Новогодний детектив (сборник рассказов) - Наталья Александрова

При виде младенца гастарбайтер и завучиха дружно ахнули.

Заспанный протянул:

– Ни хрена себе…

А девушка – моя девушка! – твердо проговорила:

– Давайте.

В ее голосе прозвучало столько уверенности, что железнодорожник послушно, словно сомнамбула, протянул ей сверток. Девушка приняла его и пошла в вагон. На секунду в складках одеяла мелькнуло личико, обрамленное жидкими и слипшими черными волосиками. Ребенок, казалось, просто спал.

Все любопытствующие, как загипнотизированные, потянулись за девушкой. Следом за мной по проходу шествовал машинист Паранин, и я расслышал, как он бормочет: «Госсподии… зачем?.. зачем она это сделала?..» Я хотел было сказать, что его миссия закончена, что он может вернуться в кабину, но потом решил, что сейчас от него будет больше вреда, чем толку. Еще проскочим на красный. Пусть уж лучше полюбопытствует, кого спас. Его напарник и один справится.

А железнодорожник все причитал вполголоса: «Ведь в двух метрах остановил… в двух… еще б чуть-чуть… вообще-то нам тормозить не положено… но я подумал – вдруг бомба…»

Девушка тем временем действовала уверенно и профессионально – будто на каждом шагу находила на рельсах младенцев. Она уложила сверток на лавку и быстро откинула одеяло, а затем и пеленки. Все обступили ее и заглядывали через плечо.

– Дывысь – дывчына… – протянул гастарбайтер.

Среди выцветших байковых пеленок и правда лежала девочка. От вторжения чужих рук в ее кокон она проснулась и заорала, широко разевая красный ротик и жмуря глазки. Ее пальчики, похожие на червячков, бессмысленно сжимались и разжимались.

У меня небольшой опыт общения с новорожденными, и всякий раз, когда я их вижу, поражаюсь: до чего же они крошечные и беспомощные! А эта к тому же была вся ужасно худая, ребра так и торчали.

Моя девушка проговорила, обращаясь ко всем нам, зевакам:

– Отойдите! Вы загораживаете мне свет.

Ее голос прозвучал не грубо, но настолько твердо, что все невольно отступили – продолжая тем не менее вытягивать шеи и пытаясь рассмотреть дитя и девушкины манипуляции. Та ловкими и уверенными движениями принялась ощупывать головку, ручки, ножки и животик ребенка. При этом комментировала свои действия – словно про себя. Однако я понял, что свой речитатив она адресовала всем нам – а может быть, главным образом мне:

– Возраст младенца – около одного месяца… Пуповина практически зажила, нагноений нет. Переломов также нет… Сильные опрелости… Температура повышенная… Обморожение конечностей и кожи головы… Возможно, гипотермия… Дегидратация – под вопросом…

– Что такое дегидратация?

Это спросил машинист. Голос его звучал испуганно.

– Обезвоживание, – строго обронила девушка. И добавила: – Необходима срочная госпитализация.

– Да что же это такое?! – вдруг выкрикнула завучиха. – Как она могла, эта женщина? Бросить ребенка?! Кинуть ребенка – на рельсы?! Поразительный по своей жестокости поступок! Даже звери так не поступают! Эта женщина не заслуживает звания человеческого существа!..

– А то е був у нас одна дывчына, – начал хохол эпически, – шо…

Девушка решительно пресекла вдруг разгоревшийся базар:

– Младенца следует доставить в больницу. Немедленно.

– На конечной станции нас будет ждать «Скорая», – неуверенно молвил машинист Паранин. – И милиция.

– Когда конечная?

– В двадцать два тридцать семь.

– Через полтора часа? Нельзя столько ждать. Ребенка надо в больницу – срочно.

Повисла неловкая пауза. Народ переглянулся.

Девушка проговорила:

– Я отвезу ее. Сойду на следующей станции.

– Как сойдешь?! – воскликнул железнодорожник. – Не положено, по инструкции.

– Мы теряем время.

– Дак ведь это ж целое расследование! – воскликнул машинист. – Дело! Уголовное!.. Милиция будет, врачи… Почему тормозили? А мы с Иванычем что скажем?! Ребенок на путях? А где он, ребенок?

– Вы знаете, какое тут может быть дело? – я решил поддержать девушку. Не только потому, что новорожденная выглядела плохо (хотя она и правда неважно выглядела), а потому, что моя девушка явно нуждалась в защите. – Неоказание помощи больному, статья сто двадцать четвертая Уголовного кодекса, лишение свободы до трех лет. По этой статье нашего врача и посадят.

Я кивнул в сторону девушки и обвел присутствующих тяжелым, особым «ментовским» взглядом, особо задержавшись на Паранине. Тот отвел взор и поник головой.

– А еще, – решил добить его я (Уголовный кодекс я знал, как «Отче наш», еще со времен учебы в Высшей школе милиции), – есть статья сто двадцать пятая УК. Оставление в опасности. Карается исправительными работами на срок до года. По ней мы все пойдем, а вы, – опять я уставил тяжелый взгляд в машиниста, – отправитесь на нары первым.

И тут Паранин, конечно, сдался.

Поезд стал понемногу сбавлять ход. Девушка снова запеленала кроху и взяла ее на руки.

– Я выхожу, – твердо молвила она.

Мне очень нравились такие девчонки – в хорошем смысле деловые. Неужто она и вправду суждена мне судьбой?

Поезд стал тормозить. Юная врач несколько беспомощно обвела нас взглядом. Столпившийся вокруг народец поспешно опустил глаза. Никому не хотелось отрываться от своих новогодних планов – даже ради крошечного ребенка, чудом спасенного. Мне показалось, что вопросительный взор задержался на мне дольше, чем на прочих статистах.

Я твердо произнес:

– Я поеду с тобой.

И заметил, как лицо ее просияло. Я надеялся, она обрадовалась не только тому, что в компании с крепким мужчиной будет не так страшно добираться среди ночи до неведомой лечебницы, но и тому, что ее спутником стану именно я.

А мне стало решительно наплевать и на моих друзей, и на неведомую Леру, что ждали на даче в М.

…Мы сошли с поезда на ближайшей станции. Я видел, что все смотрят на нас в окно: и машинист, и мужик в галстуке, и хохол, и экс-завучиха. Они отправлялись навстречу новогодним празднествам. Машинист дал нам короткий прощальный свисток. Электричка хлопнула дверями и отчалила. Мы остались одни на платформе.

И показалось, нас на свете только трое. Мужчина, женщина и ребенок.

Снег повалил вовсю. Пушистые хлопья засыпали воротник пальто девушки, ложились поверх одеяла, в которое была завернута малышка. Моя спутница крепко прижимала младенца к себе. Электричка отшумела, исчезла за снежной пеленой, а потом и звук ее стих.

Девушка стала оглядываться вокруг, обозревая станцию. Мне здешние места также были неведомы.

– Пошли, – сказал я. – Раз есть станция – значит, есть люди. Раз есть люди – значит, есть такси.

Девушка слабо улыбнулась.

– Хотелось бы все-таки поспеть до Нового года.

– Кто тебя ждет? – спросил я – конечно же, не без задней мысли. Сердце мое замерло. Вдруг она скажет: «Друг». Или того хуже: «Муж». Тогда – все пропало.

Или, вернее, не все: просто моя задача усложнялась на несколько порядков. Ведь отступаться я все равно не собирался: будь у нее сердечный друг, и даже муж, и даже дети. Она поразила меня в самую первую минуту знакомства. За прошедшие минут пятнадцать чувство мое к ней, казалось, только росло. Надо же, а я не верил в любовь с первого взгляда!

Эти мысли одновременно с сердечным сжатием пронеслись в голове в то короткое мгновение, пока девушка, наконец, не ответила: «Меня ждут друзья» – и сердце мое всколыхнулось радостью. Друзья – не муж и не бойфренд. Значит, мои шансы растут.

– Нам туда, – указал я на площадь, раскинувшуюся подле последнего вагона электрички.

Мы спешно пошли, почти побежали к очагу цивилизации.

Бетон платформы промерз и был скользким. Чтобы девушка не упала и не уронила свою драгоценную ношу, я придерживал ее под руку.

Площадь оказалась почти пуста. Какие-то синие тени маячили у наглухо заколоченных стальными щитами ларьков. По пустым прилавкам мини-рынка гуляла поземка. У края площади дежурило две машины. Одна из тачек постукивала движком. В салоне виднелись два мужских силуэта.

Не сговариваясь, мы бросились к ним.

Добежав первым, я постучал в окно водителя. Стекло лениво опустилось. На меня глянула сытая рожа.

– Где здесь больница? – запыхаясь, спросил я. – Нам в больницу, срочно!

– Пятьсот, – равнодушно молвила харя.

– А что случилось? – поинтересовался с пассажирского сиденья второй мужчина, казавшийся более человекоподобным, чем первый.

– С ребенком плохо.

– Я поеду, – вдруг вызвался он и стал вылезать из салона.

Первый бомбила с выражением усмешливого высокомерия проводил товарища взглядом: «Дураков, мол, работа любит».

Второй шофер открыл перед нами дверцы стоявшей рядом раздолбанной «Нексии». Мы погрузились – я впереди, рядом с таксистом, а девушка с младенцем сзади. Водитель завел мотор и произнес:

– Я с вас две сотни возьму. Двойной новогодний тариф. Стаканыч совсем оборзел. Больница-то рядом.