Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

* * *

21 сентября Махно хоронил своего атамана Гаркушу, погибшего в недавнем бою.

Нестор Иванович приехал на тачанке и, пока шли похороны, из неё так и не вышел. С ним была жена, красавица Галина Кузьменко. Она будто застыла у гроба. Рядом, тут же, стоял конь Гаркуши и обнюхивал то свежую землю, то голову покойного.

Каргинцы, наблюдавшие за происходящим, так и не поняли, отчего батька хоронит товарищей, не слезая с тачанки. А он на ногу не мог ступить. Это ранение будет его мучить всю оставшуюся жизнь.

В «Тихом Доне» про махновский рейд сказано совсем коротко: «Махно действительно появился в пределах Верхне-Донского округа. Под хутором Коньковым в коротком бою он разбил пехотный батальон, высланный ему навстречу из Вёшенской, но на окружной центр не пошёл, а двинулся к станции Миллерово, севернее её пересёк железную дорогу и ушёл по направлению к Старобельску. Наиболее активные белогвардейцы-казаки примкнули к нему, но большинство их остались дома, выжидая».

Если быть точным, то конкретно из Каргинской ушли двое. В других станицах к Махно присоединились тоже по двое, по трое из числа потерявших хозяйство. По дороге, в хуторе Дуленском Боковской станицы, махновцы убили председателя исполкома Ладинова, жену учителя, мальчишку десяти лет и несколько продагентов.

Не уйдя за Чир вместе с Чукариным и местным руководством, Шолоховы всерьёз рисковали. Они ж статистику вели, налоги считали – мало ли на них тут обиженных было! Отправившийся разглядывать махновцев, работавший в исполкоме Михаил и вовсе прошёл на волосок от смерти.

Это потом можно было посмеяться, раскрашивая короткое задержание то так, то эдак. Но в тот сентябрьский день Шолохова могли убить походя, между делом.

В Старобельске Махно прооперировали. Туда к нему явился уполномоченный РВС Южфронта с предложением начать переговоры о заключении союза. Столь огромен был авторитет Махно: только что он перебил несколько сотен командиров, комиссаров, красноармейцев, продработников – а с ним переговоры! За ситуацией Ленин следил лично. Троцкий тогда же написал целую панегирическую брошюру про махновцев, стремясь задобрить идейного, но безжалостного противника.

Сразу после ухода Махно кто-то из каргинских разрыл могилу махновца Гаркуши: искали драгоценности. Ничего не найдя, раздели покойника: справная одежда, чего пропадать?

Чукарин и прочие исполкомовцы подсчитывали огромные убытки. Из Вёшенской явилась милиция и обязала местных жителей сдать зерно, пообещав за невыполнение приказа расстрел. Каргинские начали свозить мешки обратно.

* * *

В автобиографии 1931 года Шолохов напишет: «Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Всё шло как положено. Приходилось бывать в разных переплётах…»

О Шолохове писали порой, что он был в эти годы то ли пулемётчиком, то ли бойцом ЧОН. Части особого назначения (ЧОН) были задуманы как боевые отряды при местных партийных организациях и появились на основании постановления ЦК РКП(б) от 17 апреля 1919 года. Они формировались из коммунистов, сочувствующих им рабочих и членов профсоюзов в возрасте от 17 до 55 лет, а также из комсомольцев.

Евгений Петрович Шолохов, двоюродный брат Михаила, достаточно скоро вступил и в комсомол (и приняли!), и в ЧОН (куда принимали только членов ВЛКСМ). Чем не прелюдия к очередному донскому рассказу? Оба деда Евгения из купеческого сословия, дома их были экспроприированы, лавки сожжены – а внук в ЧОНе.

Михаил тоже пробовал попасть в ЧОН, но ему сказали, что во-первых, не подходит по возрасту, во-вторых, не комсомолец. А в ЧОНе ботинки за отличную службу выдают, величайшую по тем дням редкость. И форму. И оружие.

С июня 1920 гола красноармейским кавалерийским эскадроном в станице Вёшенской командовал тот самый Яков Фомин. Красноармейцы имели паёк и обеспечение. Туда попасть было и вовсе пределом мечтаний.

Михаил был расстроен. Мало того что его Шолоховы и Моховы долгое время не принимали, на порог не пускали – так и теперь судьба унизить норовит! Брату, которого Шолоховы и Моховы сразу признали за своего, – пожалуйте в ЧОН служить, а его, татарчука, которого «мать под забором родила», прочь погнали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда ж это всё кончится?

Для казаков – он не казак был. Для купцов – не купец. Для мужиков – не мужик. Но и для большевиков не свой.

Вот сиди, бумаги перебирай. Можем тебе дать револьвер, когда нас убивать придут. Но когда опасность минует – заберём.

В Каргинском ЧОНе было двадцать человек: Михаил всех знал. В их кругу крутился и, случалось, был с ними в деле. Раз в ожидании подхода очередной банды сидел с разведкой на Каргинской горе – той самой, с которой Мелехов в «Тихом Доне» из пушек стрелял.

Другой раз по тревоге собрались в исполкоме – и прятали бумаги. Выставили его в оцепление.

Третий раз выезжали на поимку дезертира. Не застали – но жену его, смотревшую чёрными глазами, видел. И детей, выглядывавших из-за юбки.

Хроника боевых столкновений тех месяцев впечатляюща.

19 ноября 1920 года семь человек конных казаков в хуторе Власове Краснокутской станицы арестовали 12 продармейцев и расстреляли за хутором. 21 ноября в районе станицы Казанской караульным батальоном Якова Фомина был обнаружен малый отряд (40 сабель и 15 человек на подводах) казаков-повстанцев. Их окружили. С боем, потеряв пять человек, повстанцы вырвались. Одновременно в хуторе Дедовском и Нижне-Лиманском отряд Ивана Колычёва (считавшегося махновским атаманом) захватил хутор Макаровский.

25 ноября колычёвские повстанцы встретились в бою с красноармейцами Якова Фомина. «Тихий Дон»: «В бою на подступах к селу Сухой Донец вёшенский эскадрон под командованием Якова Фомина атаковал цепи повстанцев с фланга, смял их, обратил в бегство и вырубил при преследовании около ста семидесяти человек, потеряв всего лишь трёх бойцов. В эскадроне, за редким исключением, все были казаки – уроженцы верховых станиц Дона. Они и здесь не изменили вековым казачьим традициям: после боя, несмотря на протесты двух коммунистов эскадрона, чуть ли не половина бойцов сменила старенькие шинели и теплушки на добротные дублёные полушубки, снятые с порубленных повстанцев».

В начале декабря повстанцы вернулись к границам Верхне-Донского округа. Здесь появляется ещё один персонаж «Тихого Дона» – Иван Павлович Малкин, тот, что сватался к будущей жене Шолохова. Создав спецотдел войсковой и агентурной разведки по ликвидации банд, он принялся за работу.

9 декабря Малкин установил, что на границе с Воронежской губернией в районе Маньково-Калитвенской стоит отряд в 1000 сабель при 24 тачанках. Ещё два отряда повстанцев находились в то же время под Кантемировкой и Анно-Ребриковской, а третий – 800 штыков и 200 всадников – в районе Богучара. Повстанцы взяли хутора Фатеев и Попов, станицы Глазуновскую и Усть-Медведицкую. 18 декабря вспыхнуло восстание в слободе Михайловке Богучарского уезда.

Интенсивность боевых действий в зиму с 1920 на 1921 год была почти такой же, чем годом или двумя раньше. Шолохов в буквальном смысле вырос на Гражданской войне.

В «Тихом Доне» в эти же дни после ранения возвращается в хутор Татарский Григорий Мелехов. Он воевал в Красной армии, участвовал в боях с поляками, ходил на Крым. Михаил Кошевой встретил Мелехова неприязненно: он так и не простил ему участие в Вёшенском восстании. На другое утро Григорий зашёл к бывшему ординарцу Прохору Зыкову, и тот рассказал ему последние новости:

«– Восстание в Воронежской губернии, где-то за Богучаром, поднялось.

– Брехня это!

– Какая там брехня, вчера сказал знакомый милиционер. Их как будто туда направлять собираются.

– В каком самое месте?

– В Монастырщине, в Сухом Донце, в Пасеке, в Старой и Новой Калитве и ишо где-то там. Восстание, говорит, огромадное.

– Чего же ты вчера об этом не сказал, гусь щипаный?

– Не схотел при Михаиле говорить, да и приятности мало об таких делах толковать. Век бы не слыхать про такие штуки, – с неудовольствием ответил Прохор.