Тереза Батиста, уставшая воевать - Жоржи Амаду

Когда капитан приказывает, она должна повиноваться, нет возможности этого избежать. И бесполезно врать, говоря, что она нездорова, что у неё месячные. Капитан Жусто очень любит это время, кровь возбуждаст его: это — война! (Ещё одно выражение Венеранды.) Да здравствует война!

И это происходит каждый раз с тех пор, как у неё начались месячные. Война, грязная, отвратительная, делающая её обязанность ещё тяжелее и ужаснее. Но сегодня это будет ужаснее всего. Сегодня не надо, Боже праведный!

Она возвращается в комнату. Ах, Боже! Капитан уже переложил бельё с постели на стул и лёг, тело сильное, откормленное, ждёт, на груди ожерелье из золотых колец. Тереза знает, что должна делать, если капитан лёг, — должна тут же лечь, не дожидаясь приказа. Ослушаться невозможно. Мёртвая от страха, постоянного страха быть битой, Тереза вроде бы, не видя его, ищет бельё.

— Что ты там ходишь? Почему не ложишься?

Тяжело ступая, точно ноги налились свинцом, она подходит к постели, испытывая куда большее отвращение, чем в запретные дни месячных, но она ничего не может поделать и раздевается.

— Скорее. Давай!

Она ложится, тяжёлая рука берёт её за бедро, раздвигает ей ноги. Тереза сжимается, в горле стоит ком, всегда ей это противно, но сегодня особенно; сегодня совсем иное, иное страдание — болит сердце. Когда капитан уже на Терезе, внутреннее сопротивление усиливается, не даёт возможности в неё проникнуть, вроде бы два года назад он и не лишил её девственности.

— Да ты опять девственница или пользовалась квасцами? — Так делала Венеранда с уже использованными девочками: прикладывала им квасцы, чтобы обмануть мужчин-растяп.

Для капитана это одно удовольствие. Тереза напряжена, неподатлива. Это уже не аморфное, вялое тело, оно сопротивляется, трудно дастся, но капитан, чувствуя в очередной раз победу над мятежной природой девицы, побеждает её, нет равного ему самца.

От удовольствия он завладевает её ртом. Рот горек, как жёлчь.

Торопясь одеться, капитан даже не моется, когда Тереза приходит с тазом, он уже, вытеревшись концом простыни, надел трусы. Тереза надевает нижнее бельё, ей бы помыться, хотя она это сделала, закончив работу по дому и магазину. Теперь, стоя на коленях, Тереза натягивает носки и ботинки на ноги капитана; потом подаёт ему рубашку, брюки, галстук, пиджак и, наконец, кинжал и револьвер.

Тёрто Щенок ждёт его, сидя за рулём, шофёр и наёмный убийца, компаньон по танцам и игрок на гармонике. Шико Пол подмётки уже начал праздновать ночь на Святого Жоана, ходя из дома в дом, накачиваясь кашасой, коньяком, ликёрами из плодов женипато, кажу, питанги, журубебы, для него безразлично, что он пьёт. К утру он дотащится до своей раскладушки в подсобном помещении магазина, забитого сушёным мясом, мешками с солёной рыбой, грязного, облюбованного всеми мухами города, если, конечно, не останется в комнате проститутки в одном из худших борделей Куйа-Дагуа.

В белом костюме, как с картинки журнала мод, капитан выглядит важной персоной, политическим боссом. Поправляя узел галстука, капитан раздумывает, а не взять ли ему с собой Терезу, она наденет платье Дорис, которое та редко носила: девчонка красивая, картинка, вполне достойна, чтобы показать её. Находясь на заводе, когда наступал праздник Святого Жоана, Эмилиано Гедес всегда заезжал за своими родственниками, приглашёнными на фанданго к Аликате, чтобы показать столичным гостям «типично деревенский праздник на ферме!». Задерживался он там недолго: выпивал бокал вина, танцевал одну кадриль и возвращался в свой роскошный дом при заводе, но прежде, чем отбыть, он, подкрутив усы, оценивал присутствовавших женщин опытным глазом. Раймундо внимательно следил за Эмилиано Гедесом и малейший интерес в его глазах расценивал как сигнал к действию и тут же договаривался с избранницей хозяина земель и отдавал её в его распоряжение.

Капитану очень хотелось подразнить Терезой старшего из Гедесов, сеньора Кажазейраса-до-Норте. Но доктор Эмилиано Гедес сейчас в отъезде и вернётся только через несколько месяцев. И всё же, смерив оценивающим взглядом Терезу, капитан было уже открыл рот, чтобы приказать ей одеться для праздника.

Угадавшую его намерения Терезу охватил страх, но не страх перед грубостью капитана и его желанием, которым она обязана подчиняться, а совсем иной, ещё больший, ведь, если капитан возьмёт её с собой, молодой человек будет напрасно ждать её под дождём у ворот магазина и обещанный им праздник не состоится, никогда она не испытает этого возникшего к нему чувства, не тронет его шелковистых волос, не прильнёт к его щекочущим губам.

Эмилиано Гедес развлекается во Франции, а на празднике капитану может приглянуться что-нибудь лакомое, новое, какая-нибудь зелёная девочка, и он захочет увезти её на ферму, что тогда делать с Терезой? Отослать её на грузовике с Тёрто Щенком? Женщина, принадлежащая Жустиниано Дуарте да Роза, не ездит ночью с другими мужчинами, хотя это охранник и верный человек, но ведь он не кастрат и его тоже искушает дьявол. Даже если ничего не случится, всё равно могут пойти слухи, и кто тогда докажет ему обратное? Жустиниано Дуарте да Роза не рождён быть рогоносцем. О нём можно говорить всякое и всякое говорят. Говорят, что он жестокий бандит, соблазнитель несовершеннолетних, насильник, умалишённый, мошенник как в магазине, так и на петушиных боях, преступный убийца, и всё за спиной. Да достанет ли кому мужества выложить это ему в лицо? Но вот рогоносцем или лизуном женских прелестей его никто не называл. Вот Даниэл с кукольным лицом, своей манерой говорить, сладким взглядом, славой жиголо, он, конечно, способен на все эти штучки-дрючки с женщинами, капитан не ошибается. Человек уважаемый до такого не опускается. Они же, подобные Даниэлу, столичные мальчишки — тряпки в руках женщин. Этот Даниэл, как он говорит сам, прежде должен узнать, девственница ли Теодора или нет, чтобы не попасть в сложное положение. А всё остальное в порядке. Что в порядке-то? Что за вопрос, капитан, есть выпуклости и выемки, есть пальцы и язык. Естественно, французская собачка! Что же касается его, Жустиниано Дуарте да Роза, то если на празднике он найдёт девственницу по своему вкусу, никаких сложностей у него не будет, и уж, во всяком случае, он не будет ничего никому вылизывать. Незачем брать с собой Терезу, сегодня она права.

— Когда я уеду, гаси свет и ложись спать.

— Хорошо, сеньор. — Тереза вздыхает: ах, сколько натерпелась она страха накануне ночи на Святого Жоана!

Капитан направляется к магазину, открывает дверь. На улице идёт дождь.

30

Двор выходил в узкий переулок, на зады всех стоящих особняков; здесь с грузовика и повозок сгружались товары, потом их складывали в доме, чтобы не загромождать лавку. Разъезжая по штату и за его пределами, капитан скупал по дешёвке или с большой скидкой чёрную фасоль, кофе, маис и всё остальное и, располагая наличными, тут же расплачивался. Зарабатывать на покупке и на продаже — его девиз, может, не столь уж оригинальный, но действенный.

Дождь гасит костры на улицах, в переулке уже стоят лужи воды, появляется грязь. В непромокаемом плаще во Дворе дома на противоположном углу улицы стоит Даниэл и всматривается в черноту ночи, внимательно прислуживаясь к каждому шуму.

Днём после обеда Даниэл спросил дону Беатрис:

— Нет ли у тебя, старуха, какой-нибудь безделушки, дешёвой, но красивой, которую ты бы могла мне дать для подарка одной диве? Здешние магазины — дрянь, смотреть противно.

— Я не люблю, когда ты меня называешь старухой, Дан, ты это хорошо знаешь. Не такая уж я старая и дряхлая.

— Извини, мама, это же ласковое обращение. Ты женщина бальзаковского возраста и ещё в форме, и если бы я был на месте отца, то не позволял бы тебе резвиться в Баии. — Он даже рассмеялся своему остроумию.

— Твой отец, сын, на меня не обращает внимания. Подожди, я посмотрю, что может подойти тебе.

В гостиной отец и сын. Судья обращается к Даниэлу:

— Я знаю, что ты кружишь вокруг дома сестёр Мораэс, не за Теодорой ли увиваешься? До тебя, конечно же, дошли глупые сплетни, но это — выдумки, она хорошая девушка, и ничего, кроме флирта, у неё не было. Но мне хотелось бы тебя предупредить: будь осторожен, она из хорошей семьи, как бы не вышло какого скандала, это было бы самое худшее. К тому же, как тебе известно, в городе много самых разных девиц, которым наплевать на интриги и сплетни.

— Не беспокойся, отец, я не мальчик и в мышеловку не угожу, мне не нужна головная боль. Эти сёстры симпатичные, я с ними дружу, и всё. К тому же ни одна мне не нравится.

— Для кого же тогда подарок?

— Для другой, совершенно свободной, которой как раз ничто не угрожает, в том числе интриги и сплетни, будь спокоен.

— И ещё: твоя мать живёт в Баии из-за всех вас. Мне было бы приятней, если бы она жила здесь, но она не может оставить твою сестру без присмотра.