Северное сияние - Филип Пулман

— Ну что ж, — продолжал Джон Фаа задумчиво, — может быть, ты и прав. Может быть, действительно добро надо делать не всем подряд, а только достойнейшим. Но тогда я скажу, что эта девочка — дочь самого лорда Азриела. А для тех, кто забыл, напомню, что это лорд Азриел выговорил у турок жизнь Сэма Брокмана. Это лорд Азриел позволил цаганским лодкам беспрепятственно плавать по принадлежащим ему землям. Это лорд Азриел добился в Парламенте отмены Билля о каналах, и не мне вам говорить, что в выигрыше от этого оказались мы, цагане. И, наконец, это лорд Азриел во время страшного наводнения в пятьдесят третьем спасал людей и дважды нырял, чтобы вытащить Рууда и Нелли Коопман. И позор всем нам, если мы об этом забудем. Сегодня лорд Азриел томится в крепости Свальбард, в стране вечного холода и мрака. И не мне объяснять вам, кто не дает ему оттуда вырваться. Но нашим заботам судьба вверила его маленькую дочку. И Раймонд ван Геррет предлагает просто-напросто взять и выдать ее властям, только чтобы власти нас не трогали. Ты же это предлагаешь, да, Раймонд, сынок? Ты не тушуйся, скажи как есть!

Но в ответ Раймонд ван Геррет так низко пригнул голову под неодобрительными взглядами, что почти сполз на пол. Никакая сила не смогла бы заставить его встать и открыть рот. По залу пронесся внятный шепот осуждения. Лира вдруг кожей почувствовала, какой жгучий стыд, вероятно, испытывает сейчас этот человек. Но все ее маленькое существо наполняла огромная гордость: вот, оказывается, какой у нее папа — храбрый, отважный!

Джон Фаа обернулся и посмотрел на людей, стоявших в глубине подиума.

— Николас Рокби, твоя забота — корабль. Нужно найти подходящий, снарядить его, и в плавании он тоже будет под твоим командованием. Адам Штефанский, ты отвечаешь за оружие и боеприпасы, потому и в бою главным быть тебе. Роджер ван Поппель, все остальные припасы, начиная от еды и кончая теплой одеждой, — твоя забота. Ты, Саймон Хартманн, будешь нашим казначеем, тебе мы вверяем наше золото, а ты следи за тем, чтобы в дело пошел каждый грош. А тебе, Бенджамен де Ройтер, я поручаю разведку. Нам много, ох, как много нужно выяснить. Вот этим ты и займешься, а единственным главным над тобой будет Фардер Корам. Остальные же четверо подчиняются Михаэлю Канзоне, он же, в случае моей смерти, возглавит отряд и станет моим преемником. Я сказал все, что хотел. Теперь вы знаете, что мы намерены предпринять. Если кто-то из присутствующих хочет задать мне какие-то вопросы, то сейчас самое время это сделать.

Одна из цаганок подняла руку:

— Лорд Фаа, а женщин вы берете? Ведь когда вы освободите детишек, кто-то должен приглядывать за ними.

— Нет, Нелл, боюсь, на корабле всем просто не хватило бы места. Так что с детьми мы уж как-нибудь сами. В любом случае, с нами им будет лучше, чем в неволе. Мы справимся, Нелл.

— Но ведь может случиться так, что без женской помощи вам их не спасти, ведь женщина может пробраться туда, где они держат детей. Переодеться сиделкой, надзирательницей, да кем угодно, наконец.

— Об этом я не подумал, — хмыкнул Джон Фаа. — Спасибо, Нелл. Обещаю, что мы обсудим твое предложение на Совете.

Еще один человек поднялся с места.

— Лорд Фаа, мы тут все слышали сейчас, что лорда Азриела держат в плену. Значит ли это, что вы собираетесь его освободить? Ежели это так, то вряд ли сто семьдесят человек справятся с медведями этими, что его сторожат. Лорд Азриел, конечно, человек хороший, но, я думаю, у нас своих дел предостаточно.

— Ты недалек от истины, Адриаан Бракс. Когда мы будем на Севере, нам придется держать ушки на макушке, нам придется подмечать любую мелочь. И может быть, то, что мы узнаем, возьмет да и сослужит лорду Азриелу добрую службу. Я говорю «может быть», потому что может быть да, а может быть нет, ибо вы доверили мне жизни наших людей, вы доверили мне ваше золото с одной-единственной целью: найти ребятишек и вернуть их домой. И только ради этого мы идем на Север.

— Лорд Фаа, — взволнованно начала другая цаганка, — мы ведь не знаем, что мертвяки делают с ними, с детишками нашими. А люди-то страшное говорят. И о том, что головы им отрезают, и том, как их на части рвут да заново из разных кусков собирают. А еще и такое говорят, что и молвить нельзя. Я никого пугать зря не хочу, но ведь мы здесь для того и собрались, чтобы все начистоту говорить. Вот я и говорю, если наш господин Джон Фаа об этих мучительствах узнает, то пусть рука его будет тверда в мести. Пусть она не знает пощады и жалости, пусть карает, и карает жестоко, пусть как громом поразит ядовитую гадину. Это не только мой наказ. Так думает любая мать, у которой дитя мертвяки сманили.

Под одобрительный ропот цаганка опустилась на место. В зале многие согласно кивали головами.

Джон Фаа помолчал немного и, когда вновь воцарилась тишина, медленно заговорил:

— Все знают, Маргарет, что рука моя тверда, но гнев — плохой советчик. Ударить на день раньше — значит ударить мимо цели. Горе и отчаяние говорит сейчас твоим языком, Маргарет, но если горе и отчаяние начнут управлять нами, то как бы сладость мести не встала между нами и нашей главной целью. Я всегда учил вас помнить о главном. Главное сейчас — не карать, а спасти детей. Мы идем туда не для того, чтоб упиться возмездием. Наша собственная боль подождет, это дело второе. Если мы сможем спасти детей, но не сможем покарать мертвяков, мы все равно победим. Если же главная наша цель — возмездие и если, отомстив, мы не спасем ребятишек, то мы проиграем. В одном ты можешь верить мне, Маргарет. Когда настанет час расплаты, мы ударим, и ударим с такой мощью, что лопнут в страхе их гадючьи сердца. Нет и не может быть силы, способной помешать нам тогда. Камня на камне не останется от вражьего гнезда; в клочья, в пыль, в прах разнесем мы их. О, как истосковалась по горячей крови моя палица! С казахстанских степей, когда разметал я ею полчища тартар, висит она на стене. Но северный ветер несет с собой запах поганой вражьей крови, и пора бы моей палице проснуться. Я знаю о ее жажде, я чувствую ее, я говорю ей: «Скоро, подруга моя, скоро». И запомни, Маргарет, когда придет время битвы, в сердце старого Джона Фаа нет и не будет места жалости. Настанет час праведного гнева. Но не должен гнев сегодня застилать нам очи. Есть ли еще кто-нибудь, кто хочет сказать слово?

Но все уже было сказано, и Джон Фаа возвестил окончание схода. Звон финального колокола, скорее, напоминал набат, так что звенели, казалось, и стены, и стропила.

Пришло время Совета. Джон Фаа, Фардер Корам и главы шести кланов удалились в тайную комнату, чем изрядно огорчили Лиру. Ее-то почему не позвали? Тони весело расхохотался, увидев ее кислую мордочку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});