Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя - Пол Андерсон

— Собственно, ничего такого важного здесь нет. Ты ведь слышал про Экваторию, необитаемый континент. Там у нас ничего нет, кроме нескольких широко разбросанных батарей и тощей охраны. Да и та сидит в казармах, поскольку нет смысла патрулировать такую огромную территорию. И Криса это беспокоит.

— Да, я случайно слышал, как он говорил тебе об этом.

— Он убедил отца в том, что защита Экватории недостаточна. Занявшись этим вплотную, они, в частности, обнаружили, что Скорпелунское плато совершенно открыто. Окружавшие горы, потоки воздуха и прочее отгораживают его от всего света. Если бы враг прорвался через орбитальные крепости и быстро высадился там, то на высоте пятидесяти километров он был бы уже вне досягаемости тех немногих лучей, которые мы бы на него направили, и уж конечно справился бы с теми ракетами и авиацией, которую мы бы бросили на подмогу. А высадившись, десант окопался бы и создал — как его? Плацдарм. Вот мы и хотим укрепить этот район. Только и всего.

Она замолчала. У нее кружилась голова. «Я что, выпалила все это на одном дыхании?»

— Понятно, — сказал он, тоже помолчав. — Спасибо, милая.

Она поцеловала его — очень нежно из-за его разбитого рта.

Поздней ночью ветер утих, собрались тучи и пошел дождь, медленный, как слезы. К рассвету он прекратился. Ослепительная Лаура поднялась из великих вод в чистое синее небо, и каждый листик и стебелек на острове заиграли бриллиантами.

Эйат поднялась с утеса, на котором просидела последние часы, не в силах больше бороться с непогодой. Сначала ей было холодно — она промокла и окоченела. Но воздух хлынул в ее ноздри и грудные жабры, кровь пробудилась, и мускулы ожили.

Вверх, вверх, говорила себе она, поднимаясь по огромной спирали. Море смеялось, но остров еще видел сны, и единственным звуком был шелест ее маховых перьев.

«Ты тоже стал солнцем, Водан, когда умирал».

Отчаяние уже ушло — его выжгла работа крыльев, выдул ветер, смыл дождь; Водан был бы доволен. Она знала, что боль будет не так легко исцелить, но чувствовала себя способной победить ее. В глубине уже пробуждалась печаль, словно огонь очага, над которым можно погреть руки. Пусть не оставляет ее эта печаль, пока она жива; пусть Водан живет в ней и после того, как она встретит другого и передаст своему новому возлюбленному его мужество.

Она покружила. Со своей высоты она видела не один, а несколько островов, раскиданных по выгнутой ртутной глади мира. «Я еще не хочу возвращаться. Пусть Аринниан подождет меня… дотемна? — В ней проснулся голод. Она истратила слишком много энергии. — Спасибо за голод, за то, что надо поохотиться — за удачу, ха!»

Далеко внизу стая казавшихся крохотными птероплеронов снялась со своего рифа и промышляла рыбешку у поверхности воды. Эйат наметила добычу, нацелилась и кинулась вниз. Когда она прикрыла глаза пленкой, чтобы защитить их, мир немного расплылся и потускнел; но тем острее она воспринимала поток сжатого воздуха, свистящий вокруг; когти, сомкнувшиеся на сгибе каждого крыла, откликались на малейшую перемену угла, скорости и энергии.

Тело знало, когда сложить крылья и начать падение — и когда раскрыть их снова, затормозить с шумом, взмыть чуть вверх — и выбросить руки. Кинжал ему не понадобился. Шея рептилоида сломалась от одного столкновения.

«Ты похвалил бы меня, Водан!»

Ноша, хоть и не тяжелая, мешала ей — теперь приходилось подниматься широкими витками. Она села на прибрежную скалу, растерзала свою добычу и поела. У сырого мяса был легкий, почти неразличимый привкус. Внизу гремел и разбивался прибой.

Поев, Эйат полетела в глубь острова, теперь уже медленно. Она доберется до верхних плантаций и отдохнет там среди деревьев и цветов, в кружевной тени; потом опять поднимется в воздух; и все это время будет вспоминать Водана. Они так и не поженились, и ей нельзя возглавить его погребальный танец — поэтому сегодня она станцует ему свой, только для них двоих.

Она снизилась над фруктовым садом. От испарений, идущих от листьев и земли, в нем стоял легкий белый туман. Восходящие струйки воздуха ласкали ее. Она впивала запахи цветущей земли и легкими, и жабрами до шума в голове и звона в ушах. «Водан, — грезила она, — будь ты рядом, мы улетели бы вдвоем. Мы нашли бы место, где бы ты укрыл меня своими крыльями».

И он как бы пришел. Над головой захлопали крылья, и в воздухе повеяло мужчиной. Ее разум помутился. «Я, кажется, теряю сознание. Лучше сесть». Она нетвердо слетела вниз и тяжело опустилась наземь.

Вокруг стояли апельсиновые деревья, невысокие и не очень густо посаженные; в листве у них таинственно мерцали золотые фонарики. Недавно прополотая и взрыхленная почва лежала, обнаженная, под небом. Коричневая, мягкая и влажная, она ласкала ноги, тепло слепящего солнца согревало ее. Свет лился вниз, одуряющие запахи — вверх, и они сливались в одно.

Крылья на миг затмили Лауру. Он опустился. Она узнала Драуна.

Его гребень стоял торчком. Каждое перышко вокруг ухмыляющегося рта говорило: «Я так и знал, что найду тебя вот так, после того что случилось».

— Нет, — взмолилась она и расправила крылья, чтобы взлететь.

Напрягшийся Драун шагал к ней, раскинув руки и скрючив пальцы.

— Красавица моя, красавица, — хрипел он. — Кх-р-р.

Она взмахнула крыльями, и сила влилась в нее, но не ее сила. Эта сила сокрушила ее, как она сама крушила свою добычу.

— Водан! — вскричала она и кое-как оторвалась от кружащейся колесом земли, медленно и тяжко. Драун настиг ее и схватил когтями ног за крыло; оба упали.

Она царапала ему лицо и тянулась к ножу. Он ухватил ее за обе руки и притянул к себе.

— На самом-то деле ты не хочешь со мной драться, — шептал он, щекоча ей ухо. — Нет ведь? — Он обвил ее руки вокруг своей шеи и прижал ее к себе. Его широкие крылья вновь затмили солнце, а потом закрыли ей глаза.

Она стиснула его и охватила крыльями под этим покровом. И зажмурилась так, что перед глазами заплясали огоньки. «Водан, — промелькнуло сквозь шум в голове, — я буду думать, что он — это ты».

Но Водан не бросил бы ее потом лежать измученной и истерзанной, какой нашел ее Аринниан.

Табби еще спала, Холм все искал свою бедную подругу, Драун недавно улетел, сказав, что посмотрит, нельзя ли чем помочь, вассалы и рыбаки занялись своими делами. В утреннем поселке было тихо.

Рошфор прокрался обратно в спальню. Табита — одна из немногих известных ему женщин, которые даже в такой час хороши. Большое, крепкое, коричневое тело не обмякало и не отекало; короткие светлые кудри спутались так, что пальцы сами тянутся поиграть с ними. Она дышит глубоко и ровно, без храпа, хотя рот чуть приоткрыт и видны белые зубы. Наклонившись над ней в полосках света, падавших сквозь жалюзи, он не уловил никакого неприятного запаха — пахло только ею. Видны были следы высохших слез.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});