Бестиарий - Иван Наумов

— Приходи быстренько! — полушёпотом напутствовала Яна Наталья Андреевна, изгибаясь и потягиваясь бесконечно продолжительным телом, выскальзывая из последних остатков одежды, не унесённых стихией раньше, распластываясь по горизонтальному миру от края до края, провожая его светящимся взглядом, от которого начинал миражом подрагивать воздух.

Щёлкнув ключом, Ян переступил с холодного кафеля на брошенный перед душевой кабиной пушистый коврик, повернулся к зеркалу и включил воду на полную.

Ему хотелось кричать. От восторга, от растерянности, от ужаса.

Он старался писать историю своей жизни так, чтобы более поздний Ян не корил своего молодого предшественника за сделанное или несделанное. Выбор чаще всего бывал бинарным, да-нет, железнодорожные стрелки. По одному из путей составу катиться дальше, другому — остаться в несбыточном, заржаветь и зарасти березняком, через пару лет и не найдёшь.

Но сейчас будто кто-то перевёл стрелку без его ведома, и весь состав на полном ходу мчался в выбранную этим кем-то неизвестность. Кто знает, может быть, это правильный путь. Но это точно не его выбор. У него не было времени... совсем-совсем.

Отмотать бы всё на три дня назад. Так не бывает, но всё равно — как-то выскочить из невозможного выбора, в котором не просто состав повернёт налево или направо, а сам Ян Ван разделится на две половинки, одну из которых обязательно придётся убить.

Переносица горела огнём, стальные поршни молотили от бровей к вискам. Не хочу, не хочу, не хочу никакого выбора, ни такого, ни другого, проще исчезнуть, будто и не было никакого Яна Вана.

Он плеснул себе в лицо ледяной водой, но нарастающую головную боль это не остановило. Посмотрел на себя в зеркало — и его опять накрыло чёрной волной страха, на долю секунды показалось, что оттуда наблюдает кто-то другой. Вижу тебя, Ян! В закрытой комнатке на него было некому смотреть, но чьи-то глаза следили за ним, и этот невидимый взгляд был враждебным. Опасность подступала всё ближе.

Он тщательно вытер руки и лицо, отодвигая необходимость выйти из ванны. Осторожно повернул ключ и потянул дверь на себя.

Наталья Андреевна, прекрасная настолько, что её не с чем оказалось сравнить, идеальная в каждом изгибе, обнажённая лежала на кровати, сладко улыбаясь во сне.

«Лучшее, что сейчас можно сделать», — повторял он, как мантру.

Ян достал из стенного шкафа запасное одеяло. Секунду помешкав, осторожно прикрыл Наталью Андреевну, боясь разбудить.

«Лучшее, что сейчас можно сделать».

Набросил куртку. Сумка оказалась закопанной под ворохом снятой одежды, и он не стал рисковать. Кошелёк и паспорт лежали в куртке, этого бывает достаточно для всех случаев жизни. Взял с пола ботинки, босиком вышел за дверь.

Наверное, он забавно смотрелся со стороны, этот Ян Ван. Но у того, кто действительно мог наблюдать за ним издалека, с чувством юмора было не ахти.

— Давай его сразу обо всём спросим, — предложил Энвер.

Кто это говорит, подумал Петер, он сам или Бык?

— Пронар велел привезти мальчишку живым.

Энвер не ответил, лишь заиграл желваками и крепче взялся за руль. В руле что-то хрустнуло.

— Машину не порти, — сказал Петер.

Фургон «Аллес Гут Логистик» свернул на узкую улицу с односторонним движением. Взвизгнув тормозами, остановился у тротуара под знаком «Стоянка запрещена». Ну, никто и не собирался задерживаться здесь надолго.

— Он там, Гончий? — спросил Энвер.

После смерти Фитора его было не узнать. Вроде едва терпели друг друга, но гибель соперника боец переживал больше остальных. Особенно после того, как Гончий привёл людей пронара к заброшенной шахте, где Фитора и нашли — страшного, изувеченного, не похожего на человека.

— Гончий, он там?

Петер равнодушно пожал плечами:

— Кто?

Пёс ведь дал ему направление: Майнц, центр, гостиница «Ам Рёмервалль», из холла вверх по лестнице, там направо, дверь в торце — что ещё нужно? Пойти и прийти.

Сосредоточенные и целенаправленные, они на крейсерской скорости преодолели проезжую часть и мощёную плиткой дорожку, ведущую к стеклянным дверям отеля.

Миновал час ночи, дверь была заперта. Энвер поленился звонить ночному портье и дёрнул за дверную ручку. Она оказалась крепче, чем личинка замка. Свет в холле был экономно погашен, только пара врезных лампочек разгоняла тьму над стойкой ресепшена.

Ночной портье, встрёпанный со сна и изрядно напуганный, не нашёл ничего умнее, как крикнуть им:

— Эй! Уважаемые! Вы из какого номера?

Энвер сразу свернул к нему. Петер уже был у лестницы.

— Мест нет! — пискнул портье, глупая кукла. — Караул!

— Ну что ты нервничаешь? — спросил Энвер. — Мы на минутку, сейчас уйдём. В полицию не звони — всё равно приехать не успеют.

Портье тут же вцепился в телефонную трубку, прижал её к груди, выпучил глаза, и вообще вёл себя неосмотрительно. Энвер подцепил на палец витой провод, идущий от трубки к аппарату, подтянул поближе к себе. Взялся за провод обеими руками — демонстративно, самыми кончиками пальцев, — и аккуратно разорвал его надвое. Показал портье: «Тсс!» — и поднялся вслед за Петером на второй этаж.

Гончий стоял в конце коридора у двери номера. Вид у него был обескураженный.

Энвер кивнул: что, мол?

— Его тут нет, — удивлённо ответил Петер. — Он ушёл, а я не почувствовал. Пёс не почувствовал, понимаешь?

— Давай хотя бы проверим, — Энвер попытался отодвинуть его в сторону, чтобы открыть дверь, но Гончий не отступил.

— Мальчишка в поезде, — сказал он. — Едет на юго-восток. Нам надо туда.

Они сбежали по лестнице вниз.

Портье прятался за конторкой, так и не выпустив из рук бесполезную телефонную трубку.

— Пока, красавчик! В другой раз зайдём, — ободрил его Энвер.

Петер сел за руль сам. Фургон кашлянул выхлопом и тронулся в путь. С момента остановки не прошло и четырёх минут. Правила дорожного движения были полностью соблюдены.

А Наталья Андреевна спала чутко и совсем некрепко. Каждый раз, когда она просыпалась, её окружала залитая солнцем дубовая роща, с высокой шальной травой между редко стоящими деревьями, с кущами бузины в овражках, маленькими быстрыми ручьями. Что-то, что она уже считала своим и всегда держала при себе, вдруг непонятным образом терялось, и она начинала кружить в поисках между корнями дубов-великанов, упёршихся кронами в небо. Наконец, она замечала, что нечто золотистое движется совсем рядом, едва приминая не знающую покосов траву и прокладывая в ней быстро исчезающую дорожку. Но стоило заторопиться следом, как золотистое исчезало из виду, пряталось за кустами и за стволами деревьев, а саму Наталью Андреевну охватывала непреодолимая сонливость, пока она не падала с ног, где придётся, и не закрывала глаза.

Наталье Андреевне предстояло окончательно проснуться поздним-поздним утром, голышом, в широкой двуспальной кровати смутно знакомого гостиничного номера, и по крупицам собирать воспоминания о прошедшем дне, безуспешно пытаясь восстановить полную картину событий.

Глава 10

Немой

Париж, Франция. 5 марта 1999 года

Скоростной поезд «TGV» — не найти лучшего способа для путешествия из Лиона в Париж! Новенький, ещё пахнущий сборкой вагон, интерьер, выполненный в хроме, стекле и пластике, космически удобные кресла для пассажиров первого класса, невесомые выгородки, ненавязчиво разделяющие салон на уютные закутки, многослойные стеклопакеты, гасящие заоконный шум — всё так и кричало: новый век идёт! Пейзаж не просто проносился мимо, а летел одной продолжительной смазанной картинкой, пропуская сквозь себя поезд-иглу — серебристо-синее копьё, пронизывающее спящие юрские холмы.

Вошедший из тамбура человек принёс с собой терпкий запах одеколона и холодный сквозняк. Автоматическая стеклянная дверь зашипела за его спиной, и воздух снова замер, пойманный в герметичном пространстве. Половина мест пустовала — утро пятницы. Вот в вечернем поезде будет не протолкнуться.

Новый пассажир бросался в глаза неестественно строгой осанкой, словно под грязноватым затасканным пальто скрывался медицинский корсет. Яркий шарф пышным узлом подпирал подбородок. Волосы, растрёпанные и сальные, производили не самое приятное впечатление. Неубедительная редкая седина придавала шевелюре мертвенно-серый оттенок.

Короткими экономными шагами человек двинулся по проходу, внимательно всматриваясь в лица пассажиров. Кто-то не обратил на него внимания, поглощенный содержимым экрана ноутбука или карманной электронной игрой. Кто-то неприязненно заёрзал, намекая, что не стоит подсаживаться к нему в соседи. Клошарам не место в первом классе!

Человек выбрал место напротив иностранцев, супружеской пары — полноватого лысеющего итальянца и его жены, значительно более молодой, остроскулой и грациозной. Держа спину прямо, человек медленно и осторожно опустился в кресло, после чего сдержанно улыбнулся и кивнул итальянцу поверх вчерашней «Corriere della Sera». Два вежливых кивка в ответ.