The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)

загадочно усмехнулась Алина, — небезынтересное!

И с этими словами перед носом помощницы генерального директора оказалась папка ярко-красного цвета, в которую тоже так и тянуло заглянуть. Но этого не понадобилось, потому что Алина озвучила все сама:

— Увольняюсь. Пусть Димочка подпись черканет?

— Но… а как же… договор? — опешила Лида.

— Ну… как-нибудь разорвем, пошла работать, — подмигнула ей Акаева и с той же солнцеподобной улыбкой вылетела из помещения, разве что не пританцовывая на ходу.

А Лида, уже нисколько не смущаясь собственных принципов, открыла папку, и правда обнаружив внутри заявление об увольнении по собственному желанию. Дата. Подпись. Лида икнула. И в замешательстве снова уставилась на дверь.

Точно так же икнул полутора часами позднее едва-едва освободившийся после переговоров с адвокатом Ярославцев. Но только в отличие от своего секретаря, он прекрасно понимал, что Алиночка — тоже определенный козырь, розовый стикер, который все еще находился в его рукаве во время этой партии, которую он затеял против Моджеевских и за себя. И сбрасывать Алиночку со счетов пока что не собирался.

Достоверно ему ничего не было известно о том, закончились ли отношения Акаевой и Моджеевского. Знал только, что еще недавно она брала отпуск и ездила на кастинг в шоу Егора Лукина. Судя по желанию расторгнуть договор — прошла. Хорошо это или плохо? Яр издал неопределенный, все же характерный скорее легкому скептицизму звук, решив не вызывать Акаеву к себе, поработать немного на ее территории. Судя по стрелкам на циферблате, до четырехчасового выпуска новостей, в котором она нынче должна была играть лицом и трепать языком, время у него еще имелось в запасе.

Он снова застал ее в гримерной. Дежа вю или что-то в этом роде.

Как и тогда, осенью, она была одна. Полностью одетая и загримированная, сидела перед зеркалом, вполне себе при параде и, глядя прямо перед собой, «забивала гвозди»:

— Гбду! Гбдо! Гбдэ! Гбды!

— Похвально, — перебил ее Яр и закрыл дверь, опершись на нее спиной и скрестив на груди руки. — Артикуляционной гимнастикой занимаешься?

— Ежеутренне, Дмитрий Эдуардович, — широко улыбнулась Алина. — Уделяю этому процессу предельно много внимания.

— Ну и умница. Если хочешь, дам тебе пару мастер-классов по упражнениям.

— Зачем, если у меня уже есть несколько отличных курсов, да и уроки сценического мастерства в школе моделей свою роль играют?

— Поверь, детка, не стоит пренебрегать возможностью попрактиковаться, когда предлагают, — хохотнул Димон и, отлепившись от двери, прошел ближе к ней, приземлившись пятой точкой на соседний стул. Реально, ни дать, ни взять — дежа вю. Он внимательно осмотрел ее красивое личико, отдельно остановился на улыбающихся губах и сделал вполне закономерный вывод — хоть сколько-нибудь огорченной или чем-то обеспокоенной Алина не выглядит. Удачный кастинг? Или хороший секс накануне? Или там… маникюрщица угодила?

Яр мысленно хмыкнул и пошел ва-банк:

— Мало ли, что может пригодиться на пути в звезды Центрального канала.

— Обойдусь без твоих услуг, Ярославцев, — отмахнулась Акаева.

— Зря. У меня большой опыт. Все же столько лет там работал.

— Но ведь сейчас ты не там. А мне есть у кого учиться.

— Намекаешь на Егора Лукина? — приподнял Димон бровь. — Да, он профи. Но его формат для тебя — чуток нафталин, не находишь?

— А что не нафталин? Вечерние новости на Солнечном? Смешно. Ты заявление подпишешь-то? Или мне искать твои болевые точки, на которые можно надавить для стимулирования процесса?

— То есть вот ни капельки благодарности родным пенатам и нашей команде, которая тебя в люди вывела?

Алинка отвлеклась от зеркала и заинтересованно воззрилась на Ярославцева. Все-таки красивая баба. Дорогая. Если Моджеевский реально променял ее на Юльку… тут только руками развести. Сколько бы ни было в Малич чего-то такого, отчего он себя иной раз чувствовал недотягивающим до ее класса, но Акаева — реально хороша. Жаль, что не срослось.

— Мне прямо любопытно, — наконец сказала она, — какое отношение лично ты имеешь к нашей команде при условии, что сам-то тут рулишь без году неделю?

— Ну если говорить лично о тебе, Алинчик, то вот именно я к твоему развитию приложил непосредственные усилия. Но что мы все обо мне да обо мне? Признавайся, как очаровала Лукина?

— Бери круче, — рассмеялась Акаева. — Я очаровала его жену. Она главный редактор проекта. Она сказала, что я химичу даже с тумбочкой.

— То есть, она не против, что ты химичишь с ее мужем? — присвистнул Яр. В ответ Алина пожала плечами, а он тут же уточнил: — И как это Моджеевский тебя только отпускает черт знает куда, да еще и к Егор Андреичу?

И затаил дыхание, дожидаясь ответа и впиваясь в каждую секунду ее паузы — чтобы видеть, как неуловимо меняется лицо. Понять бы еще, что это значит.

Осмыслить не успел. Пауза была короткой.

— Ну, во-первых, Богдан отпускает меня работать, — принялась пояснять Алина с самой нежной из своих улыбок. — Он и сам занят, ты это прекрасно знаешь. Во-вторых, он достаточно мне доверяет, чтобы не переживать из-за Лукина. В-третьих, это Моджеевский мне посоветовал попробовать силы на «Центральном». Не удивлюсь, если он и прохождению кастинга посодействовал. Богдан бывает очень щедр к тем, кого любит.

— Любит? — усмехнулся Ярославцев. — Не обольщайся, Моджеевский любит только себя.

— И в-четвертых, — не слушая его, перла будто танк Акаева, — сам-то Лукин давно и счастливо женат.

— На своем редакторе?

— На своем редакторе. Так что при всех этих вводных — сенсации не получится. Моя будущая работа — это только работа. Ничего больше.

— Если не считать, что ты уедешь и вряд ли это хорошо скажется на твоем романе со всемогущим Моджеевским.

— Говорят, разлука на пользу отношениям. Тоска по партнеру делает острее… половую жизнь.

— Будете болтаться между городами?

— Да тут несколько часов пути. И у Моджеевского теперь крупный проект в столице. Он практически поселится там.

— То есть у вас все хорошо?

— Естественно, Димочка. И будет еще лучше, когда ты подпишешь мое заявление.

— И прощальный секс мне опять не обломится? — спросил Ярославцев и расхохотался, глядя на ее округлившиеся глаза.