Исцеление - Борис Мишарин

Дети социального дна бросали школу и зарабатывали себе на жизнь на автозаправках, занимались воровством и пьянством, токсикоманили и употребляли наркотики. Девочки, не стесняясь, торговали натурой.

Видя, что соседский парнишка не посещает школу, Александр спросил однажды его учительницу, живущую в том же доме: «Что же вы к нему домой не зайдете, погибает парень»? Она смерила его таким презрительным взглядом, что он пожалел о вопросе, особенно после ее циничного ответа: «Буду я еще по домам ходить… за такую зарплату».

Ему захотелось крикнуть: «Стойте, люди, куда вы катитесь? Это же атавизм! Нет, вы не люди… звери».

После армии потребность была не только в еде, необходимо одеться и, рассчитывая на зарплату, он не получил ее. Над ним посмеялись и объяснили, что он и так счастливчик — взяли на работу при огромных сокращениях, а если получишь зарплату месяца через три — четыре: считай, повезло.

Проблемы наваливались, вырастая, как снежный ком, мать, сводившая еле-еле концы с концами, пока он был в армии, сейчас шаталась от голода, стараясь отдать ему кусок получше. Что делать — никто не знал! Сжимал Александр кулаки до боли, хотелось выть от бессилия, особенно когда показывали по старенькому, еще советскому телевизору, войны Ельцина и Горбачева. Материл он про себя все правительство и партию в том числе, надоело смотреть на опротивевшие сытые рожи. Телевизор продали — денег хватило на день: отдали долги и поели разок досыта.

Была у него и его друзей, таких же армейцев — десантников, своя точка зрения на происходящие события. Считали они меченного говнюком, ввергнувшим страну в пропасть, продавшимся за европейскую славу. Нет, они не против рынка и демократии, но нельзя в России отпускать вожжи сразу. Постепенно, под контролем государства необходимо создавать рынок, еще Ленин говорил об учете и контроле, а как он сейчас необходим над кооператорами, которые не платят налоги, обирают людей до нитки. Должна существовать программа плавного перехода, а сейчас что? Дерутся верхи за власть, хапают народные денежки, топят друг друга в дерьме, а народ — не до него сейчас.

Собирались вместе бывшие армейцы, курили, матерились, обсуждая насущные проблемы, но с каждым днем становилось их меньше и меньше — кто-то устроился охранником к ворюге — бизнесмену, кто-то подался в ОПГ, но таковых было меньше, кто-то пристроился по-другому.

Александру предложили вступить в группировку, и даже сам смотрящий за районом разговаривал с ним, но он отказался. Местному лидеру очень хотелось заполучить Александра, слышал он о его бойцовских способностях и поэтому в следующий раз направил четверых — пусть поучат несмышленыша, сам потом прибежит.

Четверо качков не составили Александру проблемы — вернулись они назад, как побитые собаки, тявкая и зализывая раны. Но он понял, что в покое его не оставят.

В течение нескольких дней готовились каждая из сторон. Лидер Октябрьских не хотел рисковать и решил продемонстрировать не только силу, но и своеобразное уважение. Он приказал вооружиться резиновыми дубинками, чтобы не покалечить сильно противника, он нужен был живой и не калека. Калека его не интересовал. На предложение одного из своих — грохнуть и все дела — так глянул, что у того по спине побежали мурашки. Лидер повторил еще раз, что Александр необходим живой и не искалеченный.

На стрелку они явились, ничего не подозревая, десять бритоголовых качков, размахивая дубинками, уверенные в своей силе, демонстрировали превосходство. «Мои слова и желания — закон в этом районе и не подлежат обсуждению, — надменно начал лидер Октябрьских, — только из снисходительности к тебе спрашиваю я последний раз»…

«Ты хочешь получить ответ? — перебил его Александр, — ты его получишь»!

Откуда ни возьмись, появились десять таких же качков. «Что станем делать с шакалами, Граф? — спросил один из них. — Поучим немного», — усмехнулся он.

Лидер Октябрьских, шамкая выбитым зубом и держа лед на голове, разносил своих братков за то, что не доложили ему о Графе, прошляпили новую группировку, действующую на его территории. В его понимании каждый, имеющий кличку, автоматически вписывался в их среду и сейчас он пытался определить его ранг. Прибежавший шестерка доложил, что Граф еще давно, до армии качал права в этом районе и сейчас, видимо, хочет вернуть себе положение. Метнувши в шестерку куском льда, Олег решил затаиться на время, выяснить силы и возможности Графа, а потом уже отомстить, отомстить насмерть. Он не знал тогда, что Александр не имел клички — это была его фамилия, и что попросил он помочь ему бывших армейцев десантников, своих друзей, которых сам и обучал в армии рукопашному бою.

События быстрыми кадрами мелькали в голове Графа, он хорошо помнил, как жизнь заставляла приглашать на тропу войны сослуживцев чаще и чаще, как аккуратно подталкивал его на скользкую дорожку хитрый и коварный Бром. И вот уже нет Олега и Брома, он сам занял место последнего. Но могут прийти другие Олеги, Бромы и Графы, необходимо решать сейчас, пока он в силе — идти или остановиться, жить или умереть?

Он выбирает жизнь! Постепенно отойдет от дел, передавая бразды правления, и займется легальным бизнесом. Доктор ему поможет.

Решение сняло камень с души, настроение поднялось, и он позвонил колокольчиком.

Вошла Нина, одна из его пяти девушек — горничных, которых он нанял для поддержания порядка в доме. По сути, они являлись путанами для одного лица и зарабатывали себе на жизнь таким образом — все же лучше, чем стоять на панели, «прелести» которой они еще не познали.

Последний месяц Александр спал только с ней одной, он чувствовал, что его безудержно тянет к Нине, скучал без нее, когда уезжал. Она одна возбуждала его, приводила в трепет и заставляла сердце биться сильнее. Бурные ночи, проводимые с Ниной, днем не снимали напряжения, всегда хотелось обнять волнующее тело, прижать к себе, замереть и шептать на ушко ласковые слова, поехать вместе на отдых, неважно куда.

Отдаваясь ему с неистовой страстью, она грустила днем одними глазами, словно попрекала за что-то. Саша чувствовал грусть этих глаз, стараясь быть нежнее, но взволнованное сердце подсказывало — не то…

Нина прилегла рядом, несколько полубоком, давая ему возможность полюбоваться своей стройной фигуркой. Ноги, длинные точеные ножки в чулках загорелого цвета отдавались пульсом в его брюках. Взгляд поднимался выше — о, этот волнующий плавный изгиб талии, груди, манящие мужскую руку… Нина, его златокудрая Нина бессловесно звала его. Ворваться вулканом в испепеляющее лоно и взорваться потоком лавы…

Александр пересилил желание.

— Я хотел поговорить с тобой, Нина…

Она подняла взор, ожидая продолжения, и только легкая грусть туманила ее глаза.

— Я люблю тебя, — чуть хрипловато выговорил он, — будь моей женой!

Она обняла его, уткнувшись лицом в грудь, и тихо заплакала. Александр гладил ее по спине и ждал ответа. Через несколько минут Нина подняла голову, смахнула слезы и ответила:

— Спасибо, Саша! Я не надеялась… я тоже очень люблю тебя и стану твоей женой. Все же есть Бог на свете — хорошо, что ты сказал это сегодня: завтра бы было поздно.

Нина положила пальцы ему на губы, не давая спросить, и улыбалась уже без грусти в глазах.

— Это была бы наша последняя ночь, — продолжала она, — которую я решила провести бурно и страстно, чтобы насладиться тобой надолго, а потом вспоминать и, может быть, плакать. Утром я бы ушла, тихонько поцеловав любимого человека. Навсегда оставив твой образ в своем израненном сердце, ушла, чтобы ты меня никогда не нашел, — она помолчала, все еще держа пальцы на его губах и не давая ему говорить, — я очень сильно полюбила тебя, Саша, но стать твоей женой не надеялась и могла только мечтать. Для меня очень важно, что ты сказал мне о своей любви именно сегодня, до того, как я открою тебе главную новость. Сашенька, мой милый Сашенька, я жду от тебя ребенка!

Александр мгновенно вскочил с кровати, схватил Нину на руки и закружил по комнате, крича от радости на весь дом:

— Ниночка, моя любимая Ниночка! Как здорово! У нас будет ребенок! — он положил ее на кровать и уже тише, поглаживая ее живот, продолжал говорить: — Здесь продолжается наша жизнь!

Александр целовал ее груди, живот, ноги, каждую клеточку любимого тела. Они предались любви…

Нина обнимала его одной рукой, уткнувшись лицом в грудь и счастливее ее не было на свете ни одной женщины. Сбылась ее мечта — Саша станет мужем и у ребенка будет отец, ей не придется воспитывать его одной, по ночам вспоминая любимого. Оставалась всего лишь одна проблема — горничные, живущие в доме, но Саша не был ни с кем из них целый месяц. С этого дня она не сможет жить рядом с ними, зная, что и они бывали в этой постели. Словно прочитав ее мысли, Саша заговорил: