Священный огонь - Брюс Стерлинг

Поль уложил в шкатулку чашку и блюдце, почтительно и аккуратно поставил ее на полку.

— Вы готовы? Тогда пойдемте, нам пора.

Он вскинул на плечи рюкзак, открыл дверь, пропустил Майю и запер студию на ключ.

Они спустились по громко скрипящим ступеням. День был облачный и ветреный. Майа и Поль направились к Народной станции. Она шла рядом с ним, стараясь не отставать. На каблуках Майа была одного с ним роста.

— Поль, простите, пожалуйста, если я окажусь слишком прямолинейной. Я приехала издалека и многого не понимаю. Надеюсь, что вы простите меня. Вы преподаватель, поэтому, надеюсь, вы скажете мне правду.

— Я растроган вашим оптимизмом, — отозвался Поль.

— Прошу вас, не говорите так. Что мне сделать, чтобы вы сказали мне правду?

— Обозначьте предмет разговора, — любезно предложил ей Поль, — и тогда все недоразумения исчезнут сами собой. Чтобы не исказились обычные представления.

— Неужели?

— Уничтожение чисто человеческих условий предлагает нам целый набор новых творческих подходов. Эти возможности должны быть восприняты и постепенно расширены наследниками человечества. Искусственные миры — это не искусство, хотя они расширяют сферу воображения и работу подсознания. Но в то же время доказывают, что и воображение, и подсознание исчерпали свои ресурсы. Мы ценим иррациональность творческого импульса, но отрицаем роль или уместность галлюцинаций. Мы используем всю силу рационального сознания и научный метод, чтобы разрушить и уничтожить человеческую культуру.

Они спустились по лестнице в метро. Поль предусмотрительно достал из внутреннего кармана пиджака тонкую билетную пластинку.

— С человеческими условиями покончено. Природа мертва. Искусство мертво. Сознание легко формируется. А наука — это бездонная пороховая бочка. Мы столкнулись с новой реальностью. Прежде ее затемняли неизвестные миры живой природы, все незримые барьеры, созданные приматами. Мы должны соорудить работающий механизм, способный поднять на поверхность эту новую реальность. И его, на первый взгляд, бесцельные действия в результате сформируют сознание постчеловечества. — Рассеянный взгляд Поля стал более сосредоточенным и напряженным. — Но при этом мы должны действовать как политики и не расшатывать хрупкую поверхность старой человеческой цивилизации. Она стремится к утопическому спокойствию, но сама втайне травмирована изнутри, несмотря на все попытки исцелиться. Нам надо прорваться сквозь отмирающую оболочку устаревшей гуманистической программы. Мы должны постоянно менять психологические основы познания и общее состояние культуры. Нам нужны наглядные доказательства — честные, объективные свидетельства достигнутых результатов. Без каких-либо прикрас. Такова суть программы создателей искусственных миров.

— Понимаю. Вы можете купить мне билет?

— Билет на местный, пражский, поезд или билет до Штутгарта?

— На самом деле мне нужны оба билета. Я не отказалась бы от международного билета.

— Почему бы вам не воспользоваться моим европейским пропуском? Он действует до мая.

— А можно? Вы так щедры.

Он протянул ей тоненькую карточку:

— Возьмите, я могу получить другую карточку в университете. В Европе разные виды кредитов, все зависит от ситуации.

Поль приблизился к автомату и проделал несколько операций.

Они вошли в вагон пражского поезда. Держась за поручень, Майа смотрела на него. Ей нравилось, как он зачесывал за уши волосы. Она восхищалась смелым разлетом его темных подвижных бровей и линией полуопущенных век. Ей было хорошо стоять с ним рядом, таким молодым и сильным.

— Скажите мне что-нибудь еще, Поль. Продолжайте.

— Нам нужно творчески овладеть наступающей эпохой, мы должны быть готовы к этому. Ее богатый творческий потенциал сулит такие безграничные победы и так ценит смысл, что лишь готовые окунуться в этот водоворот преодолеют бремя единственности. Когда-нибудь даже чудовищная ненависть станет бессильной. Мы добьемся этого и вынесем ей приговор. Содержимое фантастически превратится в ее вместилище, и это само по себе великолепно! Фантастика неизбежно проникает в мир заурядных вещей, дайте только время… Время — наш неисчерпаемый ресурс. В норме уже нет никакой силы, ничего, кроме привычного распорядка.

— Как прекрасны ваши последние слова.

Он улыбнулся:

— Мне бы тоже хотелось так думать.

— А мне бы хотелось быть такой же прекрасной.

— Полагаю, что вы сейчас спутали разные категории и сделали логическую ошибку, моя дорогая.

— Ну, все равно, я бы могла сделать что-нибудь прекрасное.

— Возможно, вы уже сделали. — Он немного помолчал. — Красота — действительно интересное понятие. Пересечение трех миров…

Поезд остановился на Станции Музеев, и в вагон ввалилась орда туристов. Беспорядочная груда рюкзаков, сумок, разноязычная речь. Майа и Поль стояли среди этой толпы, держась за поручни. Он пытался убедить ее, что может потрясти Вселенную. Сдавленные толпой равнодушных чужаков, они оказались словно в ловушке.

В вагоне стало очень жарко. Судороги эхом отдались в глубинах ее существа. Когда она почувствовала, что боль отступила, то поняла — сегодня ей ничего не стоит решиться на безумный поступок. Автоматически совершить что-то спонтанное, сумасшедшее. Воспарить в небо. Взять неимоверную высоту. Распластаться на животе и поцеловать ногу полицейскому. Полететь на Луну, зарыться в ее белую, меловую почву и стать ее владелицей.

Поль глядел на нее с нескрываемым интересом. И она ослепительно улыбнулась ему.

На центральной железнодорожной станции Майа неторопливо пошла в дамскую комнату. Воспользовалась гигиенической машиной, выпила две чашки воды, привела себя в порядок. Миловидное лицо в зеркале, чуть покрытое испариной от принятого лекарства, огромные глаза, казалось, пылали священным огнем.

Поль обо всем позаботился. Он достал спальные места в первом классе поезда и принес маленький складной столик.

— Мне нравятся европейские поезда, — пробормотала Майа. Она сдвинула берет на затылок, обнажив высокий лоб. — Даже самые скорые, те, что большую часть пути едут в тоннелях.

— Может быть, вам имеет смысл добраться до Владивостока, — предложил Поль.

— Думаете, мне следует это сделать?

— Такова традиция нашей группы. Владивосток — крайняя точка евразийского континента. Теперь у вас есть еврокарта, а вы сами сказали, что любите путешествовать. Отчего бы не съездить во Владивосток? В одиночестве спокойно все обдумаете. Доедете до края Азии и вернетесь назад через четыре дня.

— А что бы я делала, оказавшись на побережье Тихого океана?

— Ну, будь вы одной из нас, то отправились бы в этот туманный владивостокский птайдеп, простите, я имел в виду Публичный пункт телеприсутствия, и воспользовались бы бесплатной возможностью. Наша группа создала во владивостокском ППТ постоянный спан. Любой жест, любой поступок, способный привлечь внимание сканера, будет автоматически передан по электронной почте любому пользователю нашей Сети.

— А как я узнаю, полезен или бесполезен мой жест или поступок?

— Благодаря интуиции, Майа. Если вы посмотрите другие передачи, это вам поможет. Дело не просто в человеческих суждениях — наша программа передач меняется, у нее свои собственные эволюционные стандарты. Это красота внутри красоты. — Поль улыбнулся. — Откуда человеку знать, ординарно или незаурядно то или иное явление? Да и что такое ординарность? Почему банальность при всей ее шаткости столь вездесуща? Мембрана между причудливым и скучным изначально тонка и пластична.

— Догадываюсь, что я много потеряла, не включившись в вашу Сеть.

— Несомненно.

— А почему ваша группа встречается в Праге, если вы и так общаетесь через Сеть?

Поль задумался.

— У вас есть с собой переводчик? Он работает?

— Да. Бенедетта подарила мне переводчик в «Голове». — Майа показала Полю свое алмазное ожерелье.

— Молодец, Бенедетта, я всегда высоко ее ценил. У всех приборов Бенедетты есть французский переводчик. Наденьте-ка его. — Поль прикрепил гладкую маленькую прокладку к своему уху.

Майа перебрала алмазные бусины и вставила в ухо золотое птичье гнездо. Поль заговорил по-французски.

— Надеюсь, вы меня понимаете.

— Да, мой аппарат отлично работает.

— На свете миллионы действующих переводчиков с наушниками. Это обычно в современном мире. Вы говорите по-английски, я — по-французски, что я сейчас и делаю, а машина нам разъясняет. И если посторонних шумов немного, а наша речь не перегружена жаргоном, если не слишком много людей говорят одновременно, если мы не затрагиваем контекст за пределами восприятия процессов в аппарате с его небольшой шкалой… если мы не усложняем разговор внесловесными проявлениями, например жестикуляцией или мимикой, что ж, тогда мы должны понять друг друга. — Он широко развел руками. — Если можно так выразиться, вопреки всем странностям, мы усиливаем человеческое понимание с помощью вставленной в ухо маленькой передающей мембраны.