. Слесарь Костя Смирнов, лучший заводской альпинист, показывает, как ставить палатки, в дождь одной спичкой разжигать костер, предсказывать по форме облаков погоду. Шлифовщик Сергей Концевой, бывший матрос, учит мастерить модели яхт и линкоров, на слух читать азбуку Морзе, семафорить флажками. Этот же Сергей до десятого пота гонял Славку Кирильчика, когда тот, исправив двойки по физике и химии, вдруг получил две двойки кряду по алгебре. И Славка зеленел от злости, но занимался усердно, потому что Сергей — это тебе не Томка и даже не Алешка, он как посмотрит из-под бровей, до того стыдно становится, будто ты самый никчемный человек на земле.