Страна мурров - Ирина Владимировна Скидневская

садовника.

— Сразу?

— Да. Пусть себя покажет. Значит, решено? А как насчёт Кристофера? Определённо, парень не на своём месте. Всё забывает, всё путает… я устала.

— Наконец-то. Давайте назначим его вместо Гордона?

Айлин удивлённо подняла брови.

— Водителем? Хорошо хоть не поваром вместо Виктории. А есть гарантия, что он не перепутает газ с тормозом?

— Я с ним ездила, осталась жива. Между прочим, несмотря на молодость, он отлично водит. И может определить характер неисправности по шуму мотора.

— Хорошо… но только на испытательный срок. И пока не посылай его за Фанни. Где же теперь найти надёжного человека на должность секретаря? Назначить садовника-эмигранта с Лусены? Чтобы уж окончательно закольцевать наши перестановки.

— Это ваше предложение, а не моё! — весело сказала Длит.

— Я же просто пошутила! — ахнула Айлин.

— Зрелый, образованный человек оказался в стеснённых обстоятельствах. Я предложила ему помощь, так он и стал садовником. Айлин, Лунг способен на большее, возьмите его к себе. Тоже на испытательный срок. Он хорошо организован, и он… смешлив.

— Что, прости?

Длит улыбалась.

— С ним легко! Он всегда шутит или кривляется… корчит рожи…

— Зрелый, образованный человек! — Айлин рассмеялась. — Ну, хорошо, Кристофера вернуть никогда не поздно. Раз ты просишь за Лунга, я согласна. Пусть они с Гонзариком перебираются из флигеля в дом. А туда поселим Гордона и Цвету.

— Они же бездетные, кажется?

— Да.

— Хорошо бы им выделить небольшой личный участок где-нибудь в саду.

— Прекрасно, — одобрила Айлин. — У Цветы слабое здоровье. Несколько лет назад она тяжело заболела, бедный Гордон, видела бы ты, как он страдал. А теперь им больше не придётся ездить из предместий в Спящую, так что сберегут время и силы. Жаль, что мне раньше не пришло это в голову.

Сантэ спрыгнула с её колен и юркнула в лаз.

Длит показала глазами на дверь переговорной.

— Вопрос о кадрах не закрыт. Кажется, нам нужен новый врач, Айлин, — без тени улыбки сказала Длит, едва они уселись на стулья спиной к зажжённым фонарям. — Наш похож на загнанного зверя. Того и гляди, опять что-нибудь учудит.

У Айлин поникли плечи.

— Не знаю, как смотреть на него, как разговаривать… Для меня эта история явилась ужасным потрясением. За эти годы я так привязалась к нашему заботливому доктору Рицу…

— Я вас понимаю. И прекрасно осознаю силу привычки. Но нельзя делать вид, что ничего не произошло. Он вас предал, и не исключено, что предаст снова, — жёстко сказала Длит. — Хотите, я всё возьму на себя? В два счёта его выставлю.

— Подожди… второпях, не обдумав хорошенько? А если Фанни тоже подверглась, м-м, некоторому воздействию и нафантазировала лишнего? Мы не можем открыто предъявить ему какие-то претензии, ведь нам всё известно только с её слов…

Длит задумалась.

— Что вы помните после того, как взглянули на эту вещь?

— Абсолютно ничего, — с досадой ответила Айлин. — Сначала мы вызвали Фанни, и инспектор раскрыл папку. И вот я уже сижу на диване, а Фанни передо мной на корточках, просит не волноваться и отослать доктора, сделать вид, будто нам не потребовалось его присутствие. Дескать, кое-что произошло, бабушка, но об этом позже. Эдам сидел, как манекен, Фанни щёлкнула пальцами перед его лицом, и он очнулся.

— Она, конечно, виновата, но поступила правильно, рассказав, что доктор Риц пытался вас ограбить. Не побоялась вашего гнева. Не каждый так сможет — признаться, наломав дров.

— Согласна. У нас случился бурный разговор… она извинилась…

— Доктор точно не успел ничего украсть?

— Фанни уверена.

— Вы проверили тайник?

— Зачем? Там ничего ценного.

Только дешёвые украшения с мелкими камнями, подумала Айлин. Да и не тайник это, а так, обманка, как раз на случай воровства или вымогательства. Из предосторожности, местонахождение настоящих тайников оставалось неизвестным даже Хозяину мурров — теперь-то Айлин оценила дальновидность такого решения. Хозяин получал информацию о тайниках, слагая полномочия, и лишь для того, чтобы перепрятать их содержимое, тем самым исполнив свой последний долг перед обществом.

…Так же пришлось действовать и тётушке Павлине, уступавшей место Айлин. Прощание Хозяйки со Спящей крепостью было ритуальным действием. Всех попросили удалиться, и, оставшись одна в огромном доме, Павлина провела, по её словам, самые неприятные минуты своей жизни — на память о них осталась приметная седая прядь в её иссиня-чёрных волосах. После она лежала, разметавшись на постели с мокрым полотенцем на голове, миниатюрная, как ребёнок, и рассказывала Айлин о десяти опустошённых тайниках.

— Ах, Айлин… Как только за всеми закрылась дверь, я не могла сдвинуться с места из-за ужасающей, мертвящей тишины. Ни шороха, ни звука… И вдруг чей-то безумный шёпот в ушах, быстрое-быстрое бормотание: «Павлина, это ты, негодница?» У меня от страха ноги подкосились. Спаслась я только благодаря швабре нашей Надины, которую она забыла в холле. Милая Надина и милая швабра… Не знаю, откуда что пришло, но словно во сне я взяла в руки швабру и стала двигаться, как горничная: возить тряпкой по полу и так же тихонько, как Надина, напевать. Не успела я закончить с первым тайником, как голос спрашивает: «Это ты, Надина, ворующая у кухарки яйца?» Я делаю вид, что не слышу, и направляюсь ко второму тайнику, на этот раз изображая охранника: так же, как он, топаю и покашливаю. «Это ты, Дём, с гниющими от табака лёгкими?» — спрашивает голос. А я такая беззащитная — без нагрома и без свистка… Ответь я ему, и со мной случилось бы что-то непоправимое… ты веришь мне, Айлин? — Мучаясь от страшной мигрени, Павлина стонала и ворочалась на сбитых простынях. — Будто бы не замечая странного голоса, ходила я от тайника к тайнику, изображая кого-то из наших слуг, а Голос каждого узнал и ни разу не ошибся. Мне пришлось даже поползать на больных коленях, но я всё перепрятала, и ты видишь, чего мне это стоило: совершенно, совершенно разбита. Я бы уехала раньше, но тут письмо от уважаемого чанси Лотаруса, а в письме задание насчёт тайников, а долг есть долг…

…Отгоняя от себя воспоминания о стенающей тётушке и о том, что Надину вскоре поймали на краже яиц, а Дём через полгода умер от болезни лёгких, Айлин сказала страдающим голосом:

— Длит… Почему-то всё во мне протестует против увольнения Эдама, что-то меня терзает… Надо же найти причину его недовольства…

— Люди называют это алчностью.

— Доктору не хватает денег? Так, может, прибавить ему жалованье?

— Не сходите с ума, дорогая, — только и смогла вымолвить Длит.

Когда Длит ушла, Айлин позвонила в школу и попросила пригласить к телефону господина Вершена, преподавателя